– Те, что входили в Капитул? – уточнил Терентьев.

– И эти тоже, но назывались и другие имена, – ответил Виктор Леонидович. – Месяц назад агент сообщил, что организация готовит террористический акт в отношении государя, подробности выяснить ему не удалось. Тогда было решено арестовать ядро заговорщиков немедленно. С этой целью была проведена операция в Лисьем замке. На место приехало два жандармских взвода, поскольку по данным от агента, замок тщательно охранялся вооружёнными до зубов боевиками. Однако по факту в бастионе обнаружилось лишь двенадцать человек и жандармский агент.

– Но газеты писали про жертвы с двух сторон? – снова вставил вопрос Терентьев.

– Газеты много что писали, но об этом позже… В той операции был только один погибший – агент. И с его смертью тоже не всё понятно. Он не то сам застрелился, не то ему в этом помогли. Двенадцать же арестованных были подвергнуты многократным допросам, и все они отрицали существование какой бы то ни было тайной организации и в один голос утверждали, что являлись частными гостями профессора Вер-Вольфа. Профессор якобы председательствовал в историко-философском клубе, который раз в пару недель проводил в Лисьем замке что-то вроде игры в театральные шарады. Участники разыгрывали исторические заседания или судебные процессы, пересматривая их итоги в контексте различных философских учений. В университете, которому принадлежит замок, информацию о клубе и игрищах полностью подтвердили. Арестованных собирались уже отпускать, но тут в газетах стали публиковаться статьи. Жандармские кинулись выяснять источник, но, как вам уже известно, господа, со всеми журналистами что-то происходило, а кроме них в газетах никто не знал информатора. Тогда статьи показали членам Капитула, и только что всё отрицавшие люди начали каяться и признавать себя виновными в заговоре.

– А другие участники заговора, упомянутые в статьях? – спросил Руднев.

– Остальные оказались «мертвыми душами». То есть все эти люди существовали, и род их занятий соответствовал описанному, но все они умерли, причём давно. Самая поздняя смерть была три года назад.

Виктор Леонидович замолчал и стал переводить внимательный взгляд с одного слушателя на другого.

– И что же было дальше? – прервал молчание Терентьев.

– А дальше, собственно, ничего и не было. Жандармские, военные и… другие службы кинулись выяснять, что же это был за морок. И поскольку каждая из этих служб сама оказывалась под подозрением либо в некомпетентности, либо в провокации, расследование забуксовало. Погоны и петлицы – все крайне заинтересованы не раскачивать лодку. Следствие идёт ни шатко, ни валко, завязая ногами в бюрократическом болоте. Члены Капитула сидят по одиночкам: четверо в Москве и шестеро в столице. Их допрашивают, устраивают очные ставки. Они повторяют написанное в газетах и не называют никаких новых имён.

– Каким образом в эту историю оказался замешан Вяземский? – спросил Дмитрий Николаевич.

– Не знаю, – в голосе невозмутимого Виктора Леонидовича прозвучала досада и сожаление. – В последнее время он выполнял особое поручение по выявлению германских шпионов в России. Большего я сказать вам не могу. Зачем ему вдруг понадобились документы по делу Вер-Вольфа – понятия не имею.

В кабинете снова воцарилось молчание.

Наконец Терентьев деловито спросил

– Вы хотите поручить нам расследование мистического заговора?

– Да, – ответил Виктор Леонидович. – А также я надеюсь, что по ходу дела вами будет установлен убийца Павла Сергеевича и покуситель на жизнь Дмитрия Николаевича.

Терентьев переглянулся с друзьями, взглянул на начальника и задал другой вопрос, чётко выговаривая каждое слово.

– Виктор Леонидович, от чьего имени вы намерены дать нам это поручение?

Таинственный гость кивнул Кошко, тот вынул из папки бумагу и положил на совещательный стол.

– Извольте ознакомиться, – сухо произнёс он.

В бумаге значилось: «Нашим именным повелением приказываю привлечь к расследованию инцидента в Лисьем замке и других событий, имеющих к нему касательство, силы московского уголовного сыска. Руководство дознанием и ответственность за сохранность тайны оного возложить на статского советник Кошко А.Ф.». Ниже стояла дата третьего дня и подпись: «Николай».

– Предвосхищая ваши вопросы, господа, – невозмутимо заявил Виктор Леонидович ошарашенным друзьям, – Их величество своим именным повелением передал расследование в московский сыск по двум причинам. Во-первых, ваша контора совершенно чудесным образом умудрилась не замараться в этой истории, а стало быть, не имеет в ней своего интереса. А, во-вторых, государь прислушался к моей рекомендации в отношении Аркадия Францевича и изволил вспомнить кое-кого из его сыщиков и заштатных консультантов.

Кошко забрал именное повеление и убрал в папку.

– Какие у вас еще есть вопросы? – меж тем спросил таинственный рекомендатель, к чьим советам прислушивался сам государь. – Возможно, сомнения? Говорите, как есть, господа.

Руднев переглянулся с Терентьевым и Белецким и, заручившись их утвердительными кивками, сказал.

– Виктор Леонидович, мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы оправдать оказанное нам доверие. Но уверены ли вы сами, что наших сил хватит? По вашим словам, на расследование уже кинуты ресурсы несравненно большие.

– Ресурсы у вас будут, – коротко произнёс Виктор Леонидович, и Аркадий Францевич выложил на стол ещё две бумаги.

Это были открытые листы с предписаниями оказывать всяческое содействие их предъявителям. Одна бумага была подписана военным министром, вторая – министром внутренних дел.

– Возьмите и при необходимости не стесняйтесь пользоваться, – заявил Виктор Леонидович, а после добавил тоном, однозначно означающим окончание разговора. – Надеюсь, господа, этого вам достаточно.

После беседы в кабинете начальника московского уголовного сыска друзья разделились.

Терентьев остался в конторе и принялся собирать воедино разрозненные дела о пропаже и гибели журналистов, изучая документы и разговаривая с агентами.

Белецкий намеревался сперва зайти к магистру эзотерических искусств Вершинину, узнать, нет ли у того новостей о Ютенштайнах, а после вернуться домой и подготовиться к предстоящей встрече с информатором Судейкиным. Для этих целей Анатолий Витальевич выдал Белецкому многотомную «летопись» славных дел клуба контрабандистов и велел выучить наизусть.

Руднев же направился в «Националь» на встречу со швейцарской заводовладелицей. Он был преисполнен решимости добиться от Атталь всей правды о странных откровениях Вяземского, а также намеревался перехватить инициативу в той непонятной и беззастенчивой игре, что вела эта женщина. Однако, когда швейцар распахнул перед ним сверкающую стеклянную дверь, Дмитрий Николаевич почувствовал, что душу его начинает охватывать давешние трепет и замешательство.

Злясь на себя за нелепое волнение и всеми силами призывая в себе профессионального сыщика, он подошёл к стойке портье и велел сообщить госпоже Атталь о своём визите. Портье подозвал коридорного и уже начал наставлять того, когда на устланной коврами гостиничной лестнице появилась Шарлотта Атталь собственной персоной.

На ней было ярко-изумрудное бархатное платье с пышным золотистым атласным бантом на поясе. Волосы француженки украшала такая же золотистая лента, к которой на изумрудной заколке крепилось воздушное перо белой цапли. Эдакие яркие платья и перья в прическах только-только входили в моду в Европе, и московские модницы могли видеть их пока исключительно на страницах журналов, поэтому выход француженки вызвал интерес не только мужской аудитории, что было естественно при появлении несомненно красивой женщины, но и ажиотаж среди представительниц прекрасного пола. Дамы принялись рассматривать мадам Атталь с жадным любопытством и перешёптываться.

Француженку нимало не смущало такое повышенное внимание к её персоне. Казалось, что напротив, оно забавляло Шарлотту и доставляло ей нескрываемое тщеславное удовольствие. Лицо женщины светилось дерзкой весёлостью, глаза сияли игривым озорством.