Может, позвать Онору и детей и поехать прямо сейчас на побережье? Конечно, уже поздно… Но вдруг нам повезёт, и мы успеем увидеть закат…

Я всегда стараюсь добраться до моря вмои три ночи.Но, кажется, в этот раз я нашёл нечто столь же прекрасное, как океан. Отвлёкся, и совсем забыл о своей любимой традиции. Пусть так…

Море вечно. Оно меня ещё дождётся.

По дороге домой заезжаю в цветочную лавку. Растерянно оглядываюсь, понимая, что тут можно бродить целый час, и просто спрашиваю, есть ли у них пионы. Я далёк от садоводства, но понимаю, что искать пионы в ноябре по меньшей мере странно…

Но чудо случается. У них не только есть пионы, они ещё и белоснежные.

Я забираю все – целую охапку, похожую на пушистое летнее облако… А как они благоухают!

Теперь можно и домой.

***

Меня встречает странная тишина. От неё по коже бегут неприятные зябкие мурашки. Я настороженно вхожу в гостиную, замираю на пороге…

Онора сидит на диванчике, спиной ко мне, понуро, словно кукла-марионетка, у которой оборвались нити. Телевизор работает, на его экране что-то мелькает, но я не обращаю на это внимание, как и она сама. Звук выключен. И, кажется, что и сама Нора будто отключилась от пространства вокруг.

– Нора… что случилось? – я бросаю букет на журнальный столик, опускаюсь на пол у её ног, встревоженно заглядываю в лицо.

Она протягивает мне телефон, который держит в руках. Я его даже не замечаю сначала.

С минуту я молча смотрю на видео, которое повторяется по кругу, и никак не могу взять в толк – что это, кто это, и зачем жена мне это показывает.

А потом… узнаю себя.

– Это сегодня обошло все соцсети и новостные каналы в городе. И, наверное… не только в городе, – глухо произносит Онора. – Ты теперь звезда, Адам! Поздравляю!

Я поднимаю глаза, но горло перехватывает… Я не знаю, что сказать.

И всё-таки пытаюсь:

– Нора… послушай… я

– Не надо, Адам! Не надо! Мне не нужны твои оправдания. Ничего не хочу слышать! – качает она головой, устало и обречённо. – Я знаю, что ты мне изменяешь. Давно знаю. Но… я… всё надеялась на что-то. Ждала, что ты вспомнишь про совесть, образумишься, поймешь, что так жить нельзя… Думала, у нас ещё есть шанс. Вчера… я почти поверила в это – в то, что у нас ещё всё может быть снова. А сегодня… Господи, какая я дура! Нужно было давно подать на развод.

Мне так больно и жутко смотреть на неё такую. Кажется, что из меня выдирают внутренности. И я снова бормочу, с трудом справляясь с собственным одеревеневшем языком:

– Нора… прости меня!

– Я прощала, Адам. Прощала, пока это касалось только нас с тобой, – она качает головой. – А теперь… Ты опозорил нас на весь город. Но на соседей мне наплевать. А вот на моих детей нет. Ты подумал, что их ждёт в школе? А о том, как мне теперь смотреть в глаза моему отцу? Ты думал об этом, когда пьяный в стельку лапал свою шлюху, кривляясь на камеру?

– Нора…

– Уходи! Просто уходи, Адам! Я уже позвонила адвокату. Развода не избежать. Поэтому просто уходи сейчас! Пожалуйста…

– Послушай меня, прошу, просто послушай! – я ловлю её руку, но она отдёргивает её, будто моя ладонь – это ядовитая змея или какое-нибудь гадкое создание.

– Онора, просто послушай! Мне очень жаль, Нора! Мне чертовски жаль!

Глаза её блестят, но она не позволяет слезам сорваться с ресниц.

– Слишком поздно, Адам!

– Я знаю, Нора, знаю, что поздно. Вот поэтому… мне так жаль! Жаль, что я уже ничего не могу исправить! А мне очень хочется!

Задыхаясь от боли, я торопливо высекаю слова, как искры. Мне страшно, что она не позволит мне сказать всё, что я должен произнести сейчас. Потому что второго шанса у меня уже не будет, не будет никогда.

– Прости за то, что я сделал с нами! Я это говорю не для того, чтобы ты меня обратно приняла. Я знаю, что назад пути нет. Просто… ты не представляешь, как я себя ненавижу за всё это. За то, что довёл до такого. Нора, я таким идиотом был! И я… я только вчера это понял. Знаю, ты не поверишь. Но я всё равно скажу. Может, потом… ты вспомнишь мои слова… Я только вчера всё понял! Понял, какая я сволочь! Понял, как я тебя люблю! Понял, что отдал бы всё, чтобы исправить свои косяки, чтобы сделать тебя счастливой! Жаль… что я уже ничего этого сделать не смогу. Просто знай… Я очень люблю тебя! Тебя, и Лил, и Кирана! Это правда. Я люблю тебя!

Она судорожно вздохнула и сказала почти те же слова, что я уже слышала в свой первый рассвет от Иты:

– И я люблю тебя, Адам! Очень люблю. Но сейчас уходи! Уходи!

Я молча встал и вышел, оставив на столике охапку белых пионов.

До последнего ждал, что она позовёт, но Онора не окликнула и не пошла следом.

***

Я еду по ночному городу. Еду на той самой машине, которую украл в Самайн. На машине, с которой всё началось.

Еду неторопливо, смотрю на жёлтые фонари, на уже потрёпанные и потерявшие свой пафосный вид праздничные украшения. Ещё два-три дня, и они станут никому не нужны, сыграют свою роль и отправляется в мусорные баки. От них просто избавятся за ненадобностью.

Я еду, открыв окна, глубоко вдыхая ледяной ноябрьский воздух, подставляя лицо ветру.

Играет Стинг. «Stolen Сar»… Мне нравится. Нравится добивать себя этой песней.

С неё ведь тоже всё началось. Так пусть ей и закончится.

Я кручу эту композицию по кругу, наверное, уже в двадцатый раз, словно это какая-то изощрённая пытка. Мне хочется выть. Эта чертова песня разрывает мне душу в клочья.

Твою ж! А ведь три ночи назад я даже не знал, что она у меня есть – эта чёртова душа.

С усмешкой думаю, что мне удалось прожить целую жизнь за эти три ночи, целую жизнь со всеми её причудами и выкрутасами, взлётами в небеса и падениями на самое дно.

Сначала была безбашенная юность – с клубами, девочками, алкоголем и драками. Необузданное веселье и полное безразличие к окружающему миру.

Потом пришла серьёзная, спокойная зрелость. Осознание, что в этом мире ценно, за что стоит держаться. Счастье любви, радость отцовства, наслаждение возможностью о ком-то заботиться – у меня всё это было, я пережил всё это. Я всё успел.

Успел даже докатиться до кризиса среднего возраста и испортить жизнь и себе, и жене…

Да, у меня на это было всего две ночи… Но я успел.

И, чёрт возьми, у меня была отличная жизнь!

Короткая, как вздох, но мне она нравилась.

А сегодня… она подошла к концу. Как говорится, старость подкралась незаметно.

Всё в этом мире меняется, всё движется, всё рождается и умирает. Исчезает бесследно, но уходит, чтобы вернуться снова… Как я возвращаюсь каждый год.

Сегодня я чувствую себя стариком – безгранично уставшим и разбитым жизнью. Даже эта возня с документами и завещанием… Сидя у нотариуса, я напоминал себе дряхлого деда. Я всё подготовил для своего ухода. Как обычно это делают пожилые люди.

А теперь я отправляюсь на свидание со Смертью в абсолютном одиночестве. Так всегда и бывает. Даже если у человека есть родня или друзья… Они все остаются где-то там, далеко.

А Смерть приходится встречать одному, лицом к лицу, только ты и Она.

Мне не страшно. Я жалею лишь о том, что не успел исправить то, что успел натворить.

Со смешком понимаю, что грани стёрлись окончательно – для меня уже нет разницы, кто учудил все эти подлости я-Адам или я-лицемер… Да и какая теперь разница?

Я хотел примерить чужую жизнь лишь на три ночи… Но, кажется, эта самая чужая жизнь присвоила меня самого.

Время близится к полуночи… Я чувствую… Уже скоро…

Останавливаюсь у заправки, покупаю кофе. Делаю глоток. Горячий терпкий напиток обжигает нёбо.

Бросаю машину, в которой так и продолжает издеваться надо мной Стинг.

Насвистывая его «Stolen Сar» я торопливо спускаюсь на набережную. Грею руки о горячий бумажный стаканчик.

Огни города отражаются в чёрной, как нефть, воде, дрожат и танцуют на почти идеально-гладкой поверхности реки.