Диллон знал, как этот механизм должен работать. В 1918 он сам был зеленым салагой и его сержант пугал молодого морпеха почище немцев. Шло время, пулеметная пуля оторвала кусок от его ноги и конец того, что политики всего мира тогда называли "войной, которая покончит с войнами", он встретил в лазарете.

   Но его грусть была вызвана, скорее, личными, чем общемировыми причинами. Командир его роты, капитан Брэкстон Брэдфорд настрого запретил младшим командирам ходить пьянствовать в Сан-Диего. Логика Брэдфорда была проста.

   - Будете бухать за пределами базы, нарвётесь на матросов, - сказал он.

   Это был южанин до мозга костей, вплоть до собственного имени.

   - Нарвётесь на матросов, - продолжал Брэдфорд, - обязательно подеретесь. Докажите, что я неправ и можете идти.

   Никто из капралов и сержантов даже не попытался с ним спорить. Лес сам знал, что сломает челюсть любому встречному матросику. Его приятель, другой взводный сержант Датч Вензел сказал:

   - Мы бы и не стали, если бы эти ссыкуны не просрали бой япошкам.

   - И будут за это прокляты, - ответил на это Брэдфорд. - Но больше ничего не будет.

   С этим тоже никто спорить не стал. Да и неважно всё это. Важно было, что транспорт, который вёз десант, после потери флота чесал обратно на материк, поджав хвост. Морпехи терпеть не могли отступать, даже если на то были очень веские причины. Между озлобленными морпехами и моряками уже вспыхнуло несколько стычек. Некоторые моряки даже не участвовали в том провальном нападении на Гавайи. Морпехи же в таких тонкостях не разбирались.

   Поэтому Диллон сидел в клубе для младших командиров в Кэмп Эллиот, потягивал пиво и размышлял о несправедливости мира. Меланхолией пусть страдают рядовые и прочие низшие формы жизни. Не то, чтобы он не хотел пить с себе подобными. Совсем нет. Однако обстановка оставляла желать лучшего. К тому же шансы подцепить здесь официантку были минимальны - не было тут никаких официанток, лишь филиппинская прислуга, которая убирала пустые стаканы, да помогала бармену обновить запасы выпивки.

   Когда в клуб вошёл Датч Вензел, Лес махнул ему рукой. Вензел подошёл. Они с Дилланом были практически одинаковы: здоровые, светловолосые, загорелые. Всё это говорило о том, что они немало времени проводят под солнцем. Вензел был на несколько лет моложе и по возрасту не попал на Первую Мировую. Но, как и Лес, он служил в Центральной Америке, в Китае, на нескольких боевых кораблях.

   - Бурбон со льдом, - бросил он бармену.

   Тот махнул рукой, показывая, что услышал. Вензел кивнул Диллону.

   - Ну, разве это не полный пиздец?

   - Что? Что мы пьём не в Гонолулу?

   - Да ну на хер, - ответил Вензел. - Тогда бы пришлось закрыть Отель Стрит. А стоит им её закрыть, мы устроим бунт.

   Спустя какое-то время он добавил:

   - И армия и флот тоже.

   Морпехи всегда пренебрежительно относились к солдатам.

   - Мы бы устроили, - отозвался Диллон, допивая стакан и помахивая им бармену, показывая, что хочет ещё. - Если бы нам дали высадиться, мы бы япошкам жопы надвое разорвали.

   - Да, уж, блин, - сказал Вензел.

   Он дождался, пока бармен принесет выпивку и уселся напротив Диллона.

   - Никаких сомнений. Да, они победили армию, но против нас у них нет ни шанса. Ни единого, - Диллон говорил с той же уверенностью, с какой прогнозировал завтрашний рассвет.

   То, что япошки разгромили американскую армию, для него служило подтверждением, что с морпехами они не справятся.

   - Интересно, сколько ещё ждать, пока мы снова созреем взяться за этих узкоглазых. - Лес задумчиво кивнул и ответил на собственный вопрос:

   - Для начала нужно построить новые авианосцы. Бог его знает, сколько времени это займёт.

   - Надеюсь, строить их начали ещё до того боя, - заметил его приятель. - Блин, надеюсь, их начали строить ещё до того, как на Перл Харбор упали первые бомбы.

   Диллон кивнул.

   - Надеюсь, строительство начато уже очень давно. Тогда нам вообще не из-за чего будет переживать.

   - Ага, а потом мы проснёмся.

   Вензел залпом выпил содержимое своего стакана. Затем он посмотрел на бармена и кивнул. Тот сразу налил второй.

   - Половина из тех, кто пришёл в Корпус в тридцатых, записались, потому что не было работы, - продолжил он. - Не самая благородная причина.

   - Они всё равно стали добротными морпехами, - сказал Диллон.

   Сам он записался на волне патриотического угара. Почему в Корпус пришёл Датч, он не спрашивал. Если Вензел захочет, он сам расскажет, лезть с расспросами не нужно. Корпус морской пехоты США, конечно, не Французский Иностранный Легион, однако среди прочих родов войск, они были к нему ближе всех.  

"Осима-мару" мчалась на юг, подгоняемая ветром, шедшим с холмов Оаху. Остров скрывался за кормой рыбацкой лодки. Хиро Такахаси управлялся с парусами с большим удовольствием, нежели дергал ручку стартера дизельного двигателя. Раньше, ещё до того, как на Гавайях сменился хозяин, лодка ходила на дизеле, как и все прочие, что ютились в заливе Кевало. Когда топливо закончилось, пришлось изыскивать новые методы.

   - Когда я был ребенком, то вместе с отцом ловил рыбу во Внутреннем море именно так, - сказал Хиро. - Парус всегда пригодится, если не работает двигатель.

   Его сыновья, Хироси и Кензо, лишь кивнули в ответ. Они ничего не сказали. Хиро вдруг понял, что уже раз двадцать вспоминал о Внутреннем море. Но сыновья хмурились не только из-за этого. Они родились здесь, на Оаху. По-японски они говорили сносно - Хиро с особым тщанием проследил, чтобы они занимались после уроков - однако, между собой они предпочитали говорить по-английски. На этом языке сам Хиро знал лишь пару ругательств, да несколько общих фраз. Гамбургеры и хот-доги сыновьям нравились больше, чем рис и сырая рыба. Кензо встречается с белой блондинкой по имени Элси Сандберг. Они, строго говоря, были американцами.

   Именно из-за того, что они американцы, они ненавидели японцев за то, что те завоевали Гавайи. Они этого даже не скрывали. Проблем у них пока ещё не возникло, однако сыновья постоянно цапались с отцом по этому поводу.

   Хиро Такахаси родился неподалеку от Хиросимы. На Гавайи они приехал подростком, ещё до Первой Мировой Войны. Он хотел поработать на тростниковых полях, заработать денег и вернуться. Денег он заработал. Их хватило на то, чтобы бросить работу в полях и вновь заняться тем, что он умел лучше всего - рыбной ловлей. В Японию он так и не вернулся. Он женился на Реико, поселился в Гонолулу и начал строить семью.

   Хиро вздохнул.

   - В чём дело, отец? - спросил стоявший у штурвала Хироси.

   - Подумал о вашей матери, - ответил Хиро.

   - А, мне её тоже жаль, - сказал старший сын и опустил взгляд.

   Как и Кензо. Их мать погибла под завалами в самом конце войны, когда японцы бомбили Гонолулу. В тот момент они находились в море. Когда они вернулись, весь их квартал лежал в руинах, объятый пламенем. Тело Реико Такахаси так и не нашли.

   Но всё равно, Хиро постоянно конфликтовал с сыновьями. Они обвиняли японцев в том, что те разбомбили беззащитный город. Хиро же винил американцев за то, что не сдались, когда ситуация уже была совершенно безнадёжной.

   Он всё ещё гордился тем, что он - японец. Когда американцы, наконец, сдались, Хиро размахивал флажком с Восходящим солнцем во время торжественного парада японской армии в Гонолулу. В том параде приняли участие и ободранные, грязные, поникшие американские пленные, окруженные подтянутыми японскими солдатами, одетыми в прекрасно подогнанную форму. Тогда американцы уже не выглядели столь надменно, как раньше. Хиро до сих пор относил лучшую рыбу в японское консульство на Нууану-авеню. Он оставался японцем до мозга костей и очень гордился тем, что сделали его соотечественники.