При этом все показания прибора будут искажены и абсурдны.

Но точность урофлоуграммы мало волнует клоунов. Им надо просто пожурчать в красивый научный горшок с лампочками и датчиками.

Примерно так же и мышление может быть использовано, например, в культуре. Без всякого смысла. Лишь как забавная декорация.

На своем месте оно только в науке. И нигде больше.

Да, было несколько исключений.

Ламетри, Гольбах, да и еще пяток забияк-атеистов не были учеными, но владели скандальным мастерством мышления. Причем, существенно лучше самих ученых.

Они первыми поняли ядерную силу, которая возникает при переплавке точных знаний в простые понятия.

И первыми сообразили, что особенно хороша наука, полностью очищенная от всякой научности. Эти пираты медийного моря создали скелет и нервную систему современного интеллектуализма. А уж наука обрастила этот скелет мышцами и прыщами.

Кстати, именно Ламетри и компания своей дерзкой хворостиной погнали ученость в очень правильном направлении.

Она и до сих пор тащится туда, куда ей указали эти хулиганы.

Как и все прочие профессии, гениальность тоже имеет свою анцестральную (начальную) точку.

Ее легко можно вычислить.

Но!

Во-первых, этим лень заниматься.

Во-вторых, в момент своего зарождения ремесло гениальности выглядело так же убого, как и все остальные «первые шаги» человека.

Поясню на самом простом примере.

Есть в эмбриологии такое понятие, как «морула». Это 16 архималюсеньких шариков, слипшихся в кривую ягодку. Разглядеть ее можно лишь в микроскоп.

Сама морула образуется в матке на четвертые сутки после зачатия.

Такой ягодкой было каждое плацентарное животное, включая пишущего эти строки.

Но! (если уж мы заговорили о микроскопах).

Опознать в моруле, прицепившейся к стенке матки Маргарет Ван Ден Берх, корзинщицы из Делфта, ее будущего сына, господина Левенгука, было бы крайне сложно.

Этот фанат-микроскопщик, парикастый, рукастый и буйный ничем не напоминал ту ягодку в матке, однако, был прямым ее продолжением.

Примерно так же выглядит исходная точка гениальности соотносительно с ее сегодняшним состоянием.

Можно объяснить и еще проще.

Хлеб, к примеру, начинался с того, что безымянного болвана древности вырвало пережеванным зерном.

Вероятно, от жадности он перебрал дозу. Беспощадный рвотный рефлекс тут же вывернул его наизнанку.

Болван ушел, а рвотная масса осталась. Через денек она подсохла — и была найдена и съедена другим персонажем неолита.

Это был день рождения хлеба.

Такая сценка должна была повториться десятки раз, пока кто-то из едоков не сообразил, что можно и самому нажевывать, срыгивать и сушить зерновое крошево.

Пару тысячелетий потребитель этого продукта жевал и заготавливал его себе сам.

Со временем ему осточертело, и к жеванию привлекли юных рабынь со свежими зубками.

Чуть позже внеслось усовершенствование. Рты рабынь заменили камнями, которые тоже способны крошить зерно.

Потом выяснилось, что камни могут не только дробить, но и тереть. Крошево сменилось мукой.

Все эти чудные открытия растянулись на тысячи лет, пока не закончились круассанами.

Гениальность — в своей начальной точке — выглядела столь же неаппетитно, как и та рвотная лужица. И была так же невидима, как морула в беспокойной матке г-жи Маргарет Ван Ден Берх.

Короче. Иногда лучше не подсматривать за родами и не совать нос ни в матку, ни в колыбель. Особенно в таком болезненном для человека вопросе, как возникновение гениальности. Слишком велик риск увидеть удручающе мелкую пакость.

Как и всякая профессия, гениальность эволюционировала строго последовательно. Ступенька за ступенькой.

И никому не было дано перепрыгнуть хотя бы одну из них.

Гений любого калибра всегда оставался в плену представлений своего времени.

Поясняю.

Всуньте в руки сэру Исааку Ньютону айфон, и вы увидите растерянного идиота.

Несомненно, Исаак много знает про секретные пружины, открывающие реликварии и шкатулочки с ядом.

Не исключено, что его пальцы нашарят кнопку включения и экран оживет.

Тут-то и начнется самое интересное.

Растерянность сменится мудрой ухмылкой.

Дело в том, что Ньютон — алхимик с тридцатилетним стажем, двинутый на «философских камнях» и «изумрудных скрижалях», автор 57 алхимических сочинений.

Как только загорится дисплей — ему мгновенно все станет понятно.

Он сообразит, что в плоской коробочке заточён алкагест — холодное пламя великой свадьбы элементов.

Конечно, нельзя исключать, что Ньютон тут же завернет айфон в тряпочку и отнесет его в райотдел инквизиции.

Это возможно, но маловероятно.

Все-таки сэр Исаак — это олицетворение науки того времени. Скорее всего, он решится сам изучить природу свечения и смысл загадочных значков.

И сделает он это в полном соответствии с научными методиками своей эпохи.

От айфона с помощью зубила и молота будет отделена треть и истолчена в ступе.

Разумеется, Ньютон не забудет добавить в этот порошок красную тинктуру и лист ежевики.

Набрасывая толченный айфон на огонь анатора (алхимической горелки), наш гений по изменению поведения пламени сделает первые выводы о природе странной вещицы.

Еще неизвестно, что будет ужаснее: вонь горящего пластика или умозаключения величайшего интеллектуала XVII столетия.

Затем последует прокалывание айфона раскаленной иглой, помещение его в освященную воду, кислоту и купорос.

Затем настанет очередь антимония (сульфида сурьмы), а потом и паров ртути.

Доконав и окончательно обезобразив гаджет, Ньютон достанет «яйцо ясности». (Оно снесено черным петухом и содержит зародыш василиска.) Трехкратно приложенное к любой вещи, это яйцо запускает в ней цикл трансмутаций. Они заканчиваются тем, что на предмете проявляются письмена, содержащие истинное имя вещи.

Шесть веков алхимики именно так разгадывали тайны мироздания. И всегда были довольны результатом. А сэр Исаак был одним из них.

Нет. Ньютон не идиот. Он несомненный гений науки, совершивший важнейшее, глобальное открытие.

Тем смешнее выглядят его манипуляции с айфоном.

Тут дело в том, что никакая гениальность не может отменить поступательность процессов познания.

А в то время не существовало даже намека на природу той вещицы, которую наш Исаак пытал в своей лаборатории.

Да.

Прославившая его теория тяготения красива. И отлично сделана.

Но! Для открытия гравитационного механизма мира все было готово.

Все детали для теории Ньютона были выточены большой бригадой гениев.

Кеплер уже разобрался во взаимоотношениях планет, Гилберт вывел идею магнитных свойств Земли, ритм орбитального движения был решен Буллиальдом, а его стабильность разгадана Реном. Мощнейшие догадки о законе обратных квадратов сделал Гук. Мы уж не говорим о работах Галилея, Коперника, Галлея, Борелли, Гюйгенса, Эпикура, Аристарха, Демокрита, etc etc.

Сэру Исааку надо было лишь правильно собрать этот сверкающий конструктор.

И он сделал это.

Но во всем прочем Ньютон громоздил одну нелепость на другую. Он ошибался в определении возраста Земли, в хронологии человеческой истории, в классификации химических элементов. А его «теория материи» — бред настолько анекдотический, что биографы стесняются даже упоминать о ней.

Но эти нелепости — не свидетельство глупости нашего великого Исаака.

Отнюдь.

Ньютон, без всякого сомнения, был самый сильным интеллектуалом той эпохи.

Его заблуждения — простое доказательство того, что гениальность никому не пришивает крылышки и не позволяет порхать над эпохами.

В своем XVII веке сэр Исаак ну никак не мог ознакомиться с периодической таблицей элементов, с раскопками пещеры Чжоукоудянь или стратиграфией. Поэтому и генерировал чистый бред о возрасте планеты, химии, человеке и т. д.