Я пожимаю плечами.

— Я знаю ее секрет и использую его, чтобы мучить ее. Это все, что тебе нужно знать.

— Значит, она тебе не нравится?

Я приподнимаю бровь.

— К чему все эти вопросы? Беспокоишься, что Гурин снимет меня с рынка? - Я снова поддразниваю.

Он качает головой.

— Нет, просто услышал, что ее брат рассматривает кандидатуру для её брака.

— Что? - Спрашиваю, кровь отливает от моего лица.

— Я слышал от своей семьи, что Михаил ведет переговоры с семьей с восточного побережья о том, чтобы после окончания школы свести Наталью с их сыном. Если она тебе нравится, тебе нужно действовать быстро.

Ник смеется.

— Ты же знаешь, что Элиасу не нравится Наталья. Он ее чертовски ненавидит.

Алекс просто смотрит на меня, изучая мое лицо.

— Подумал, что ты захочешь знать, вот и все.

Я киваю в ответ, хрустя шеей.

— Ну, мне все равно, я собираюсь повеселиться с ней в этом году. После этого я покончу с Гурин.

Что-то тяжелое оседает у меня внутри, когда произношу эти слова. Желание разыскать Наталью и наброситься на нее за то, что она позволила своему брату отдать себя в руки другого, в то время как она принадлежит мне, сводит меня с ума.

Алекс садится на скамейку и откидывает голову назад.

— Как скажешь. И вообще, почему вы здесь, неудачники?

Риццо пожимает плечами, вытаскивая косяк травки.

— Нельзя курить в здании. - Он наклоняется вперед. — У кого-нибудь из вас есть прикурить?

Ник достает зажигалку, качая головой.

— Какой болван принесет косяк травки, но не возьмет зажигалку?

Риццо пожимает плечами и закуривает, делая долгую затяжку.

— Хочешь немного?

— Папа Римский - католик? - Спрашивает Ник, выхватывая сигарету у него из рук.

Я качаю головой, поскольку наркотики никогда не были моим стилем. Возможно, это из-за всего дерьма, что я видел в Мексике, и того, как наркотики разрушали жизни, но сам бы я не притронулся к этой дряни.

— Элиас? - Спрашивает Ник, протягивая мне косяк.

— Нет. - Машу отрицательно. — Забыл, что мне нужно кое-что сделать.

Я встаю, надеясь, что никто из них не станет расспрашивать меня о том, что именно. С тех пор, как Алекс сбросил на меня бомбу о том, что брат Натальи организовывает её брак, у меня появилась отчаянная, царапающая потребность разыскать ее.

— Как хочешь, - говорит Риццо, выхватывая сигарету у Ника и затягиваясь косяком. — Больше для нас.

Я ухожу, мое сердце колотится сильно и быстро, пока я пытаюсь пораскинуть мозгами, где сейчас может быть Наталья. Уже поздно, библиотека закрыта. Значит она либо в кафетерии, либо в общем зале, либо в женском общежитии. В последнее будет сложно попасть.

Я достаю свой мобильный и отправляю ей сообщение.

Где ты?

Я не особо надеюсь на ответ, поскольку она ужасно упряма в том, чтобы не отвечать на мои смс. Возможно, мне нужно быть с ней жестче. Я отправляю ей фотографию, которую сделал, когда она сосала мой член в переулке, вместе с сообщением.

Не забывай, кому ты принадлежишь.

Появляется сердитый эмодзи, за которым следуют слова.

В своей комнате.

Блядь.

Вытаскивай свою задницу из комнаты и встретимся в спортзале. Пять минут, или я разошлю это фото всем.

Это блеф, так как я не хочу, чтобы кто-нибудь когда-либо видел это, кроме меня. Фотография была сделана под влиянием момента, для моего собственного удовольствия.

Я ненавижу тебя.

Я ухмыляюсь на это и направляюсь в спортзал, надеясь, что там пусто. Сегодня занятий по расписанию нет, так что так и должно быть. Когда прихожу туда, там пусто, поэтому я сажусь на трибуну и жду.

Наталье требуется ровно пять минут. Когда она вальсирует в зал, я чувствую, как мой член твердеет, а пульс учащается. На ней откровенный топ с глубоким вырезом, демонстрирующий соблазнительное декольте. Волосы небрежно собраны в пучок, но почему-то это выглядит греховно. И пара обтягивающих леггинсов, которые подчеркивают каждый ее изгиб. У меня пересыхает в горле при виде нее.

— Чего ты хочешь? - спрашивает она, скрещивая руки. Это движение еще больше прижимает ее красивые, упругие груди друг к другу.

— До меня дошли слухи, которые, я надеюсь, не соответствуют действительности.

Она слегка наклоняет голову, ожидая от меня подробностей. Когда я ничего не говорю, она раздраженно фыркает.

— Что за слухи?

— Что твой брат согласился выдать тебя замуж.

Она хмурится.

— Этого не может быть. Кто тебе это сказал?

— Надежный источник, - говорю я, вставая и спускаясь к ней на основной корт. — Но как ты можешь принадлежать мне, если обещана кому-то другому?

Наталья качает головой.

— Михаил не выдаст меня замуж. Предполагается, что я возглавлю братву.

Я смеюсь над этим, потому что она наивна, если верит, что женщина может возглавить братву в одиночку. В Картеле и итальянской мафии есть женщины-лидеры. Черт возьми, даже в ирландских организациях есть несколько. Но для русских это неслыханно.

— Неужели ты действительно веришь, что мужчины из братвы последуют за тобой? За одинокой женщиной?

Ее плечи слегка опускаются, как будто я затронул что-то, что ее беспокоило.

— Я не знаю, - говорит она, внезапно становясь похожей на сломленную маленькую девочку, у которой разбились все мечты.

Ненавижу то, как болит моя грудь при виде этого.

Что, черт возьми, со мной не так?

Наталья Гурин не заслуживает моей жалости.

— Иди сюда, - говорю я, удивляясь мягкости своего тона. Предполагалось, что это прозвучит повелительно, но боюсь, что переход от чистой ненависти к желанию изменил динамику наших отношений.

Она не сопротивляется, подходит ко мне и останавливается всего в метре от меня. Ее глаза встречаются с моими, все еще вызывающие, но немного сломленные. Я хватаю ее за бедра и притягиваю ближе, вызывая тихий вздох.

— На зимних каникулах ты проверишь правдивость этих слухов. Ты поняла?

Наталья кивает.

— И если я узнаю, что это правда, то всё станет ужасно, bonita. - Я нежно касаюсь губами ее губ, заставляя ее вздрогнуть. — Ты принадлежишь мне. Никому другому. Пока я не отпущу тебя, ты моя.

А затем целую ее, мои губы прижимаются к ее со всей страстью, ненавистью и яростью, которые бурлят внутри меня. Это превращается в нечто неузнаваемое, когда я засовываю свой язык ей в рот, поглощая ее так, словно от этого зависит моя жизнь.

Наталья стонет, впиваясь ногтями мне в шею, и тоже углубляет поцелуй. Мой маленький питомец начинает понимать, что уступать легче и приятнее, чем бороться. Член набухает, и я твердо намерен войти в нее завтра ночью, забрать невинность и навсегда поселиться в ее душе.

Я просовываю руку ей в леггинсы и обхватываю ладонью киску, издавая стон, когда чувствую, какая она влажная.

— Такая жаждущая и готовая, и на день раньше, - выдыхаю я, отодвигая ее трусики в сторону и погружая пальцы внутрь нее. — Держу пари, последние две недели ты не переставала думать о том, что я собираюсь сделать с тобой завтра ночью, не так ли?

Ее грудь судорожно вздымается и опускается, когда она пытается перевести дыхание. Темно-карие глубины полны желания и гнева.

Я вытаскиваю из нее пальцы и облизываю их дочиста.

— Такая чертовски сладкая. - Хватаю ее за горло и притягиваю ближе. — Завтра вечером ровно в семь часов ты встретишься со мной в старых руинах. Никаких друзей. Только ты и я, зверушка.

Ее ноздри раздуваются.

— Прекрасно, - выплевывает она.

— Хорошая девочка, - говорю я, отпуская ее горло. — А теперь беги обратно в свою постель и заставь себя кончить, думая обо мне. - Я подмигиваю.

Ее глаза сужаются, она издает разочарованное хмыканье, прежде чем повернуться на пятках и уйти от меня. Я провожу рукой по своему члену, зная, что завтрашний вечер будет чертовски веселым.