По тонким губам незнакомца скользнула едва заметная улыбка.

– Наслышан, – сказал он ровно и на правах очевидно старшего в этом кабинете добавил. – Проходите, господа. Присаживайтесь.

Трое друзей всё так же молча расположились вокруг совещательного стола.

– Называйте меня Виктором Леонидовичем, – представился таинственный гость.

Он выждал ещё минуту, в течение которой всё так же остро всматривался в своих собеседников, а после спросил, не размениваясь на вступление:

– Что имеете сказать по поводу смерти князя Вяземского?

Терентьев откашлялся и бодро отчитался, глядя на Виктора Леонидовича честнейшими глазами.

– В соответствии с распоряжением из министерства дознание о смерти их сиятельства передано мною Отдельному корпусу жандармов, непосредственно ротмистру Толстому.

– Но ведь вы открыли параллельное дознание, – произнес Виктор Леонидович абсолютно нейтральным тоном.

– Осмелюсь поправить, – отчеканил коллежский советник. – Мною было открыто дознание в отношении с полной определенностью установленного покушения на господина Руднева.

– И вы, Анатолий Витальевич, как опытный сыщик не видите связи между двумя этими происшествиями? – по-прежнему невозмутимо поинтересовался таинственный гость.

– Господин коллежский советник был вынужден открыть новое дознание, поскольку мною было подано соответствующее заявление, – вмешался в разговор Руднев.

– Точно так, – поддержал Терентьев. – Господин Руднев подал заявление, которое было мною завизировано. Поскольку на тот момент Аркадий Францевич отсутствовал, я в рамках своих полномочий и полностью под свою ответственность открыл дознание по факту покушения.

Виктор Леонидович снова едва заметно улыбнулся, а Кошко фыркнул:

– Гимназисты! В мушкетеров никак не наиграются!

Сердился начальник московского сыска или смеялся, понять было сложно.

– Господа, ответа на свой вопрос я так и не услышал, – с расстановкой произнёс гость. – Какие ваши мысли по поводу убийства Вяземского?

Виктор Леонидович произнёс слово «убийство» как-то особенно жёстко, так что любая иная трактовка происшедшего для всех присутствующих разом была исключена.

Терентьев вопросительно взглянул на Аркадия Францевича, и тот сделал нетерпеливый жест:

– Отвечайте, Анатолий Витальевич! Вашу находчивость уже в полной мере оценили, так что теперь можете говорить открыто. Какие направления для расследования вы видите?

– Если бы дознание осталось в моих руках, – аккуратно начал коллежский советник. – Я бы в первую очередь сосредоточился на возможной связи произошедшего в доме графа Каменского с разоблачённым недавно заговором, руководимым профессором Вер-Вольфом.

– Объясните свою позицию, – приказал Виктор Леонидович.

– Перед смертью князь произнёс: «Вервольф», а до этого в разговоре с господином Рудневым намекал на какое-то дело, связанное с государственной безопасностью. Кроме того, наш судебно-медицинский эксперт предполагает, что их сиятельство был убит при помощи яда, изобретённого средневековым чернокнижником Клаусом Ютенштайном, однофамильцем и, так сказать, коллегой Альберта Ютенштайна, одного из членов Капитула, – ответил Терентьев.

– В рапорте патологоанатома нет ни слова о яде, – сухо констатировал Виктор Леонидович. – Что ещё осталось за рамками ваших отчётов?

Терентьев кратко изложил итоги разговора Белецкого с редактором газеты и сжато, но откровенно рассказал о своей неудачной попытке выудить информацию у жандармских, не называя, правда, своего информатора.

Кошко и его таинственный гость выслушали доклад Терентьева не перебивая.

– Это всё, что вам известно? – сухо спросил Виктор Леонидович.

Наступила очередь Дмитрия Николаевича рассказывать про обнаруженные цифры и туманные откровения Шарлотты Атталь.

– Более ничего выяснить нам не удалось, – завершил он свой рассказ, и Терентьев подтвердил его слова кивком.

Виктор Леонидович тут же без каких-либо комментариев задал следующий вопрос:

– У вас есть подозреваемые, господа?

Руднев протянул ему список из пяти имён с пометками о своих выводах.

Первый раз за всё время разговора лицо Виктора Леонидовича утратило бесстрастное выражение. Он удивленно поднял брови, хмыкнул и передал бумагу Аркадию Францевичу. Тот прочёл, одарил Дмитрия Николаевича тяжёлым взглядом и проворчал:

– Я всё-таки очень надеюсь дослужиться до пенсии…

В кабинете начальника московского уголовного сыска снова повисла тишина.

Виктор Леонидович встал, жестом пресекая намерение остальных тоже подняться, и принялся мерить кабинет неспешным шагом.

– Значит так, господа, – произнес он жёстко. – Дознание об отраве в шампанском с сегодняшнего дня прекращается…

– Но, Виктор Леонидович, я имею право на расследование факта покушения на мою жизнь! – возмутился Руднев.

– Имеете, Дмитрий Николаевич, – невозмутимо согласился таинственный гость и сурово добавил. – Но вы не имеете права участвовать в расследовании, где фигурируете в качестве пострадавшего. И вообще, на ваше участие в дознании должно иметься официальное дозволение начальника сыскного управления, а он его вам не даёт… Ведь не даёте, Аркадий Францевич?

– Не даю! – подтвердил Кошко.

– И тем не менее я настаиваю на своем законном желании узнать, кто и почему пытался меня убить! – не сдавался Руднев.

– Вы это несомненно узнаете, – заверил Виктор Леонидович. – Я нимало не сомневаюсь, что ротмистр Толстой прояснит эти вопросы в рамках своего расследования. Повторяю, отдельное дознание о покушении закрыто.

– В таком случае, ваше высокородие, я вынужден просить вас предоставить мне отпуск, – заявил Анатолий Витальевич, вставая и глядя на Аркадия Францевича с угрюмым упрямством.

Кошко шарахнул кулаком по столу.

– Помолчите, Анатолий Витальевич! – в сердцах рявкнул он. – И сядьте на место!

Начальник и подчинённый схлестнулись сердитыми взглядами. Спустя несколько напряжённых секунд коллежский советник опустил глаза и сел.

И тут снова заговорил Руднев.

– Виктор Леонидович! Аркадий Францевич! Я прошу понять меня, господа! Я всё равно не отступлюсь! Павел Сергеевич был моим другом!..

– И моим тоже! – резко ответил Виктор Леонидович и перекрестился. – Упокой Господь…

Он вернулся к столу и на этот раз подсел к трём друзьям.

– Господа, у меня очень мало времени, – сказал он, смягчая тон. – Поэтому прошу вас выслушать меня, более не перебивая… Открытое вами, Анатолий Витальевич, дознание по факту покушения на господина Руднева объединено с расследованием смерти князя Вяземского, и передано в ведение жандармских. Вам же поручается расследовать серию необъяснимых смертей репортёров. Есть серьезные основания подозревать массовую диверсию против цвета российской журналистики.

Виктор Леонидович передал Терентьеву список, тот просмотрел и осторожно спросил:

– Это те, кто про Вер-Вольфа писали?

– Вот вы и выясните, – ответил Виктор Леонидович, он выдержал паузу, а после снова заговорил. – Павел Сергеевич, делом Вер-Вольфа впрямую не занимался, но мне стало известно, что за неделю перед смертью он запрашивал документы по нему. В журнале выдачи остались соответствующие пометки… Я не стану вдаваться в подробности, просто скажу, что у меня есть все основания связывать гибель князя с этим проклятым делом.

– Мы можем увидеть документы, о которых вы говорите? – тут же спросил Руднев.

– Нет, Дмитрий Николаевич, не можете. Объяснений моему отказу несколько, но главное —опасения, что новое обращение к документам засветит ваше участие в деле. Это как минимум. А как максимум – станет вашим смертным приговором. Всем троим…

Виктор Леонидович выдержал паузу, добиваясь тем самым, чтобы смысл сказанного дошёл до собеседников. Увидев, что лица их посуровели, а позы сделались напряжёнными, он продолжил.

– Заговор Вер-Вольфа – это мистификация. Вопрос в том, кем и с какой целью она была устроена. Началось всё с того, что ещё до войны в отчётах жандармских появилась очередная подпольная организация, которая сперва ограничивалась социалистической и антивоенной пропагандой среди студенчества и пролетариев, а после оказалась заподозренной в связях с германской разведкой и стала интересна не только ОКЖ, но и военным. Жандармские внедрили в организацию своего агента, а наша разведка стала вынюхивать германский след. Ничего конкретного выяснить никак не удавалось, но по намёкам и подозрениям картинка вырисовывалась совсем некрасивая. Выходило так, что в историю были каким-то образом замешаны солидные министерские чиновники и коммерсанты.