Интересно, что в этот раз напишут врачи? Как обычно, инфаркт, инсульт? Нынче никто не удивляется, что болезни косят молодых и внешне здоровых.
Впрочем, об этом думать пока рано. Да и, вообще, это уже не моё дело. Что станет с Адамом О’Нилом после того, как я его покину, это уже не моё дело.
И не стоит портить себе настроение такими глупостями.
Мне на пути попадается круглосуточная забегаловка. Невероятный аромат кофе умудряется просачиваться на улицу даже через закрытую плотно дверь. Я, не раздумывая, сворачиваю туда.
Сонная девчонка за стойкой смотрит на меня удивлённо, а потом мило улыбается.
– Двойной эспрессо, пожалуйста, – не раздумывая, прошу я.
Девчонка, пока варит кофе, косится на меня и снова улыбается.
– Тяжёлая ночка? – наконец не выдерживает она.
– Нет, ночка была отличная, а вот утро… – усмехаюсь я. Она продолжает изучать мой странный вид. И я со смешком добавляю: – Муж моей любовницы внезапно вернулся, пришлось уносить ноги… так сказать налегке…
Девчонка оторопело хлопает глазами от моих откровений, ставит передо мной пластиковый стаканчик с кофе и вдруг начинает хохотать.
– Повезло, что не пришлось прыгать с балкона нагишом! – даваясь смехом, заявляет она.
Я поддерживаю её таким же истеричным хохотом. Потом подмигиваю, оставляю на стойке сотню и, пожелав хорошего дня, поспешно выхожу, пока она не очнулась от шока и не бросилась за мной, чтобы отдать сдачу.
Первый глоток кофе обжигает, согревает и возвращает меня к жизни. Голова всё ещё гудит, но с каждым новым глотком всё меньше и меньше. Мир внезапно преображается.
Теперь это утро кажется мне ещё прекраснее. И даже в сером тумане я нахожу особую прелесть.
И даже почти стирается из памяти образ Иты, застывшей у окна, будто статуя из мрамора или льда.
Я сделал всё правильно. И знаю это. Иногда нужно сделать больно. Сделать очень больно. Но один раз. Это лучше, чем бесконечная агония.
Если бы у людей, как у меня, было всего три ночи, они не тянули бы с решениями, не маялись бы ожиданием и… Наверное, они смогли бы осознать одну простую, но очень важную вещь – будущего нет, как нет и прошлого, есть только миг, один короткий миг, в котором и заключается вся их жизнь.
Я допиваю кофе, выбрасываю стаканчик в урну и бодрым шагом направляюсь к ночному клубу, где зажигал совсем недавно.
Он тих и угрюм. Весёлые посетители уже разбежались по домам. Парковка почти пуста. Меня здесь, к счастью, никто не поджидает.
Я забираюсь в свою машину. Вдыхаю запах дорогой кожи и не менее дорогого парфюма Адама с лёгкой примесью духов Иты, и ловлю себя на ощущении дежавю.
Всё прямо как вчера… Я включаю радио и…
Нет, это точно какая-то шутка мироздания. Снова Стинг с его «Stolen Сar».
Эта песня становится моим персональным гимном.
Что ж, моя украденная тачка, вези меня в новую жизнь!
Меня ждёт жена. Вернее, она, конечно, меня уже не ждёт. Но я всё равно еду к ней.
Надеюсь, сюрприз будет приятным.
***
10 Ночь вторая
– Привет!
Я знаю, где застать мою жену в столь ранний час – разумеется, на кухне.
Дорогу япомню, но по пути всё равно оглядываюсь заинтересованно, будто первый раз иду по собственному дому. Мне нравится разглядывать собственными глазами и оценивать то, к чему Адам давно привык.
Его дом мне нравится. Как и его машина, и жена, и любовница.
Многие смертные думают, что истинное зло предпочитает обитать во мраке, в сырых подземельях, затхлых подвалах или, на крайний случай, на кладбищах. А истинное зло обожает роскошь и уют.
Не верите? Тогда вы явно не вхожи ввысшее общество.
Но я сейчас не об этом, а о нашем доме.
Здесь светло, уютно, просторно. Это именно дом, а не просто стены и мебель. Но в том, разумеется, нет заслуги самого О’Нила. Ну, разве что, финансово поучаствовал. А свила это гнёздышко, конечно же, Онора.
Она сейчас на кухне. Я улавливаю её присутствие на расстоянии, вместе с божественным ароматом свежей выпечки. И иду на запах, как на звук волшебной флейты.
Кажется, сегодня на завтрак медовые блинчики, которые так любят мои дети.
Я-Адам их тоже люблю, хоть и не говорю об этом никогда, не считаю важным благодарить жену за завтрак или ужин.
И вот я вхожу и говорю: «Привет». Так просто, будто не пропадал всю ночь неизвестно где. То есть, конечно, известно. И подозреваю, что не только мне.
Онора с грохотом роняет сковороду на плиту, резко оборачивается и пару секунд изумлённо смотрит на меня. Я успеваю за эти мгновения оценить её с ног до головы…
Что ж, не такая маняще-сладкая, как Ита. Более сдержанная, серьёзная, закрытая. Более… взрослая. Нет, нет, не старая, а именно взрослая. Онора младше мужа на пять лет, и выглядит на свой возраст. Она ухоженная, элегантная, стройная. Тщательно следит за собой, за своей одеждой, прической, кожей, фигурой.
Как следит и за этим домом, и за двумя детьми-погодками. Эта женщина – истинная леди. В былые времена она, наверняка, была хозяйкой какого-нибудь поместья или замка.
Я снова ни черта не понимаю. Что такие женщины находят в ничтожестве, тело которого я взял поносить?
Я смотрю на жену с искренним восхищением.
Она на меня с недоверчивым изумлением и растерянностью. Явно не ждала…
– Адам… ты же… – даже голос Оноры звучит ошеломлённо. Но она тут же берёт себя в руки: – Привет!
– Рейс отменили, – пожимаю я плечами. – Непогода, туман… Прождал всю ночь вылет, но самолёт так и не поставили. Пришлось звонить партнёрам… извиняться и… переносить встречу.
Она пристально смотрит на мою помятую одежду и не менее помятое лицо в свежих ссадинах. Я сам его оценить не успел, но, полагаю, следы вчерашней драки никуда не исчезли, а стали лишь краше.
Онора кивает и отворачивается обратно к плите.
Детям на завтрак нужны блинчики, а не скандал.
Впрочем, не представляю мою жену скандалящей. Она точно не будет закатывать истерику, скорее уж молча соберёт чемодан и уйдет, хлопнув дверью, обдав меня напоследок волной ледяного презрения. Или выставит за дверь меня самого. Имущество у нас общее, но я всё-таки работаю на её отца…
Вообще, Адам – рисковый парень! Изменять женщине, от которой зависит всё в твоей жизни… это не только идиотизм, но ещё и какой-то извращённый вид экстрима.
– А что у тебя с лицом? – сдержанно интересуется Онора, таким невозмутимым тоном, словно предлагает мне выпить чашку чая.
При этом она продолжает жарить блинчики. И я, не удержавшись, подхожу ближе и утаскиваю с большого блюда самый верхний, самый горячий. Он жжёт пальцы, губы и язык, но я упрямо жую. Мне хочется мурчать от удовольствия. Как же вкусно!
Но вместо этого я продолжаю врать на ходу, сделав максимально виноватое лицо:
– Прости! Я… вчера так психанул из-за этой задержки вылета, что решил немного выпить… прямо там, в аэропорту… исключительно, чтобы расслабиться… Но… кажется, не рассчитал и здорово перебрал. Да ещё и сцепился там с одним нахалом, который... тоже сильно перенервничал.
Она поворачивается ко мне, смотрит исподлобья, будто решает поверить мне или просто огреть сковородой.
– Прости! – вздыхаю я, изображая искреннее раскаяние. – Знаю, что выгляжу свински. Но я сейчас схожу в душ, побреюсь и постараюсь вернуть себе человеческий облик. Ну а, это… Может, замаскируем мои ссадины под боевые шрамы? Как думаешь, образ побитого жизнью рыцаря годится для Хэллоуина?
– Хэллоуина… – растерянно повторяет за мной Онора. И я вижу, как прямо на глазах меняется выражение её лица.
– Ну да… сегодня же Хэллоуин… Во сколько там у нас мероприятие? Я ещё успею в душ?
– У нас? – снова недоверчиво переспрашивает жена. – Ты… что… хочешь сказать, что поедешь с нами?
– Ну, разумеется, Нора! Раз уж само провидение вмешалось и отправило меня домой вместо командировки, как я теперь могу пропустить такое событие? Конечно, я еду с вами. Но… после душа. Так… сколько у меня времени?