В этот раз, всё же, тревога была настоящей.

   - Дзакенайо! - выругался Синдо и побежал в бомбоубежище. - Какой толк во всей этой мудрёной электронике, если мы не способны сбивать вражеские самолёты ещё на подлёте?

   Словно в противовес его словам, где-то рядом с аэродромом Халеивы загрохотали зенитки. "Снаряды только зря тратят", - презрительно подумал лейтенант. Шансов попасть в гидросамолёт у них столько же, сколько у него, если бы он бросал в него камни.

   Сквозь грохот орудий он расслышал мерный рокот двигателей. Американцы делали хорошие двигатели. По сравнению с ними, большинство японских самолётов звучали, как летающие стиральные машины.

   "Бах! Бах!". Это неподалёку рвались бомбы. Янки уже несколько ночей не бомбили Халеиву. Даже во времена американцев это был не самый главный аэродром на Оаху. "Может, решили, что застанут нас врасплох. Может, они даже и правы".

   Послышалось ещё несколько взрывов, на этот раз дальше. Синдо очень хотелось прыгнуть в кабину "Зеро" и броситься в погоню за гидросамолётами. Однако ночной воздушный бой - очень рискованное занятие, специалисты по нему только-только начали появляться в Европе, где подобное случалось гораздо чаще.

   Если он взлетит здесь, то будет летать вслепую. У него не будет техников, сидящих за радаром, которые будут наводить его на цель. Такие были только у английских и немецких ночных пилотов. Большого количества целей тоже не было, лишь одинокий гидросамолёт, вылетевший в беспокоящий рейд. Садиться тоже придётся вслепую, ведь все аэродромы на Оаху задействовали светомаскировку.

   Нет, он останется здесь, будет сидеть и злиться. Никаких сомнений, в этом и заключался план американцев. Они прекрасно знали, как добиваться своего, будь они прокляты.

   Упало ещё несколько бомб, уже совсем далеко. Куда они целились? В казармы Скофилда? Аэродром Уилера? Или даже в Гонолулу? Но, не считая отдаленных взрывов, ночь оставалась тихой, как и всегда на Оаху.

   Прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги. Синдо вернулся в палатку. Он был настолько зол, что сама мысль о сне казалась ему отвратительной. Лейтенант решил, что всё-таки надо бы немного вздремнуть, но вдруг подумал, о том, что будут говорить находившиеся в Халеиве армейские офицеры. Он практически слышал их смех, когда они спрашивали о том, почему флот не может отогнать янки от Гавайев.

   Все эти вопросы он уже слышал. Лейтенант знал, каким будет ответ: Тихий океан слишком велик, чтобы следить за каждым квадратным метром. Американцы почти год назад поняли, к чему могут привести такие размеры. Теперь они преподают тот же урок японцам.

   Синдо пожал плечами. Американцы могут раздражать. И они раздражали. Но им не удастся застать Японию врасплох, когда они решатся нанести серьезный удар. Этого не случится. Японские наблюдатели внимательно следят за Панамским каналом и материком. Если американцы когда-нибудь снова решатся прогнать японцев с Гавайев, они встретят готового и настороженного противника.

   Но даже такие мысли не успокоили Синдо и не вернули ему сон. Он злился и ворочался, думая о ночном налёте. Лейтенант пролежал так до самого утра, когда рассвет окрасил горизонт на востоке в золотистые цвета. Тогда он отправился на камбуз, где поел риса с кусочками солёной рыбы и запил всё это чашкой чая. Как и табак, чай, в основном, был импортным. Его не могли получить даже японские военные рангом ниже офицерского.

   Некоторые предпочитали кофе. Выращивали его здесь, пусть и в небольших объёмах. Синдо считал этот кофе противным. Но он бодрил не хуже чая, поэтому всегда пользовался спросом.

   Когда Синдо закончил ранний завтрак, ему позвонили из Гонолулу. Ожидая этого звонка, он чётко и как следует поприветствовал коммандера Футиду.

   - Так точно, господин. Отправимся на север... Есть, господин. Если что-нибудь заметим, сделаем всё, чтобы это "что-нибудь" утопить.

   - Хорошо, - ответил на это Футида. - Будет здорово, если мы покажем американцам, что за всё приходится платить.

   - Понимаю, господин.

   Ещё Синдо понимал, что начальники Футиды буквально сели ему на голову. Но лейтенант, как и любой пилот-истребитель, хотел лишь подняться в воздух и бить врага.

   Он приказал оружейникам прицепить бомбу весом 250 кг на крепления, что техники установили под фюзеляжем его "Зеро". Если ему попадётся подводная лодка, он должен её уничтожить. Бомба не помешает ему биться с гидросамолётами, однако, она станет существенной помехой в битве с "Уайлдкэтами". Впрочем, последних он не ждал. Появление "Уайлдкэтов" означало, что поблизости находится авианосец, но никаких авианосцев в ближайших водах не было.

   И, вот, он взлетел. Некоторые офицеры - не Футида, к его чести сказать - постоянно жаловались на высокие траты топлива на подобные поиски. О том, сколько стоит не отправляться в эти поиски, они почему-то не задумывались.

   Синдо летел по расширяющейся спирали и дышал воздухом, пропитанным запахом резины. Этот запах в его голове всегда будет связан с полётами. Для одних это был запах топлива, для других - рокот двигателя. Но не для Синдо. Для него этот запах значил всё.

   Ему хотелось обнаружить противника. Хотелось уничтожить противника. Если он заметит гидросамолёт, то он хотел его сбить. Если он заметит подлодку, то хотел её затопить. Он уже слишком много летал впустую.

   Эта мысль без конца кружила в голове лейтенанта, когда он краем глаза заметил какое-то движение. Он заложил вираж в том направлении, затем сбросил газ и принялся смеяться и ругаться одновременно. Никакой это не вражеский гидросамолёт, это ещё один японский истребитель, тоже летит по спирали. Никто не обрадуется, если Синдо бросится за ним и собьёт. Кроме американцев.

   Мысль о том, что другой пилот мог сбить его самого, даже не пришла ему в голову. Лейтенант высоко ценил способности тех, против кого воевал. Если хочется дожить до счастливой старости, противника недооценивать нельзя. Синдо надеялся побеждать в каждом воздушном бою, в который вступал. Как и любой другой пилот-истребитель. Без подобного высокомерия, успеха в этом деле не достичь.

   Синдо чувствовал себя сапсаном, охотящимся на голубей. Только в этих местах не было никаких голубей. Одним глазом он следил за датчиком топлива. Если снова придётся возвращаться ни с чем, счастливее лейтенант не станет.

   Вот! Что это там такое, на четыре километра ниже? Может, это и не голубь, может, это утка. Это чья-то подводная лодка, идёт себе по поверхности воды, словно, ни до чего ей дела нет.

   Чья-то, но чья именно? У Японии тоже имелись в этих водах свои подлодки, чтобы выслеживать американскую армаду, реши те вновь напасть на Гавайи. Но если это американская подлодка... Сабуро Синдо не желал, чтобы армейские дурни совали свои носы в дела флота. Если затопить американскую подлодку, они на какое-то время заткнутся.

   Лейтенант зашёл с солнечной стороны и снизился, чтобы рассмотреть получше. Если на него будут смотреть с наблюдательного поста, то против солнца им будет трудно его опознать. Нападение с солнечной стороны отлично работало против других самолётов. Против подводной лодки тоже должно сработать.

   Если он нападёт... Сбить свой самолёт будет плохо. Потопить свою подлодку окажется гораздо хуже. Однако силуэты японских подлодок Синдо знал на "отлично". Обязан знать. Эта выглядела иначе. Любое судно в этих водах, если не японское, то американское.

   Синдо не сомневался. Сомнение было меньше присуще его натуре, чем другим пилотам-истребителям. Убедившись, что перед ним вражеская субмарина, он спикировал на неё. Лейтенант никогда не учился на пилота-бомбардировщика. У его "Зеро" не было на крыльях тормозных закрылков, как у "Аити". Проектировщики не считали, что истребителю могут понадобиться такие крупные детали на крыльях. И спикировал он далеко не так точно, как на его месте сделал бы пилот "Аити". Его самолёт не был предназначен для столь глубокого пике. Но всё равно Синдо сделал всё, что мог.