Однажды я захватил с собой дочку. Мы поднялись на холмы и, усевшись на склоне, решили ожидать рассвета. Прошло с полчаса. Взошло солнце и косыми лучами осветило покрытые пожелтевшей травой полянки, низкорослые кустики дубняка. Пора было начинать охоту. Но мы не спешили…

Надо сказать, что охота за перепелами в Крыму при массовых высыпках бывает чрезвычайно добычлива. За час-полтора без особенных трудностей добудет охотник штук сорок, а иногда и больше этой мелкой, но ценной дичи. Выпустит он все патроны, настреляется вволю и, обвешанный дичью, как триумфатор, идет через город.

– Ну что ж, попытаем счастья,– без всякой веры в удачу поднялся я с места.

Мы не спеша стали обходить поляны, лощинки с низкорослым кустарником. И так около часа то поднимались на вершины, то опускалась по их склонам. Становилось скучно – дичи и в помине не было.

– Пойдем-ка к морю, все равно здесь до сентября ничего не будет,-обратился я к Маше.

Но именно в этот момент – я даже глазам своим не поверил – из-под самых ног у меня вырвались две перепелки. Я не был готов, но все же успел вскинуть ружье и выстрелить. Одна птица упала, другая пролетела около сотни метров и уселась в кустарник. Подняв перепелку и на ходу заряжая ружье, я поспешил к месту, где села вторая. Мне было хорошо известно, что птица прекрасно бегает и может убежать далеко от места, куда она опустилась. Нельзя было терять драгоценного времени.

– Папка! – услышал я сзади. Не оборачиваясь, я отмахнулся рукой.-Папка! – кричала дочка.

В этот момент она мне страшно мешала. Ведь, оглянувшись, я мог потерять место, куда села птица. Но дочка не унималась:

– Слышишь, папка!!

– Ну что ты кричишь, что тебе нужно? – обернулся я к ней, потеряв терпение.

– Не стреляй больше. Настрелял – и хватит! – сопровождая каждое слово жестами, решительно протестовала она издали.

«Как это настрелял?» – не сразу дошло у меня до сознания. Ведь я уже говорил, что, по крымским понятиям, настрелять – это значит обвешаться дичью. А тут что? Что, собственно, настрелял? Одну перепелку? Невольно я вынул из сумки и осмотрел добычу.

– Настрелял – и хватит! – боясь, видимо, что я опять пойду отыскивать отлетевшую птицу, продолжала дочка.

И вся ее маленькая, тоненькая фигурка выражала протест и безоговорочное требование прекратить охоту. Настрелял, мол, и хватит, хорошенького понемножку. И вместо того чтобы по-настоящему рассердиться за испорченную охоту, я вдруг усмехнулся. Видали вы подобного командира? Закинув ружье за плечи, я возвратился назад, и мы стали спускаться с холмов к Алуште.

«Настрелял и хватит»,– все время вспоминал я фразу, выражение лица и мимику дочки.