8. Основой для самостоятельной эпиграфической датировки должен быть упомянутый выше свод русских датированных надписей X–XIV вв., включающий предметы с точно написанными датами и косвенно датируемые достаточно узким промежутком времени.

На этой основе создана полная азбука датированных надписей, дающая все варианты начертаний каждой буквы в каждой надписи. Такой принцип исключает возможность случайного отбора.

Абсолютно точным материалом могут служить только надписи, содержащие написанную дату. Косвенно же датируемые надписи сами еще подлежат проверке и изображены на таблице пунктиром.

Хронологический диапазон эпиграфической шкалы может быть расширен в сторону X и даже IX в. путем привлечения болгарской кирилловской эпиграфики, изученной К. Миятевым, В. Ивановой-Мавродиновой и С. Станчевым.

Небольшая группа надписей относится к середине XI в.; вторая группа охватывает первую треть XII в., затем наблюдается скопление надписей в 1160-е годы; следующее скопление их падает на предмонгольские годы. Далее следует перерыв в 80 лет, связанный с общим упадком после татарского разгрома, новая группа датированных надписей относится уже к 1320–1390 гг.

9. Помимо палеографической датировки, основанной на форме начертаний (с поправкой на материал надписи), эпиграфические памятники могут быть датированы стилистически, типологически, стратиграфически в том случае, если они содержат указания на определенных лиц или на события, — исторически.

Датировка по стилю художественных произведений (резные иконки, энколпионы, чеканные оклады или сосуды) или по типу археологических вещей (сосуды, пряслица) не отличается особой точностью и только в редких случаях может сузить дату, полученную путем палеографического анализа.

Большую точность может при благоприятных условиях дать стратиграфический метод датировки по условиям залегания находки в определенных археологических слоях. Стратиграфическая датировка отдельной вещи дает время попадания вещи в культурный слой, прекращение ее бытования (поломка вещи, утеря, пожар), но не всегда может определить время происхождения надписи на вещи. Известны случаи, когда печати X в. оказывались в слоях XII в., это означает, что древний документ, скрепленный печатью, дожил до XII в.

Знаменитая чара черниговского князя Владимира Давыдовича найдена в слоях XIII в. в татарском городе Сарае-Берке, тогда как надпись могла быть сделана только в 1140–1151 гг.

В некоторых случаях стратиграфическая датировка упрочняется количеством находок в разных местах. В качестве примера можно привести несколько десятков крестов-энколпионов, отлитых в одной литейной форме и найденных во многих русских городах всегда в слоях, связанных с пожарищами эпохи Батыя (1237–1240)[27].

Как мы видим, для того чтобы эпиграфика стала на прочное научное основание, необходимо: создание азбуки точно датированных надписей, выявление специфики разных способов написания, тщательный стилистический, типологический и стратиграфический анализ. Выполнение этих формальных требований позволит использовать обильный эпиграфический материал в качестве своеобразного, яркого и подчас незаменимого исторического источника.

10. Датировка эпиграфических материалов по упоминаемым в них именам или событиям является уже и анализом их по существу содержания.

Имена и изображения христианских патронов дают в наши руки нити связей с летописным или сфрагистическим материалом, но при всех логических построениях нужно помнить об условности тех или иных сближений. Окончательно можно принимать только те гипотезы, где сближения обосновываются с нескольких разных позиций.

Так называемая «черниговская гривна» — тяжелый золотой змеевик с именем Василия — давно уже связана с Владимиром-Василием Мономахом. Здесь как раз мы видим пример обоснования гипотезы с нескольких позиций:

а) палеографически «гривна» относится к XI–XII в.;

б) имя Василия носил Владимир Мономах;

в) дорогой золотой предмет весом в две гривны золота (около 186 г.) соответствовал княжескому достоинству (змеевик Василия по стоимости равнялся размеру годичной княжеской дани с города средних размеров);

г) змеевик найден на р. Белоусе в окрестностях Чернигова, где в 1078–1094 гг. постоянно охотился Мономах и где туры поднимали его на рога, лось топтал ногами, рысь прыгала на бедра, а вепрь «на бедре меч оттял». Потеря золотой гривны в охотничьих угодьях по Белоусу вполне естественна.

Менее обоснована гипотеза о принадлежности потира из Переяславля-Залесского князю Юрию Долгорукому. Она основана только на предании. Потир XII в. имеет в числе других изображение св. Георгия. Очень вероятно, что потир — вклад Георгия Владимировича в построенный им собор, но настаивать на этом нельзя.

11. Список вещей, связанных с теми или иными историческими лицами, можно пополнить.

При раскопках в Пинске на территории княжеского дворца XI–XII вв. был обнаружен фрагмент корчаги с надписью:

[28]. Т.В. Равдина связывает эту надпись с князем Ярополком Изяславичем (убит в 1086 г.), владевшим Владимиром Волынским и временно Туровом; предполагается, что и Пинск мог входить в его княжество. Однако был еще один князь Ярополк, непосредственно связанный с Пинском, но живший на сто лет позже. Уточнение даты позволит решить возникшую дилемму.

Эпиграфическая дата надписи очень широка — XI–XII вв. — и не может служить основанием для проверки.

Археологическая датировка тоже расплывчата, но некоторые основания все же дает. Культурный слой Пинска делится на 16 горизонтальных пластов; надпись найдена в десятом. Заметный по вещевым находкам рубеж домонгольской эпохи и эпохи монголо-татарского ига должен проходить где-то на уровне 8-9-го пластов, т. е. выше интересующей нас находки[29].

В одном горизонте с надписью обнаружено большое количество фигурной майолики для своеобразной керамической мозаики, характерной для конца XII в. (во Владимире 1185–1189 гг., а в Суздале — 1194 г.). Тем самым время фрагмента с надписью определяется как конец XII в. Именно в это время и упоминается пинский князь Ярополк Георгиевич, справлявший свою свадьбу в Пинске в 1192 г.[30] Не ему ли и принадлежало «Ярополче вино», налитое в корчагу?[31]

Второй пример приурочения надписей можно привести из области граффити.

В алтарной части Софийского собора в Киеве обнаружена на древней штукатурке надпись всего из 10 букв:

. Однако, несмотря на ее фрагментарность, есть ряд данных, позволяющих датировать ее с точностью до года:

а) надпись содержит обычную формулу «Господи, помози». Март… начало какого-то имени (Мартин, Мартемьян, Мартирий);

б) над надписью есть погрудное изображение бородатого мужчины без нимба, но в епископском полиставрии, что определяет заказчика надписи как епископа;

в) надпись вся выполнена великолепными заглавными буквами тератологического стиля XII–XIII вв.;

г) просматривая все материалы о русских епископах XII–XIII вв., которые могли бы иметь отношение к торжественной записи в Софии Киевской, мы находим только одно имя — Мартирия Новгородского, ставленника боярской партии, приглашенного в Киев митрополитом «с великою честью» в 1192 г. и помещавшего впоследствии на своих печатях киевскую оранту.

Возможно, что одним из элементов «великой чести» было изготовление огромной полутораметровой надписи из инициалов в ризнице Софийского собора в честь новопоставленного архиепископа[32].

Третий пример предположительного отнесения вещи к определенному историческому лицу нам дает анализ так называемой панагии из коллекции Н.М. Постникова, дважды опубликованной, но не комментировавшейся[33].