Гостята немного растерялся, уверенный, что старика придется уламывать и убеждать. Ведь сколько ни приводили ему юношей, и талантливых, и кое-что умеющих, каждого он отправлял восвояси, не считая достойным обучения. А на Карина только взглянул — и сразу же повел за собой. Закралась мысль, что клятая русалка могла наделить парня скрытой силой, которую Бел, будучи сам немного со странностью, сразу и разглядел в нем.

Карин, впервые за столько дней выйдя на солнце, замер у крыльца, зажмурился и поднял лицо к солнцу, в то время как старик задумчиво крутил кончик бороды, недоумевая, где купец мог подобрать парня. В россказни о родственниках не поверил ни на миг, парень совершенно не был похож ни на южанина, ни на Гостяту, ни на его жену. Ни ростом, ни сложением, ни лицом, измазанным непонятно чем.

Подтолкнул его вперед, по улице, к дому Гойко. Решил, что заодно и сельчанам покажет.

В избе все так же топтались люди, но уже стало их поменьше. Жил Гойко один, так что заботы о нем легли на соседей, которые все не могли решить, что делать им с телом. Расступились перед вернувшимся лекарем, умолкли, увидев его спутника.

— Мой… — Бел вытащил парня перед собой, —…ученик.

Оставив озадаченных сельчан размышлять над своей речью, лекарь подвел Карина к покойнику. Парень удивленно склонился над телом, потом нахмурился, припоминая, где видел его. Брови его поползли вверх, и он обернулся на старика, отчаянно жалея, что не может рассказать о том, как этот спокойно лежащий сейчас труп совсем не спокойно разгуливал ночью по улицам. Двумя пальцами подхватил шерсть, все еще видневшуюся меж зубов: пес такой же масти пронесся мимо него, погнавшись за кошкой. Быстро оглядел рваные раны, из одной вытащил осколок хорошо пожелтевшего зуба и повертел в пальцах. Бросил на лавку рядом с телом, которое следовало сжечь. И немедленно — что могло родиться из ходячего покойника, покусанного оборотнем, он не знал, но явно ничего хорошего.

Указал на холодную печь, потом на Гойко. За его движениями неотрывно следил каждый человек в избе и при намеке на огонь кузнец воспротивился.

— Хоронить его надо рядом с родными! А чтобы не встал — вот, — и потряс куском дерева.

Карин дернул щекой, потом отрицательно покачал головой: не упырь это, и не поможет кол, хоть с ног до головы истыкать им несчастного.

— Готовьте костер, — после недолгих размышлений сказал лекарь. Склонился над сидящим на пятках у лавки Карином, чтобы прошептать: — Видел таких раньше?

Отвечать жестами становилось все сложнее, чем больше появлялось новых собеседников. Тем более, когда все вокруг особо не усердствовали и прямо выражали свои мысли обычным языком.

Карин почти решился ответить, как снова вспомнил угрозу купца. Еще и в свете подслушанных подробностей, что это непонятное ему существо, напрочь исчезнувшее из памяти, может его искать, решил не проверять, насколько решительно настроен Гостята. Поэтому просто покачал головой, показывая, что нет, не встречал. Он просто знал, что поступить следует именно так. Так же, как и то, что штаны следует надевать на ноги, а не на руки.

Бел отпустил Карина домой поздним вечером, когда на небе уже засветились звезды. Провожаемый любопытными взглядами, он свободно шел по улице. И это ему понравилось. Возможно, роль ученика ему подойдет в этом селе. И он останется рядом с ельником. И с Тайей сможет видеться не только украдкой.

На крыльце его встретил Вторак.

— Отец сказал, вы сожгли соседа? — взволнованно заблестел глазами мальчишка и Карин тяжело вздохнул: похороны, пусть и такие — не то событие, которое должно вызывать подобный восторг. У Гостяты длинный язык.

— Держись подальше от собак, — все, что он мог сказать. Одна из них, судя по увиденному, не совсем и собака. Из окна раздался оклик тетки Фатты, зовущей ужинать, и Карин опять замолчал.

Всю ночь Тайя ждала Карина, который так и не появился. Куталась в его рубаху, пинала ногами шишки, распугивая зверей, считала звезды в просвете между кронами, на которые обычно и внимания не обращала — светят и светят. Досадовала на себя, что прогнала его, потом на него, что послушался и не вернулся.

К утру решилась спуститься вниз по тропинке, ближе к селу — может, сможет увидеть его хоть глазком. Может, задержал кто. Или уснул так крепко.

Из головы все не шли его слова о русалке, которая обещала вернуться, и собственное волнение по этому поводу поставило Тайю в тупик. Хотя русалке среди леса взяться неоткуда, и переживать-то было не о чем, но невесть откуда взявшееся чувство собственницы по отношению к живому человеку и желание, чтобы он таковым и оставался — это не было похоже на нее. А ноги сами несли вниз, к редким огонькам просыпавшейся Холинки.

Тайя крепче стиснула полы подаренной одежды, оглядывая сверху небольшую чашу, в которой примостилось село со всеми его хатами. Где-то прокричал петух, следом залаяла разбуженная собака. С первыми лучами рассвета поблекли звезды, унося с собой магию ночи. До спины дотронулась чья-то рука, и Тайя остановилась.

— В своем ли ты уме, глупая? — прошептала подружка ей на ухо.

— Что сделал этот человек, что ты потеряла свободу? — прошелестел голос с другой стороны. — Вернись…

— С нами, Тайя… Идем с нами… Плакали мы при жизни, а сейчас будем смеяться…

— Пусть они теперь плачут…

Тайя устремила тоскливый взгляд на избы. Посмеяться не вышло, хотелось услышать голос Карина. И еще немного погреться, сидя рядом с ним, бок о бок, так близко, что ощущала биение его сердца как свое. Сколько еще пройдет времени, прежде чем он сообразит, что у них на двоих живое сердце лишь одно? И что температура ее тела и в жару, и в стужу не меняется, сколько бы он ее не согревал? Как тогда он посмотрит на нее?

«Как на ту русалку, которой его пугают». Первая разумная мысль заставила ее сделать шаг назад, потом еще один. Не такой взгляд она хотела видеть.

— Да, к нам… — звали ее подруги, увлекая все дальше и дальше, под густые тени деревьев. И Тайя шла, нехотя, прилагая усилия, чтобы не выдернуть свои руки из ласковой хватки.

Путь в никуда, мелькнула мысль. С каких пор начала задумываться о смысле своего существования?

Рядом отчетливо ощутился запах мокрой псины. А еще сладкий, отвратительный смрад, возникший внезапно, как из развороченной могилы недельной давности, который заставил девушек остановиться. До первых, еще редких елей оставалось не более двадцати шагов, вот только меж шершавых стволов, оставляя на коре клоки рыжей шерсти, осторожно крался огромный пес, почти прижавшись к земле, не сводя ярко-желтых глаз с тропинки.

И ужимки его были необычны, он будто собирался напасть. На своих же. Мавки встали плотнее, когда пес начал тихо рычать в их сторону. Даже огляделись, заподозрив вначале, что подлинная его добыча прячется где-то рядом.

Пес ступил на траву, покинув лесные заросли. Потянул воздух и шерсть на загривке у него встала дыбом прямо на глазах изумленных девушек, все еще не веривших в его вполне очевидные намерения. Зарычал громче, пригнув лохматую голову, вдали отозвались воем сельские собаки. И метнулся прямиком в их кружок, откидывая ударами мощных лап на своем пути тех, кто был ему неинтересен, холодных и пахнущих тленом. Стараясь добраться до той, кто источал приводящий его в исступление запах. Слабый, едва заметный, но он дразнил пса, как тряпка быка.

Тайя невольно попятилась, споткнулась и упала на землю, прикрываясь руками. Лияна сбоку вцепилась в загривок пса, с другой стороны на нем повисла Ясинка, стараясь удержать, но сразу же отлетела в орешник, едва оборотень мотнул головой, скалясь на нее. Предупреждая.

— Рубаху скинь человечью! — крикнула Лияна, отчаянно пытаясь удержать взбесившегося пса, который совершенно обезумел, когда Тайя вскочила на ноги и бросилась вниз по тропинке, не помня себя от страха. Не то что о чужой одежде, пахнущей человеком, не думала даже, куда летит. Пес хватанул мавку за руку, дернул, почти перекусил. Оторвал от себя мертвечину, бросив на землю, и с рычанием понесся за той, что дурманила сладчайшим запахом.