— У вас есть своя птичка! — чуть ли не хлопая в ладоши соскакиваю с места,— Боже какая она хорошенькая!

— Да, —гордо отвечает мужчина,— она со мной долгие годы.

Пернатая малышка усаживается на спинку кресла позади своего хозяина.

— Красному кардиналу запрещено быть в неволе,— вдруг доносится злой голос Бена. Я бросаю на него взгляд украдкой. Нет он не зол. Он взбешён. Из-за какой то птички, Боже мой!

— В неволе она проживет лет пятнадцать от силы, со мной же она уже не один десяток. В ее распоряжении весь замок. По вашему , Бенджамин, она в неволе?

— Закон одинаковый для всех. За это штат взимает не малый штраф, а иногда это грозит и заключением в тюрьму. На то есть ряд причин. Диким птицам нельзя ограничивать свободу, да и мало кому это удавалось,— Бен смотрит на него в упор словно, старик, как минимум наркоторговец.

— Да, она водится в густых лесах. В Роще их бесчисленное множество, как и всякого другого что скрыто от глаз простого обывателя— при упоминание этой местности он испытующе смотрит на нас. Но ни я, ни тем более взбешённый Бен не реагируем.

Тогда он продолжает:

— Для меня это не просто птица, она моя верная спутница. И ее зовут Фламм, что с французского означает пламя — она свободнее многих людей, что я повидал в жизни. Какова ценность бесконечной свободы, если ты не можешь ей воспользоваться?

Вопрос кажется мне риторическим, но Бен порывисто откладывает чашку. Изысканный фарфор громко звякает о деревянный стол. А на шее у Бена выступают синие вены.

— Ты прав, у птицы не было выбора. Но когда я ей предоставил его, она осталась со мной. Птицы куда постояннее людей, особенно женщин….

Бен подымается. Ещё секунда и он просто перевернёт все вверх дном. Я вижу, как в его глазах бушует яростное пламя. Удивительно видеть всегда сдержанного мужчину в ослепляющем гневе, но как то это не к месту. Конечно, мне тоже не по нраву высказывание о женщинах, но плевала я на его трухлявое мнение...

— А если человек сам заключил себя в подобие клетки? — продолжает Кинсли, — Попал так сказать в капкан собственных страхов, обид и мыслей? Почему за это не карают законом? Ведь это так грустно всю жизнь провести в каких то неизвестных гонках от себя самого, да, Элери?

Вопрос так неожиданно летит в мой адрес, что я лишь успеваю округлить глаза и глупо приоткрыть рот.А он не унимается…

— Если используешь физическую свободу лишь для того чтобы не чувствовать сковывающую боль обиды внутри, это свобода? — старик протягивает палец и на него взбирается Фламм, она вдруг мило щебечет, разбавляя накаляющую обстановку.

— Согласитесь, порой, у нас есть безграничная свобода, но она лишь иллюзия. Данность, которой ты никогда не сможешь воспользоваться, даже будь ты бессмертен.

На последнем слове у меня лопается последняя ниточка терпения. Я громко вздыхаю и подлетаю к Адри чтобы взять на руки.

— Нам пора. Нам не место среди браконьеров философов.

— Вы пришли в мой дом и только я решу, когда вы отсюда уйдете! Или вы привыкли, что последнее слово всегда за вами, Бенджамин? — угроза от щуплого старика звучит весьма убедительно, но ни меня ни Бена она не пугает. Мы лишь смотрим на него в недоумении. Ничего он нам не может сделать, особенно мне, так ведь?

— Давайте опустим пустые угрозы, мы сами можем решить, когда время откланяться,— своим фирменным приказным предлагает Бен.

— Мои слова явно задели вас, Бенджамин! — все таким же спокойным тоном продолжает старик,— Но все из личного опыта. Вижу и у вас был неудачный выбор в жизни. Так разочаровать может либо мать...

При ее упоминании Бен значительно напрягся.

—....либо любимая женщина,— старик вопросительно приподнимает бровь. Похвальная мимика для столь почтенного возраста.

Я тихо разворачиваюсь на пятках, будто щекотливая тема, которой коснулся старик не имеет для меня никакого значения. А мое любопытство, тем временем, бьет во все барабаны и почти молит старика Кинсли под номером 2 добить эту тему. Та дама с фиолетовыми волосами и так не на шутку разодорила меня. Так хочется узнать про жену Бена. Что могло между ними произойти? Где она? Почему ни разу не звонила своему симпатичному мужу? Или быть может он именно с ней разговаривал прошлой ночью...

— Да, — слышу короткий ответ.

Мы медленно идём с Адри к стеллажу с книгами. Я разглядываю золотистые надписи, делая вид, словно полностью погружены в это занятие. Прохожусь глазами по всему длинному шкафу, моему бегемотику настолько безразлично это занятие, что он громко зевает. Но он ох как не прав!

—....она..до сих пор поверить не могу...— слышу как то издалека потухший голос Бена.

— Женщины склонны предавать и разочаровывать,— хрипло отвечает старик, даже и не пытаясь скрыть неприязнь ко всему женскому роду,— ни одна не отличилась верностью. Взять хотя бы мою последнюю знакомую, любопытная особа. Мне казалось, мы были друг другу полезны, но она исчезла. Даже деловые отношения с дамами обречены на провал, они не держат слово.Я хмурусь и уже хочу вставить что то колкое на эти антифеминистические высказывания, но внезапно теряю нить разговора. Библиотека поглощает все мое внимание! Она бы даже у самого придирчивого критика вызвала восторг. Книги расставлены не банально в алфавитном порядке, а по цветам. Это так гармонично вписывается во весь антураж библиотеки, что аж пальчики на ногах поджимаются.

Вот ещё пару минут и мы все равно покинем этот дом, вредный старик будто бы уже и сам не рад нашему вторжению. Поэтому немного вольностей не испортит и так тяжёлую атмосферу этого вечера. Я прохожусь кончиками пальцев по гладким старинным книгам. Ни пылинки.Вдруг, я слышу знакомый притягательный аромат. Рука не подчиняясь приказам разума тянется как по наитию в глубину полки, отодвигая неинтересные ей книги и вот я наконец касаюсь шершавой обложки. Пальцы сразу начинает знакомо покалывать, а в сердце слышится шелест листвы, пение трав и дыхание звездного неба, голова при этом пьяняще кружится. Я медлю. Не решаюсь двинуться чтобы не разрушить сладкий плен собственных чувств в который внезапно попала. Но Адри нетерпеливо изворачивается в руках и уже тянется к полке любопытным носом.

Это не может быть правдой! Я с трепетной нежностью, словно щеночка вытягиваю свою находку и вижу ту самую обветшалую кожаную обложку с эмблемой триединой богини в самой середине. Стоит провести по ней пальцем, как она начинает искриться серебристым лунным светом.

Я торопливо листаю книгу, не обращая внимания на философские размышления мужчин, которых судя по всему предали бывшие возлюбленные. Страницы в руках летят со скоростью света, они обжигают, кажется не я их листаю, а книга сама указывает куда заглянуть. По идее мне нужно добраться до рецепта, но я не успеваю толком обдумать это, как перед глазами фифанские письмена сами собой складываются из иероглифов в слова.

«Те, кто ведают рождение, и смерть, силой природы бессмертие достигают».

— Мирт, это она!— вздрагиваю точно меня по спине огрели чем то тяжёлым. Я перевожу взгляд с книги, что подрагивает от волнения в руках и вижу, как в комнату входит никто иной, как тот жирный тип с крысиной мордой, что сломал мне жизнь.

Внутри все обрывается. За секунду по мозгу проносятся электрические импульсы и нейроны дают понять, что я в ловушке. В его крошечных глазах плещется ненависть, кулаки угрожающе сжимаются. Я отчётливо слышу едкий запах насилия в комнате, он исходит от него.

— Вот мы с тобой и встретились,— мерзкий скрипучий голос режет по венам. Жидкие волосы, что облепляют потный лоб мужчины вызывают у меня приступ тошноты. Он широким шагом победителя входит в библиотеку. Бен переводит взгляд со старика на Мирта видимо решая, кого вырубить первым. Потом бросается ко мне огораживая от них.

Всем видом кричит, «чтобы добраться до неё нужно одолеть меня!»

Интересная реакция… кто он? Рыцарь в доспехах или взбешённый лесничий? Почему то ни один из предложенных мозгом образов так и не подходит к нему...