— Лекарь, вот и ты, — пропела Сулена, выпустив руку отца и подходя ближе. — Благодаря тебе я спала так крепко, что утром еле встала. Ты действительно мастер в зельях! — подошла совсем близко и тише спросила: — Тебе понравился мой подарок? Тот, что в кармане хранишь?

Первую секунду Карин не понял, о чем она толкует, а потом похолодел — неужто намекает на ленту, да еще и чужую? О которой он совершенно забыл, надо было еще вчера незаметно выбросить в лесу.

Серые глаза насмешливо смотрели на него, подталкивая к оправданиям, которые выставили бы его в наихудшем свете, а над его спутницей стали бы потешаться в лицо и злорадствовать за спиной. Самым правильным было бы при всех втоптать подарок в землю, но тут же крутилась и Чаяна, которая на самом деле вышивала ленту.

Тайя вопросительно глянула на него. Как и отец Сулены. И все, кто расслышал вопрос.

Его напряженное нервное состояние, казалось, можно было разглядеть с верхушки самой высокой ели. Карин с усилием расслабился, склонил голову — пусть расценивает как ей нравится.

На его плечо опустилась тяжелая рука, не давая ступить дальше.

— Покажи, — негромко произнес глава Рослав, становясь на пути Карина. — Что дочь тебе подарила?

Карин мысленно застонал, теперь уже не представляя, как будет выпутываться. С трудом удерживая на лице маску спокойствия, сунул руку в карман и, к своему удивлению, кроме куска ткани нащупал твердую бляшку. Сжал ее в кулаке, пытаясь вспомнить, что рассовывал по карманам вчера, собираясь за кузнецом. Вытащил руку и протянул ладонь вперед: серебряная монета. Перевел дыхание и взглянул в глаза городскому главе, потрогавшему предмет с изумлением.

— Это Сулена тебе дала? — уточнил тот. Карин кивнул, сунул монету самой Сулене и быстро пошел прочь, понимая прекрасно, что со стороны это выглядит бегством.

Его дернули за руку, потом сильнее, пока не осознал, что продолжает держать Тайю и девушка не поспевает за ним. Только тогда сбавил шаг, а потом и вовсе остановился.

— В этом селе на двадцать домов и спрятаться негде, — прошептал он, отчаянно желая присесть где-нибудь и унять бешеное сердцебиение. — Я не принимал никаких подарков. Это моя монета.

— За что благодарил ее тогда? — не поняла Тайя. Карин вытащил очелье и показал Тайе.

— Она хотела, чтобы все увидели это. Довольно личный подарок. Хотела выставить меня лжецом и перед тобой, и перед соседями, — парень огляделся: везде избы, улицы и опять избы. А он стоит в центре и делает то, что ему запретили: болтает. Тайя сузила глаза.

— Не принимал никаких подарков?

— Это не то, что ты думаешь, — выдохнул Карин, чувствуя, что все глубже забирается в непонятную еще ему ловушку. — Давай уйдем отсюда, я все объясню.

У них оставался еще сарай Бела, куда они и пошли. Карин слишком долго закрывал двери, Тайя слишком усердно усаживалась на тюк соломы.

— Чаяна вчера в руки сунула и убежала. Я даже не успел ничего спросить. А потом Кий… Я и забыл совсем.

— С чего бы она такое дарила? — Ревность отвратительна, Тайя понимала. Но ничего не могла поделать с собой. Ей необходимо было слышать, что никаких предпосылок для таких подарков ее парень не делал.

Карин с силой опустил перекладину в скобы и повернулся к Тайе, легко различив ее в полумраке.

— Перестань, ты же знаешь, что я тут ни при чем. Сулена хотела вынудить меня вот так же оправдываться перед всем селом. И, — невольно содрогнулся и признался: — Она заставляет меня дрожать, прихожу в ужас, когда она рядом. Даже наш зверь кажется щенком по сравнению с ней.

— Она человек, — заметила Тайя. Карин кивнул и невесело усмехнулся.

— Да уж. Схватила эту монету как родную. Точно не оборотень.

— Иди сюда, — Тайя похлопала рядом с собой. Когда Карин сел, принялась массировать ему спину. — Ты слишком напряжен. Совсем как камень, передохни немного. Хочешь, спрячемся здесь, пока дядька Бел не остынет?

Было бы неплохо. Подстилка из соломы манила его сильнее самой мягкой перины, он так устал после ночи в лесу, прощания с Кием, осуждения учителем, а потом встречи с Суленой. Еще и предстояло вечернее лечение, о котором думать сейчас не желал.

Карин сполз вниз и растянулся на сухой траве, все еще хранившей запах лета. Потянул за собой девушку, устроил ее на своем плече и закрыл глаза.

— Полежи со мной немного, мой самый драгоценный подарок. — Тембр его голоса понизился, приведя Тайю в мистический трепет. Она задержала дыхание, вслушиваясь. — Ленту я верну, она ничего не значит.

Ночь прошла спокойно.

Сивер каждое мгновение ожидал, что вот-вот прозвучат шаги под дверью, скрипнет ключ в замке, и держал руку на спрятанном под одеялом длинном охотничьем ноже. Но, кроме едва слышного дыхания Данко и иногда — пьяных криков за окном, ничто не нарушило тишину в комнате. Лишь к утру позволил Сивер себе сомкнуть глаза, когда уже прокричали петухи и двор начал оживать.

Проснулся через два часа, когда луч солнца начал светить через вымытое окно прямо в глаза. Быстро повернулся — Данко, кажется, за всю ночь так и не пошевелился. Как уткнулся лицом в подушку с вечера, так и спал, обняв ее руками. Дверь заперта, сломанный стул все так же подпирал ручку. Сивер выдохнул и потянулся. Потом разбудил парня.

Наскоро позавтракав кашей и хлебом с сыром, они попрощались с хозяином, и вышли со двора.

— Куда теперь? — спросил Данко, подтягивая мешок за спиной повыше.

— Пройдемся по улицам и поговорим с торговцами, как и решили вчера. Они сидят на одном месте весь день и занимаются только тем, что разглядывают прохожих.

Первый мужик отрицательно покачал головой на вопрос о высоком красивом юноше с темно-каштановым волосом. И второй, и третий — они только глазели на Сивера, на Данко и разводили руками: никто похожий им не встречался.

Старший все больше темнел лицом, отворачивался и шел к следующему, чтобы услышать те же самые слова: Карин здесь не проходил, по крайней мере, своими ногами. Данко следовал за ним тенью, накинув на темноволосую голову широкий капюшон по указанию старшего: хоть и не случилось ничего, но оценивающий горящий взгляд помощника Идана все не выходил из мыслей Сивера.

За ними с некоторых пор шла старуха, привязавшись где-то на поворотах одинаковых смрадных улиц. Держа в одной руке корзину, второй стягивала края платка у горла вместе с седыми прядями, выбившимися наружу. Шагала молча, чуть отдаленно, но в то же время не теряя чужаков из виду, что было довольно просто из-за их роста — почти на голову возвышались они над горожанами.

Сивер замедлил шаг, пропуская Данко вперед. Старуха сделала то же самое и повернулась к разложенным на телеге мешкам. Сивер подошел к ним же.

— Зачем преследуешь нас? — спросил он тихо, пропуская меж пальцев горсть зерна из мешка.

— Берегись, горец, — так же неслышно для остальных шепнула старуха. — Привел ты родича своего прямиком в бесовское логово.

— О чем предупреждаешь, мать? — голос стал напряженнее, Сивер искоса глянул на собеседницу.

— Парня уведи из города, пока беды не случилось. И второго не ищи, он будет позже. Вопрос в том, позволишь ли ты сам ему вернуться? Но… — старуха усмехнулась, — так или иначе, время еще не пришло…

Сивер замер, быстро повернулся к старухе, но рядом стоял незнакомый мужчина и увлеченно торговался за мешок с хозяином. Старший моргнул, опустил глаза вниз и похолодел — среди людских отпечатков в грязи четко виднелись следы копыт, еще не успевшие растечься по жидкой грязи.

— Данко, — позвал парня. Молчание было ему ответом. Сивер лихорадочно огляделся и уже крикнул в голос: — Данко! Где ты?

Он точно был перед глазами, когда сам старший задержался у телеги, чтобы перекинутьсяпарой слов со старухой, Сивер видел край его плаща. Но сейчас и впереди, и позади толклись лишь местные. Да еще и туман начал наползать, в один момент съедая все цвета, липкий, промозглый. И вскоре уже было ничего не разглядеть дальше пяти шагов.