- Лишь повод и твоя рогатая голова покатиться по полу… - на этих словах он ушел дальше патрулировать коридоры школы, а я гулять по школе и ее окрестностям, тратя часы на тишину уединения и затаившийся мрак старого замка.

Тень перенесла меня как раз в коридор Гриффиндора, недалеко от портрета директора, чтобы навестить картину и поговорить с куском лицемерной души, на которую нужно постараться, чтобы не капнуть слюной, поглотив крестраж сразу, а не после ее единения с остальными осколками в одном месте. Но я стал вторым визитером к лику Альбуса. Первым оказался Невилл, получающий непосредственные приказы от наставника по мою душу [4] и тушку.

- Невилл, мне нужна незапятнанная грехом и тьмой душа Гарри, - слыша эти слова я откровенно ржал в глубине моей темной, демонической сущности, где не было и намека на душу, - а так же тело, в котором я смог бы возродиться, не вызвав подозрения, - вещал с полотна этот кусок нарисованного недоразумения, сам не понимая с чем он играет, и тем более не догадываясь, кого впутывает в свои интриги. И я не о Лонгботтоме, а о себе. Но, мне же лучше и вкуснее. Есть душу, самостоятельно в меня проникшую, куда удобнее, чем с чем-то связанную. Одержимым я точно не стану, а вот сытым – да.

Видя и слыша данную ситуацию, в голове щелкнула мысль подтолкнуть Невилла к тому, чтобы стать одержимым директорским осколком, но тут же от нее отказался, понимая, что таким образом я душу Лонгботтома не съем. Она отправится на перерождение во владения Хель.

После того, как произойдет разъединение истинного хозяина тела и паразита, питающегося за чужой счет, душа первоначального владельца очистится от скверны и греховного рабства, став мне не интересной. Поэтому, решил придерживаться того самого плана, как и прежде – стать сосудом для слияния всех осколков директорской души, естественно, с последующим ужином или завтраком, это как повезет.

- Собери все те предметы, о которых я тебе рассказывал и передай их Гарри. Найди слова, чтобы он их принял, и не отказался, - а я не откажусь, приму. А если меня еще и к портрету в министерстве с этими предметами пригласят, то в тот же день, не откладывая на потом, перекушу директорскими крестражами. Но, план чуть отличался от моего желания, пусть и слегка: - он должен носить предметы в течении двух месяцев, не расставаться с ними. Как ты это сделаешь, какие слова подберешь - не имеет значения, - а потом и вовсе меня довел до грани вкусового оргазма, сказав: - хоть Непростительные применяй, - дал директор полный карт-бланш в руки Лонгботтома.

После этих слов Невилла обдал такой мощи Гнев, что от вкуса его греха, острого и жгучего, как огонь в Преисподней, у меня из глотки готов был вырваться столб огня, спалив все на своем пути. Определенно, Гнев – не мой грех.

Получив распоряжения от своего господина, Невилл поклонился и хищно, подобно гиене оскалившись, покинул коридор, направляясь в общую башню для восьмого курса. А я пошел по коридорам школы дальше. Накрывшись пологом полного сокрытия сущности, сливаясь с тенями, видя глазами все то, что видят они, улыбнулся, застав картину весьма интересного содержания.

Стоящий в тишине ночи хруст костей, извлекаемых из еще живого, но уже медленного, остывающего от потери крови тела. Хрип сломанной и вырванной с мясом гортани, бьющихся в агонии артерий, теряющих кровь с неимоверной скоростью. Из раскуроченной грудной клетки раздавался срежет отделяемых от позвоночника ребер.

Ребро за ребром отламывалось и со смаком обсасывалось, покусывалось и разжевывалось зубами безумной силы и крепости. Рецепторы, в разы усиленные сущностью, задыхаются в стоящем смраде пепла, пропитанного железом. Так для демона пахнет кровь человека, умирающего в мучениях. Уверен, для Повелителя я пах так же.

- Вот теперь я сыт, - сказал ненасытный хищник, закончив свою трапезу поросячьей отрыжкой и заклинанием: - Эванеско!

Исчезло тело несчастно-убиенного ученика, но не стоящий на том месте смрад жуткой, кровавой смерти, вперемешку с кровью и болью, оставшейся напоминанием случившегося. Пусть я не испытываю эмоций и чувств, но запахи и вкусы, исходящие от смертных ощущаю, а по памяти и воспроизвести могу, хоть и нет необходимости. В чувствах, в данный момент нет нужды, лишь в действиях, которые настигнут обжору, в ближайшее время. Но сперва крестраж, который окажется в моих руках в ближайшее время. А там и до души людоеда дойдет.

Но есть такую душу в мои планы не входит. Лишь погрузить пальцы с черными когтями в грудь, сжать этот склизкий комок души и вырвать с оглушительным воем боли и мольбой пощадить. Наблюдать с упоением, смотря в глаза, наполненные предсмертным страхом, как рвутся нити единения, ниточка за ниточкой, как медленно стихает крик и вопль о пощаде. Слышать лишь хрип, исходящий из глотки, и видеть замедляющееся сердце в раскуроченной грудной клетке.

- Спать, - сказал обжора в очередной раз рыгнув, а после поглаживая с упоением свой живот, уговаривая урчание бездонного желудка отступить и переварить то, что уже попало внутрь, - завтра, - обещает людоед своему неустанному голоду, направляясь в коридор Гриффиндора, а оттуда в башню восьмого курса. Я же, проводив его взглядом с помощью теней, вернулся в нашу с Драко и Блейзом комнату, говоря блондину с порога:

- Зелье не нужно, - сидящий спиной к спине кровати Драко в шоке интересуется, по какой причине, что такого произошло, раз я отказываюсь от своего же плана, но я не ответил. Лишь сказал: - это усугубит ситуацию, - и большего от меня вампир и сирин не добились, так как я просто ушел в ванну, прихватив пижаму и полотенце. Вода всегда помогала расставить мысли по полочкам. Этим я и собирался заняться – подумать.

Примечание к части

Кто же людоед и почему?

Примечание к части

не бечено)

глава чуть короче предыдущей, но это не значит, что она проходная и не нуждается в вашем внимании)))

Драко

Почти месяц варки сложного состава пошел книзлу под хвост. Планы демона, резко, в одночасье поменявшиеся, вызвали у меня желание одолжить у Полумны серебряный меч и выбить дурь из рогатой головы. Но после длительных, утомительных расспросов и допроса по-маггловски, с пристрастием, Аллисар все же ответил, почему зелье «Бездонного желудка» уже не нужно. Так, как надо вопрос задала Панси, спросив:

- Говори, рогатый, что с шестым Уизли не так? – указала она пальцем на стол Гриффиндорцев, у которого стоял улыбающийся и довольный предатель крови в компании своей похотливой сестры, притихшей Грейнджер и Лонгботтома, задирающего нос до самых небес. Алиссар, смотря в его сторону, пробуя усиленными рецепторами сущности уизливской шлейф души, едва сдержал рвотный позыв, резко отворачиваясь в сторону.

- Не только с Рональдом, - сказал демон, показывающий на Джиневру, - вся их семья – это отдельно-взятый смертный грех. – Каждое слово из Алиссара приходилось выбивать, говорить о том, что узнал и явно увидел, он не хотел. Почему? Узнаем.

- Подробнее! – закипала от злости Персефона, переходя в полурежим банши. Тот факт, что демон не говорит сразу, а молчит и выдает информацию порционно, злил Панс. Не сдерживая сущность и ее гнев, глаза девушки потеряли белизну белков, их заполнила тьма, на руках проявлялись когти, черной чешуей тянувшиеся вдоль пальцев к запястьям, волосы и кожа теряли цвет, белели на глазах.

- Панс, остынь, - опустил руку на плечо девушки, прижимая ее к себе, успокаивая, шепот в ухо: - он все расскажет. Ведь так? – спросил, а демон не отрицал, кивнул, продолжая рассказ:

- Расскажу.

По воле теней в руках демона оказался фолиант, помеченный руной «Запрет» из соответствующей секции школьной библиотеки. Страницы книги открылись там, где надо, указывая на историю, уходящую далеко в прошлое, еще до Основателей и школы Хогвартс. Суть о печати «Предатель Крови», забытая в веках. То, что она дает при определенных обстоятельствах, когда накладывается на магическую семью за совершенный грех против Магии и ее законов.