Через десять минут Киран становится обладателем серо-зелёного лица и шикарного боевого раскраса. Причём я рисую ему такие же грубо заштопанные шрамы, как и у меня. Вот так! Сразу видно, что мы родня.

Мальчик доволен. Теперь его образ куда круче, чем с несуразной маской.

Если в этом мире осталась хоть какая-то справедливость, мои дети непременно выиграют конкурс на лучший костюм к Хэллоуину! Мои дети… Да уж! Смешно.

Дальше-больше…

Онора не ругает нас за то, что мы без спроса залезли в её косметичку. Она вдруг тоже загорается этой идеей, заявляет, что не хочет быть бледным пятном на нашем фоне, и, дожарив блинчики, уходит рисовать праздничный макияж себе.

Нора выбирает элегантный образ в стиле Мартишии Адамс: высветляет лицо, наносит тёмные тени и вишневую помаду, распускает и выпрямляет волосы, надевает строгое черное платье-футляр и гранатовое колье, словом превращается в женскую версию графа Дракулы. Я так и жду, что сейчас она улыбнётся и сверкнёт клыками.

***

В итоге я еду в машине в компании симпатичной маленькой банши, сурового зелёного орка и обворожительной вампирши... А на мне самом строгий чёрный костюм – почти смокинг, галстук-бабочка и зловещие шрамы на лице. Ну, прямо семейка Адамс!

Мне нравится!

Это действительно так – мы сейчас не просто выглядим как семья, мы и есть семья.

Я искоса бросаю взгляды на свою жену и улыбаюсь слегка ошеломлённо.

Она невероятно соблазнительная, и улыбка на вишнёвых губах такая озорная и дразнящая. Я думаю о том, какие они на вкус, её губы… И на ум приходит сравнение с хорошим красным вином.

Ей идёт этот образ роковой женщины. Но искренняя, задорная улыбка идёт ещё больше. Я смотрю на неё, смотрю, смотрю… невольно отвлекаясь от дороги – благо, сейчас почти нет машин. Смотрю… и своим глазам не верю.

Впрочем, она, кажется, тоже. Онора поглядывает на меня с изумлением, будто пытается прочитать мои мысли и понять, куда исчез её муж, и кто этот незнакомец рядом. И она в своих размышлениях не так уж далека от истины.

А ещё, наверняка, гадает, что же я такого натворил этой ночью…

Ну да…косякдолжен быть очень серьёзным, раз Адам взялся играть роль примерного семьянина.

Ты права, моя дорогая – этой ночью я был очень и очень плохим мальчиком, я был дрянным мужем. И если уж говорить честно, дрянным мужем я был не только этой ночью, я им был всегда.

Сейчас я это очень хорошо знаю. Глядя на свою жену и детей, я не понимаю, как можно было быть таким идиотом. Как можно было добровольно отказаться от всего этого ради…

Нет, я даже не про Иту. Ведь Ита была не одна такая. Просто она задержалась на год. А сколько проскочило мимолётно, так что я даже имён не запомнил.

Я про всё это… сиюминутное, пустое, бессмысленное. Всё, чего так требовала внутренняя суть Адама, где давно уже свили гнездо три главных демона человечества: похоть, потребительство и тщеславие.

Меня как магнитом тянет к роскошной, полной достоинства и грации женщине, что сидит со мной рядом. Неужели это моя жена? И это её Адам считал заурядной, неброской и скучной до занудства?

Меня неожиданно захлёстывает волной досады и горечи. Впервые я понимаю, что не хочу это всё терять, что мне мало этих трёх ночей, после которых всё снова закончится. Понимаю, что никогда не забуду этот Самайн.

Я завидую Адаму, имевшему и не ценившему всё это, и ненависть к нему вонзается в моё сердце как ядовитый шип, проходит насквозь, тревожа свежую рану зазубринами отчаяния.

– Адам, ты в порядке? – с беспокойством заглядывает мне в глаза Онора. Её рука на миг накрывает мою.

Я ловлю её, притягиваю и целую в самый центр горячей ладошки. Она смущённо краснеет и улыбается. Детишки шкодливо хихикают, заметив наши нежности.

И желчь внутри меня растворяется, сменяясь щемящей, сладкой, счастливой болью.

– Всё хорошо, – заверяю я, с трудом проглатывая застрявший в горле ком.

Ловлю себя на том, что мне невыносимо хочется сделать для Оноры что-то приятное, трогательное, незабываемое…

Чтобы, когда всё это закончится, я-Адам остался в её памяти именно таким, как сегодня, как сейчас – заботливым, влюблённым, улыбающимся. Чтобы она вспоминала этот –наш самый счастливый– день, а не годы одиночества, обид и непонимания.

И мы едем в кафе – есть мороженое. Заказываем фирменный микс – большую тарелку разноцветных шариков, и с азартом сражаясь за самые вкусные из них, затеваем весёлую игру – пытаемся угадать каждый вкус. Официант вообще-то принёс нам карточку с подсказками, где все оригинальные названия сортов указаны. Но мы туда пока не подглядываем, ведь угадывать гораздо интереснее, а выдумывать свои – и того круче.

Кажется, это мороженое самое вкусное, что мне доводилось пробовать в человеческой шкуре. Самое вкусное после блинчиков Оноры…

А потом мы отправляемся в школу.

Сегодня она похожа на старый замок с паутиной и призраками. Учителя, родители и дети постарались на славу, украсили её не только тыквами, но гирляндами и всяческими жуткими атрибутами.

Онора знакомит меня с учителями наших детей, с кем-то из родителей. Я никого тут не знаю, но все мне улыбаются, и это кажется искренним.

Шумный праздник неожиданно увлекает. Дети показывают нам забавные сценки, участвуют в конкурсах. Мы с Онорой болеем за наших, кричим так, что уже охрипли голоса, и это приносит плоды. С такой мощной поддержкой дети выигрывают несколько раз.

А в конце вечера… Лил и Кирана всё-таки выбирают в пятёрку лучших костюмов этого Хэллоуина.

Домой мы возвращаемся такие уставшие, что дети засыпают прямо в машине на заднем сидении, но при этом такие безумно счастливые, что улыбки словно приклеились навсегда к нашим лицам. Лил и Киран даже во сне продолжают улыбаться. А мы смотрим на них в зеркало и, конечно, тоже улыбаемся.

Я поочерёдно на руках отношу детей в дом. Онора укладывает их в постели.

А потом… я смотрю в её глаза, беру молча за руку и веду за собой.

Наша ночь ещё не закончилась, она только-только начинается…

***

В нашем доме есть особое место…

Небольшая комната с эркером, выходящим в сад. Летом за огромными панорамными окнами всегда море зелени и цветов на клумбах, осенью картина за стеклом и вовсе пестрит разноцветными красками.

Да и внутри очень уютно: электрокамин, весьма реалистично имитирующий настоящее пламя, мягкий подоконник с горкой симпатичных подушек, уютный диванчик, на полу белый ковёр с длинным ворсом – стилизация под овечью шкуру.

А ещё эта комната – настоящий зимний сад. Онора, будто ей мало зелени за окнами, здесь, внутри, всё декорировала разнообразными комнатными растениями. Словом, это место прямо дышит уютом и домашним теплом. Даже сейчас, когда за окнами уже безмолвная, беспросветная ночь, и наш прекрасный сад тонет в чернильном мраке ноября.

Утром я заходил сюда. Постоял, посмотрел…

И вдруг поймал себя на горчаще-сладостной догадке, что всё это когда-то Онора делала для меня, вернее, для своего Адама.

Наверное, она мечтала, как вечерами, уложив детей спать, мы будем сидеть на этом диванчике, тесно прижимаясь друг к другу, под одним мягким уютным пледом, смотреть на огонь, слушать треск искусственного пламени и тишину, целоваться...

Но мечтам её не дано было сбыться. Адам редко сюда захаживал, чтобы полюбоваться этой красотой. И уж тем более свои вечера он предпочитал проводить иначе.

И мне вдруг так захотелось исправить эту несправедливость!

Пришлось, конечно, подготовиться в паузах между наведением боевого раскраса, поеданием мороженого и увлечённым празднованием Хэллоуина. Я успел позвонить в службу доставки еды (и не только еды).

И сейчас, пока Онора укладывала детей спать, умудрился не только встретить подъехавшего так вовремя курьера, но и приготовить всё для небольшого сюрприза.

Ведь мечты должны сбываться. Кажется, так принято говорить у людей.