Я тяжело сглатываю, поскольку чем больше узнаю о том времени, тем больше кажется, что семья Натальи не имела отношения к причинам моего переезда.

Не говоря больше ни слова, я сажусь на заднее сиденье ожидающего нас автомобиля и смотрю в окно.

Дядя присоединяется ко мне, и мы молча едем к центральному городскому кладбищу, где похоронена мама.

Мне не удалось присутствовать на похоронах, но я знаю, что ее похоронили на семейном кладбище, даже если она была предательницей.

— Остальные члены семьи знают, что она была осведомителем? - Спрашиваю я, бросая взгляд на дядю.

Эрнандес кивает.

— Это Пабло узнал правду. Он приказал проследить за ней, чтобы подтвердить свои подозрения.

Я сжимаю челюсть, понимая, что если дон Пабло узнал о предательстве матери, то Эрнандес ничего не смог бы сделать, чтобы спасти ее.

Я замолкаю и смотрю, как за окном меняются пейзажи моего родного города, испытывая странное чувство ностальгии, когда мимо проносятся знакомые места.

Места, где я бывал с мамой и папой до того, как все пошло прахом.

Поездка занимает десять минут, пока мы не подъезжаем к богато украшенным воротам кладбища из кованого железа. Кладбище, которое мы с мамой посещали еженедельно, так как ей нравилось возлагать цветы на могилу своих родителей.

— Ты помнишь его? - Спрашивает Эрнандес.

Я киваю.

— Да, мы приезжали сюда каждую неделю.

Он улыбается, но улыбка не доходит до его глаз.

— Да, Инес любила регулярно навещать могилу наших родителей. - Он кивает в сторону ворот. — Иди и вырази свое почтение. Я оставлю тебя наедине и пойду, когда ты вернешься.

— Спасибо, - говорю я, выхожу из машины и иду на кладбище, которое так хорошо помню.

Я никогда не думал, что снова окажусь в Мексике, тем более в этом месте, куда так часто водила меня мама. Тропинки кажутся знакомыми, пока я пробираюсь к семейному участку Эстрада в центре кладбища.

Сердце бьется сильнее, когда подхожу ближе и узнаю два надгробных камня бабушки и дедушки. Они умерли, когда я был слишком мал, чтобы их запомнить.

Очевидно, они погибли в автомобильной катастрофе, но я уверен, что это, скорее всего, был не несчастный случай. Теперь я знаю правду о нашей семье и о том, во что мы втянуты.

Я замираю, когда замечаю новое надгробие из белого мрамора рядом с бабушкиным, и меня захлестывает волна эмоций. Медленно подхожу и опускаюсь перед ним на колени, когда вижу ее имя, высеченное на камне.

Инес Мартина Эстрада.

Я благодарен, что на её надгробии не написали фамилию моего отца.

— Я дома, mamá, - бормочу, осторожно прикладывая руку к её имени. — Прости, что потребовалось так много времени, чтобы навестить тебя, но у меня никогда не было такой возможности.

В горле образуется комок, и я пытаюсь его проглотить, слезы покалывают глаза. Я не даю им упасть, потому что плакать - это слабость.

Я трясу головой, борясь с различными эмоциями, бушующими в моем теле. Гнев, замешательство, грусть, предательство и скорбь. Если бы она не предала свою семью, она все еще была бы здесь, живая и здоровая.

Черт, возможно, мы бы до сих пор жили здесь, в Рейносе.

— Почему, mamá? - Спрашиваю я, желая, чтобы она могла мне ответить. — Почему ты это сделала?

Удивительно, но, несмотря на ненависть к дяде, я верю в то, что он мне рассказал. Эрнандес не из тех людей, которые лгут о таких вещах. С чего бы ему беспокоиться?

Мой отец, с другой стороны, был трусом, раз не встал перед доном Пабло и не сказал ему "нет", даже если отказ означал бы, что это должен был сделать кто-то другой. Для него отказ был бы верным смертным приговором, но это не меньше, чего он заслуживает. По крайней мере, я бы не провел все свое детство, ненавидя его так, как сейчас.

— Это уже не имеет значения, - обращаюсь к могильному камню. — Я просто рад, что смог приехать и попрощаться с тобой после шести долгих лет.

Я проглатываю ком в горле и встаю на ноги, размышляя, не была ли моя ненависть к девушке из семьи Гурин все это время совершенно необоснованной.

Я винил ее семью, а также отца и дядю, но мне было приятно вымещать свой гнев на ней. На девушке, которая не имела ко всему этому никакого отношения. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, и отворачиваюсь от маминой могилы, понимая, что теперь, когда стала известна полная история той ночи, всё изменилось.

Глава 20

Наталья

Когда машина въезжает в ворота академии на день раньше, я отчасти благодарна, что получила сообщение Евы. Даже если не понимаю, зачем ей понадобилось, чтобы все мы были здесь за день до начала семестра, идея вернуться раньше Элиаса была заманчивой.

Ева позвонила мне два дня назад и попросила приехать пораньше, потому что у нее есть грандиозные новости, которые она должна сообщить нам троим. Я пыталась расспросить ее об этом, но она отвечала загадками. Адрианна все равно собиралась вернуться пораньше, как она часто делает. Камилла тоже перенесла свое возвращение на сегодня.

Попов паркует машину перед внушительным зданием, выключает двигатель и выходит, чтобы открыть мне дверь.

Я выхожу и смотрю на академию, удивляясь, что совсем не ощущаю страха. Обычно каждый раз, когда я возвращаюсь, то чувствую только его, но с тех пор как между мной и Элиасом всё изменилось, я испытываю странное волнение от того, что снова увижу его, хотя он будет здесь только завтра вместе с остальными студентами.

Попов хватает мой чемодан с заднего сиденья машины и поднимает его по ступенькам к главному входу в школу, бросая на меня взгляд.

— Это все, мисс?

Я киваю.

— Да, спасибо. - Я улыбаюсь ему.

Он склоняет голову.

— Не за что. Приятного семестра.

Он поворачивается и уходит, оставляя меня в пустом коридоре.

Через несколько секунд я слышу стук каблуков по каменному полу, а затем вижу, как появляется Камилла.

— Вот ты где! Ты последняя. Я умираю от желания узнать, какие важные новости у Евы, но она настояла на том, чтобы дождаться твоего приезда. - Камилла крепко обнимает меня. — Как прошли каникулы?

Я тяжело сглатываю, ведь главным событием моих каникул была встреча с Элиасом, что чертовски жалко. Семья разрывается как никогда после того, как Яна предала Михаила, легко поддавшись на шантаж нью-йоркского пахана Андрея Петрова. Это было дерьмовое шоу, и я на самом деле рада оставить всё позади.

— Без происшествий, - лгу я, не желая вдаваться в подробности. — Как твои?

— Чертовски скучно, - говорит она, качая головой. — Отец не выпускал нас надолго из дома из-за того, что война усиливается.

Я киваю в ответ.

— Странно это говорить, но я рада вернуться.

Камилла улыбается.

— Я тоже. А теперь давай узнаем, что это за суперважные новости.

Она берет меня под руку, пока я другой рукой тащу чемодан по коридору в сторону женского общежития. Камилла открывает дверь с помощью своей карточки, я протаскиваю через нее сумку и сворачиваю по левому коридору к своей комнате. Она следует за мной.

Я оглядываюсь через плечо.

— Даже не дашь мне минутку, чтобы освоиться, да?

— Не будешь опаздывать в будущем, - говорит она, бросая на меня неодобрительный взгляд.

Я со смехом качаю головой.

— Я не могу контролировать долбанный трафик.

— Верно, но я умираю от желания узнать, что это за новости! Адрианна и Ева ждут нас в кафетерии. - Она спешит в мою комнату. — Теперь бросай сумку и пошли.

Я тяжело вздыхаю, чувствуя усталость после четырехчасовой поездки в Мэн.

— Хорошо. - В животе урчит, когда я открываю дверь в свою комнату. — В любом случае, я бы не отказалась от какой-нибудь еды.

Я задвигаю чемодан в дверь, а затем выскальзываю наружу, закрывая ее за собой.

Камилла снова переплетает свои руки с моими.

— Лучше бы Ева не рассказывала Адрианне без нас. - Она качает головой. — Иначе я убью ее.