— Эти существа не в меру хрупкие, а пригласить городского лекаря, как ты понимаешь, я не могу, — ровно проговорила Сулена, вставая перед ним. — Займись ими. Если нужны будут травы или инструменты — скажешь им, — кивнула в сторону двери, — принесут. Если надумаешь халтурить — всегда помни о своей мавке, и для нее место найдется. Вечером тебя заберут.
Она ушла, дверь закрылась на засов снаружи, оставив оцепеневшего лекаря наедине с нелюдьми, запертыми под землей. Он посидел еще немного в полной тишине, местные обитатели, очевидно, тоже боялись напоминать о себе, еще не понимая, чего им ждать от человека. Потом поднял факел выше: к дальним прутьям жалась русалка судя по корыту с водой, стоявшему внутри клетки.
— О Боги, — прошептал, вставая. Вдоль прохода стояло двадцать камер, по десять с каждой стороны. У дальней стены виднелся широкий стол, весь в потеках, куда Карин и направился, стараясь не смотреть через прутья, не видеть. Чуть позже, когда мозг, наконец, сможет принять действительность. Сейчас же он оглядывал миски с грязными инструментами, пучки трав, сваленных в кучу, пустые кувшины — тут требовалась основательная уборка: в таких условиях можно было только трупы хранить, им уже все равно на заражение.
Карин закрепил факел на стене, нашел таз, куда сложил все, что было в мисках, и сами миски. Отдал охранникам с просьбой все прокипятить и вернуть обратно. Сам вымыл стол, лавку, добыв воду из небольшой каменной чаши в углу. Потом сел на эту самую лавку и закрыл лицо руками, стараясь отрешиться от всех мыслей и чувств перед осмотром самих клеток.
«Будь ты проклята, ведьма, куда ты меня привела и что я могу сделать здесь? Лечить русалку ромашкой»?
Двенадцать клеток пустовало. В остальных заперты были три русалки, две мавки с полностью развороченными спинами — они лежали на полу лицом вниз и не шевелились, даже когда Карин постучал по прутьям. Задыхаясь от тошнотворного ужаса, встретился глазами с желтыми огоньками — черный волк в соседней клетке начал рычать, едва лекарь приблизился. Подняв руки в мирном жесте, Карин отошел от него. Еще один волк тяжело дышал, свернувшись клубком, его серый бок поднимался и опускался с хрипами, вырывавшимися из приоткрытой пасти. В восьмой клетке лежал человек, избитый, но вполне живой: сбоку через прутья свисала рука, на которой Карин нащупал пульс.
— Эй, — он легонько потряс руку. — Слышишь меня?
— Он давно так лежит, — тихо сообщила одна из русалок, подходя ближе к свету. — Его утром забрали нормального, а привели вот такого.
— Что это за место? — выдохнул Карин, поднимаясь на ноги и беспомощно оглядывая глухую темницу. — Для чего вас здесь держат? И чем я могу здесь помочь?
— А ты кто? — вторая русалка осмелела, поняв, что этот человек не из прислужников ведьмы, таскающих их по одному наверх.
— Лекарь вроде, — Карин крепко сжал обе свои руки в замок, чтобы они не тряслись так сильно. — Только я понятия не имею, от чего вас лечить и как… Людей лечил, да. Но… Боги…
— Человек и волк, — тут же подсказала девушка из первой клетки, странно сжимаясь. — Им сможешь помочь. Что до этих двух… — кивнула на лежащих ничком мавок. — Не знаю. У них все что-то вытаскивают и вытаскивают изнутри. Встанут они или уже нет, я не знаю.
— Но зачем? — выкрикнул Карин, не сдержавшись. Девушка отползла обратно в тень.
— Колдует она. Зелья варит и еще много чего. Не трать зря время, лекарь, если ты на самом деле пришел помочь.
Карин с силой сжал виски, его губы дрогнули и он крепко прижал их зубами. Прошел к двери, постучал и попросил принести еще одеял для теплокровных.
Волк был избит, сломано два ребра, насколько смог прощупать лекарь, с опаской косясь в полуприкрытые глаза. Оборотень был в сознании, но только следил за действиями человека, не выказывая агрессии, видимо, ему было настолько плохо, что согласен был принять помощь от кого угодно. Зато второй рычал за двоих, яростно бросаясь на прутья своей тюрьмы, пока Карин уже всерьез не подумал усыпить его сон-травой, чтобы отдохнул.
Туго перетягивая бока животного, надеялся, что тот не вздумает обернуться человеком и не покалечится еще больше. О чем и попросил самого волка, внимательно смотрящего ему в глаза. Понял тот или нет, но Карин потрепал того по тяжелой голове как собачку. Принес воды, которую больной вылакал с большой жадностью. Тут же подумал, что его собрат тоже хочет пить, осторожно просунул миску во вторую клетку и быстро отошел.
— Можно попросить тебя сменить воду? Тухлая она уже давно, — тихо попросила русалка, видя, что человек не жалеет воды для волков.
О том, что заключенные сбегут, можно было не думать — все они были прикованы к своим тюрьмам. Отпустил бы он их, если б мог — эту мысль Карин гнал от себя, не позволяя ей даже задержаться в голове.
Чаша была вроде родника, понял Карин, вода оттуда не убывала, сколько бы ни черпал. Как только он наполнил свежей водой корыта, две русалки тут же забрались туда. Третья продолжала сидеть на мокрых досках, держа в руках свою же цепь. Лекарь присел рядом.
— Что с тобой делали? — спросил тихо, чтобы не слышал никто. — Чем я могу помочь?
— Кровь искали. Руки резали, ноги. И после оставляли в этой жиже, — поводила пальцем по луже, в которой сидела. — И умереть не могу, и так жить больше нет сил. Убей меня, лекарь, — подняла огромные глаза на Карина. — Можешь же, просто голову отрежь и все…
Этого он сделать не мог, об этом и предупреждала его Сулена. Но утешить мог, взял израненные руки в свои и крепко сжал, делясь сочувствием. По телу русалки пробежала судорога, она тихо вздохнула и склонила голову вниз.
Просидев так некоторое время, Карин встал — еще один узник остался, который нуждался в осмотре. Двух мавок посмотрит позже.
Человек был без сознания. Лежал на боку, почти упершись лицом в пол. Темные длинные волосы спутались, губы в крови, на лице уже начинали темнеть синяки, на шее четко виднелись отпечатки пальцев, будто его душили. Карин со всей осторожностью поднял его и перенес на одеяло. После вгляделся в лицо, потом внимательнее. На затылке зашевелились волосы: он был очень знаком, этот человек, он точно его знал.
Веки узника дрогнули, открывая серые глаза. Минуту они смотрели друг на друга — лекарь и пациент, после чего рука схватила Карина за ворот рубахи.
— Карин? — неверяще прохрипел человек, с трудом шевеля разбитыми губами. — Карин⁇
— Данко! — выдохнул Карин машинально. И тут же вспомнил его, своего друга, с которым облазил все подземелья и все вершины. — Дан… Что же… — зажал себе рот в ужасе, потом схватил друга за руки, тут же отпустил, когда по телу узника пробежала судорога и он застонал, сжимаясь: большие пальцы рук опухли и были вывернуты в обратную сторону. — Прости, прости… И что же мне делать?
Оставив покалеченные кисти на время в покое, Карин, уже не размышляя, сдернул с Данко одежду, чтобы осмотреть всего. Синяки и ссадины по всему телу были, конечно, болезненными, но опасности не представляли. Больше боялся, как бы не повредили ничего внутри.
— За что тебя так? — шептал Карин, глотая слезы, ощупывая ребра и живот друга. — Что ты делаешь здесь?
— Они думали, что я не человек, — Данко поперхнулся, закашлялся, схватился за живот, Карин тут же отвел его руки в стороны. — Тебя искал я с твоим отцом, уже более полугода как… — Он снова зашелся кашлем так, что его пришлось приподнять и облокотить на прутья клетки. На губах выступила розовая сукровица, то ли из легких, то ли во рту рана была.
— Меня искали, — повторил лекарь. С силой потряс головой — не до расспросов сейчас. Склонился над раненым: — Рот открой.
К великой его радости, кровь сочилась из прокушенной щеки. На первый взгляд ничего такого, с чем бы лекарь не справился, у Данко не обнаружилось. Пальцы оказались просто вывихнуты и Карин быстро вставил на место суставы, после чего перемотал кисти, чтобы друг не шевелил пальцами.
За всеми его действиями неотрывно наблюдали остальные пленники, даже один из волков перестал пугать рыком и, напившись, улегся на доски, иногда поглядывая на своего собрата, который уже не скулил как щенок, оставшийся без матери.
