– Труп… исчез… – уже вполне спокойно доложил он. Зато мы чуть не сели, хоть сидеть-то было не на чем.

– Старый, ну и шутки у тебя, – распахнула глазищи Любаша. – Первое апреля еще далеко, да и до Нового года еще три дня!

Хоть и временно я исполняла обязанности главного, но информации у меня явно было больше: еще накануне я самолично разрешила оставить труп овчарки на улице, так что, чей труп исчез, мне было понятно. Только вот куда и зачем? И кому он понадобился? Вопросов было несколько, а ответов – ни одного. Но факт налицо: трупа действительно не было. Даже при косом взгляде на Михалыча было понятно, что у него нет никакой гипотезы по поводу происшедшего. Более того, оба, и он и Любаня, ждали моего решения и особо думать по этому поводу не собирались – не их опять-таки забота. Мы стали ощутимо замерзать, нос и щеки Любаши заалели, а у Михалыча стали сизыми. Пора было возвращаться в кабинет и в тепле обдумать ситуацию. Опять же вот-вот придет машина, и требуется исправить в документах количество, которое совершенно очевидно уменьшилось на единицу. Заниматься исправлениями я отправила Любашу. Сама же попыталась выяснить, кто и когда видел пропавший труп последним. Много времени это не заняло, да и допрашивать было почти некого. Но кое-какие факты прибавились: через час после того, как труп вытащили на улицу, его еще кое-кто видел, а вот дальше все опрошенные сомневались. Выходило, что пропасть он мог и вчера. Понятно, что надо еще раз более внимательно осмотреть место происшествия, то бишь двор. Туда я и отправилась. На самом крыльце ничего путного не было, все, что можно, уже было затоптано, а вот чуть дальше, за расчищенной тропинкой кое-что было – следы, явно собачьи, которые вели в глубину и терялись в занесенном снегом кустарнике. И следы явно большой собаки!

Получалось, что труп ушел самостоятельно по направлению к лесу! Но территория лечебницы отделена от леса высоченным бетонным забором, а значит, совсем покинуть лечебницу труп (или уже не труп?) не мог. По крайней мере, собаке, даже крупной, перемахнуть через такой забор не под силу. Прежде чем предпринять основательный обыск местности, я еще убедилась, что через ворота, практически постоянно запертые, никто не выходил и не выезжал. Замок на них не трогали уже несколько дней, да и ключи были у меня в кабинете. Интересная история начинает рисоваться! Но как все это могло получиться?

Не хватало одной детали, а чтобы ее получить, требовалось вернуться в лечебницу и еще раз порасспрашивать Михалыча. Его я нашла на кухне за стаканом чая. Чая ли? С мороза нос хорошо улавливает запахи, точно пахло чаем, искомого запаха вчерашней самогонки не было. Вот опять же, не забыть осторожненько выяснить, сколько на самом деле вчера для согрева было выпито. Мне не скажут, значит, надо подключить Любашу, при ее разведывательных способностях такое задание – семечки, а мне эта информация необходима, надо знать, до какой степени можно положиться на показания о происшествии выпивших людей. Но сначала все-таки надо задать Михалычу один вопрос.

– Ремонтники из электросети вчера приезжали?

– Были, только ближе к вечеру, – без запинки прозвучало в ответ.

Вот и последнее звено… Но я ошибалась, оно не было последним…

Отпала надобность в обыске внутреннего двора. Я и так уже все знала. Из-за неисправности прибора овчарку вчера не умертвили, а только ввели в шоковое состояние. Через какое-то время она пришла в себя и преспокойно убралась подальше от опасного места. Но сутки на таком морозе? Без еды? Нет! Надо все-таки обыскать двор, потому как покинуть его она не могла.

Новость быстро облетела лечебницу и послужила вполне заметному всплеску жизнедеятельности, подняв стройными рядами всех на поиски ожившего беглеца. Но единственное, чего мы добились, несмотря на усилия, это то, что в самом дальнем и заснеженном углу довелось на несколько минут увидеть Дика. Загнанный в этот самый угол, он весьма недвусмысленно показывал нам зубы и рычал по мере нашего приближения. Мы продвигались медленно. Мешал глубокий снег. Но на самом деле никому не хотелось получить, по заслугам разумеется, отметку на долгую память с помощью блестевших снежной белизной клыков обозленной собаки.

Пришлось на некоторое время организованно отступить для военного совета. Вопрос стоял один: как его поймать? Нельзя же оставлять больную собаку на морозе! А если пес вырвется на улицу? С его эпилептическими припадками он может натворить много дел! Вариантов было много, но все они были рискованными [4] . Несколько дней в запасе у нас было, во-первых, потому что, пока не пойдет снег, у собаки не будет возможности перебраться через забор, а во-вторых, проголодавшись, пес вынужден будет пойти на уступки и на поиски пищи. Дальше этого наша общая фантазия пока не простиралась.

Следующие несколько дней прошли под знаком перемен наших планов и действий. Была перепробована куча способов и вариантов от самого разумного до безумного. Все они кончались прахом! В конце концов мы смирились. И каждый день начинался вопросом: зашел ли пес в поисках еды или тепла в лечебницу? Мы даже привыкли от ночных дежурных получать отрицательный ответ.

С другой стороны, чего проще было найти хозяйку Дика, но вот беда: она так быстро ушла, а я, растяпа, не успела записать ее адрес.

Меня не оставляло ощущение надвигающейся грозы. И она грянула… Аккурат сразу после Нового года. Когда я пришла после новогодних праздников на работу, в ответ на немой вопрос бабка Шура доложила:

– Все. Ушел. – И скрылась в служебных помещениях, предоставив мне в одиночестве переваривать новость. Собственно, когда-нибудь это все равно бы случилось. Только вот что теперь будет дальше? Делать было нечего, что будет, то и будет. Перемелется – мука будет, вспомнила я любимую присловку моей бабушки и с относительно спокойной совестью углубилась в отчеты. Сроки их сдачи поджимали, а получать пистон по этому поводу как-то не очень хотелось, потому что в прогнозе маячил пистон за овчарку, а это уже – перебор. День прошел буднично и не принес никаких новостей. Зато другой…

Меня уже ждали, это я увидела, еще только подходя к лечебнице. Перед входом нервно прохаживалась знакомая мне пожилая женщина – хозяйка Дика. Только я успела подумать, что хорошо то, что пес, по-видимому, вернулся домой, а не блуждает по улице, иначе почему бы пришла хозяйка? Но эту «благую» мысль как ветром сдули несколько следующих минут. Я их опускаю, не обладаю талантом описывать разбуженные праведным гневом человеческие эмоции. Все упреки я заслужила и должна была их смиренно выслушать. Только вот еще одна мысль не давала мне возможности окончательно смириться с головомойкой – а куда делись мои любимые сослуживцы? Не иначе как отсиживаются за закрытыми дверями. Вот предатели! Оказывается, быть начальником не так и хорошо! Всегда есть две стороны медали.

Прошло минут десять, и сильный «шторм» начал стихать. Мне обязательно нужно поговорить с этой женщиной. Очень надо! Все дни, когда беглец блуждал по территории лечебницы, никто не видел ни одного припадка. Это еще не факт, могли ведь просто не увидеть, но наводило на размышления и будоражило мое профессиональное любопытство. А вдруг… Но прежде надо выяснить, для выводов еще очень мало информации.

Тем временем женщина замолчала, видимо, собираясь с силами для новой серии упреков и определений нашей «проклятой лечебницы и не врачей, а вредителей, у которых дипломы надо отнимать и публично на площади сжигать вместе с их обладателями». Надо было срочно воспользоваться образовавшейся паузой и сменить тему. Я быстро спросила:

– А припадки-то у него есть?

– А… вроде… и нет, – после минутной паузы, озадаченная неожиданным вопросом, неуверенно произнесла женщина. Подумав еще немного, она уже твердо сказала: – Не было ни одного! Доктор! А… как же это?

– Пошли, поговорим спокойно. Я вам все расскажу, а вы – мне. По-моему, это будет справедливо. – И мы, как и тогда, в первый раз, отправились в кабинет. По дороге никого не встретили – отсиживаются, предатели, и делают вид, что ни о чем не знают. За чаем вот послать некого. Но это – потом. Сначала мои вопросы.