Об этом Гэнда знал. Синтия продолжала:

   - Забавно. Он и сам наполовину хоули, но он очень злится на других хоули за то, что те сделали с Гавайями. Причём, искренне. Многое в нём чушь, блеф, притворство, да и говна в нём немало, но об этом он говорит искренне.

   Видимо, джин ударил ей в голову. Синтия взглянула на кольцо на пальце и вновь покраснела.

   - Ну, злится он не на всех хоули.

   - На тебя злиться невозможно, - сказал Гэнда.

   - Так мило. Ты такой милый.

   Синтия Лаануи поцеловала Гэнду. Когда-то давно, кто-то сказал ему, что тот, кто целует первым, нуждается в этом больше другого. Судя по тому, как Синтия отчаянно к нему прижалась, доля истины в этих словах была. Отпрянув от него, она сказала:

   - Ты плохо меня знаешь. Не можешь знать, даже если считаешь иначе. Поверь, ничего плохого я в этом не вижу, мне это нравится. Но я также считаю это глупым.

   - Я считаю иначе, - сказал Гэнда.

   Он понимал, что королева права, но ему было плевать. В данный момент, кроме друг друга, у них никого не осталось, и, возможно, ещё долго не будет. Гэнда собрался с духом, взял её на руки и отнёс на кровать. Он был невысоким человеком, на пару сантиметров ниже неё, но сил ему было не занимать.

   Их близость имела сладость запретного плода. Каждый раз, касаясь друг друга, они понимали, что это могло быть в последний раз. В нынешние времена, каждая близость могла стать последней в их жизни. Для него, и, возможно, для неё, этот факт лишь разжигал страсть.

   Позже, когда бледная кожа между её грудей покраснела, она сказала:

   - Жаль, сигарет нет.

   Жестом, достойным фокусника, Гэнда извлёк из кармана брюк пачку "Честерфилда".

   - Держи, - сказал он.

   Синтия взвизгнула и поцеловала его.

   - Боже, боже, боже! Где ты, вообще, их достал? Где?

   Исходя из её слов, можно было решить, что табака не хватало во всём мире, а не только на Гавайях.

   Гэнда осторожно прикурил одну себе и одну ей, затем произнес:

   - Друг отдал.

   Ничего добавлять он не стал. Этот друг получил сигареты от своего друга, а тот, в свою очередь, вытащил их из кармана мёртвого американского морпеха. Таких вещей Синтии знать не обязательно.

   Затянувшись, она закашлялась. Её примеру последовал Гэнда. Они уже так долго жили без сигарет, будто совсем никогда не курили. Вторая затяжка вызвала у неё улыбку.

   - Господи, хорошо-то как! - сказала она, затем спросила: - Можно я возьму несколько штук для Стэнли. Понимаю, что это жадность. Но если я дам ему сигарет, он не станет спрашивать, куда я уходила.

   - Хорошо, - ответил Гэнда.

   Синтия улыбнулась. Гэнда не пожалел ей пять сигарет. Он понимал, что она права. Если она даст королю сигареты, он не станет спрашивать, зачем она уходила из дворца Иолани. Вряд ли он решит, что получила она их из рук своего любовника. Гэнда, по крайней мере, на это надеялся.

   Она докурила до крошечного окурка, и уставилась на остатки табака.

   - Хочется сжевать его, как деревенщине, - сказала она.

   Гэнда слышал об этой привычке, но в Японии жевание табака не прижилось. От этой мысли ему стало не по себе, или всё дело в "Честерфилде".

   Королева Гавайев выбралась из постели и начала одеваться.

   - Мне, пожалуй, пора, - сказала она.

   Так как обратный путь ей предстоял через Отель-стрит, она затянула волосы в пучок и спрятала их под шляпкой и надела солнцезащитные очки.

   - Мы делаем всё, что можем, - сказал Гэнда.

   Синтия кивнула. После этого... Развивать тему дальше никто из них не хотел. Она снова кивнула, затем вместе с велосипедом вышла за дверь, даже не оглянувшись.

   Прежде чем одеваться самому, Гэнда выждал пять минут, дабы никто не заметил, что из гостиницы они выходили вместе. Он вынес велосипед на улицу и направился обратно в Перл Харбор. Отъехал он недалеко, когда заметил, что на штаб флота напали. Сверху на него налетали самолёты: с рёвом проносились истребители, пикировали бомбардировщики, закидывая здания бомбами. Японские зенитки и несколько трофейных американских заполонили всё небо облачками чёрного дыма.

   По Перл Харбору также била корабельная артиллерия, находившаяся вне зоны досягаемости береговых орудий. Гэнда пожалел, что японцы разрушили крупнокалиберные орудия береговой обороны, стоявшие на южном берегу Оаху. Они бы задали вражеским кораблям жару. Но они могли достать до японских кораблей, поэтому бронебойные снаряды самолётов с "Аити" разнесли их на куски.

   Это, что там, десантные суда? Чем бы они ни были, выглядели они внушительнее катеров "Дайхацу", что имелись у Японии. Гэнда начал активнее крутить педали. У него был приказ покинуть место службы, но ему хотелось быть там, и защищать порт, насколько возможно долго. "Как будто один человек здесь что-то решает", - горько подумал он. Но ноги продолжали крутить педали.

   "Банкер Хилл" вернулся в строй, полётная палуба восстановлена, сгоревшие самолёты сброшены в море, на борт приняты новые "Хеллкэты" и "Донтлессы". Джо Кросетти потерял при пожаре свой истребитель, но новый, кажется, выглядит не хуже старого. О погибших при таране авианосца японским самолётом людях он печалился сильнее. В отличие от самолётов, их заменить невозможно.

   Неподалёку продолжался ремонт "Копахи". В эскортный авианосец попала бомба, выпущенная тем же япошкой. Он оказался той ещё сволочью, но свою работу сделал, как надо.

   Когда Джо сотоварищи пролетали мимо кораблей, направляясь на Оаху, им вслед махали матросы. Он помахал им в ответ крыльями. Вообще-то, матросы должны быть вне себя от ярости. Каким образом япошка умудрился прошмыгнуть мимо радара и самолётов охранения?

   Джо боялся, что ответ ему известен. Американцы вели себя самонадеянно и потеряли бдительность.

   Никто не заметил сигнал радара? И что? Один американский самолёт, ведь, сбили? А ребята из патруля оказались слишком нерасторопными.

   Авианосцы остались позади. Как и защищавшие их эсминцы и крейсеры. Он подлетел к кораблям, что обстреливали Оаху. Внизу громыхали орудия. Из стволов вылетало пламя и дым. При отдаче корабли кренились на борт. Окопавшихся япошек ждёт ад.

   На севере Оаху оставалось немного кораблей. Большая часть перебралась южнее, чтобы бить по Перл Харбору. Джо летел в том же направлении. Он и прежде летал над портом, и не раз. Сегодня всё иначе. Высаживались морпехи. Им предстояло отбить базу у япошек. Почти все японские солдаты находились на фронте. Что могут противопоставить американцам матросы и всякие штабисты?

   - Всех положим, мать вашу, - сказал Джо.

   Второй фронт здесь поможет не хуже, чем в Европе, которого постоянно требовал Сталин. Поймай противника между молотом и наковальней и размажь его в лепёшку.

   - Ага, - пробормотал Джо. - Ага.

   В одном япошки убедили американцев крепко - сдаваться они не собирались. Гремели уцелевшие зенитки, словно, до них никому не было дела. Пролет мимо разрывов их снарядов похож на езду на машине по кочкам. Самолёт ныряет вниз, а затем взлетает вверх, отчего, бывает, даже щёлкают зубы. Разница лишь в том, что в машину не попадёт осколок, если кто-то заранее не установит на кочку мину.

   По фюзеляжу "Хеллкэта" что-то лязгнуло. Джо автоматически взглянул на приборную панель. Вроде, всё в порядке. Этот малыш многое выдержит. Дай одну очередь из .50 калибра по "Зеро" или "Оскару", и те развалятся прямо в воздухе. Армейский истребитель, который американцы прозвали "Тони" был покрепче, но, по сравнению с "Хеллкэтом", даже не рядом.

   Приказ был расстреливать в Перл Харборе всё, что стреляло в ответ. Джо снизился до высоты местных деревьев, взревели пулемёты. Он подумал, стоило ли это место, чтобы отбивать его у япошек. Две кампании, проведённые за два года, превратили его в филиал ада на Земле. Вода была покрыта жировой плёнкой. Джо снизился достаточно низко, чтобы в кабину проник запах разлившегося топлива. Бок обок лежали разбитые американские и японские корабли. До войны никто, кроме самых помешанных на авиации умников, не верил, что самолёты способны в одиночку потопить корабль.