– По-моему, говно.

Я обернулся, увидел Сусанну. С момента нашей последней встречи она сохранила фигуру шведской лыжницы и сиськи Памелы Андерсон, но лицо стало больше похоже на Робин Райт в той части «Форреста», когда она уже вот-вот умрет. На Сусанне был бежевый тренч, на ногах – лосины для фитнеса и кроссовки-копыта «Баленсиага».

– Хорошее белье – как оправа к брюлику, – она показала на витрину. – Должно быть простым, почти незаметным. Возбуждает камень – оправа подсвечивает.

Я кивнул. Мы вошли в небольшой дворик, сели на лавочку. Из безразмерной сумки «МакКуин» она достала пластиковый лоток с салатом и бутылку с серо-зеленой маслянистой жидкостью.

– Обеденный перерыв.

– Да, – я достал фляжку «белого на черном». – У меня тоже.

– А… мальчик из трущоб! Пьешь вместо обеда?!

– Ну да, – я открыл фляжку и отпил.

Она кивнула, позиционная война между нами была безоговорочно выиграна в ее пользу, открыла бутылку с серо-зеленым, достала серебристый цилиндр-пенал, похожий на помаду, сделала «чик-чик», и на поверхность просыпалась желтоватая горка.

– Будешь?

– Спасибо, – я помотал головой. – У алкоголя нет друзей.

– Ни у кого нет друзей.

Сусанна потрясла бутылку, и посыпка исчезла внутри массы. Отпила, открыла салат, наколола на вилку стопку листьев.

– Гуано – говно летучих мышей и морских птиц. Говорят, самый лучший детокс.

– Из-за аммиака.

– Ты что, эрудит?

– Нет, я просто…

Сусанна в своей обычной манере не дала договорить, отмахнулась:

– Очень сильный яд, но в малых дозах он делает организм моложе. Сковывает, замораживает клетки. Что-то типа ботокса, только сразу для всего тела.

– И как на вкус гуано?

– Как говно.

– Символично. Очиститься от своего говна с помощью чужого.

– Ага. – Сусанна сделала еще один «чик-чик», потрясла бутылку. – Детокс чужим говном…

– Декокс.

– Да… – Она отпила. – Ты что-то хотел спросить?

– Юля пропала.

– Это я знаю, мент звонил.

– Да… Я просто хотел узнать: может, ты что-то знаешь? Куда она могла поехать, или уйти, или… К кому?

– Я? Я была ее тренер по пилатесу, а ты ее муж! И ты у меня спрашиваешь, куда пропала твоя жена?

– Мне больше не у кого.

– Мудак, что сказать.

Сусанна допила «декокс», выбросила бутылку, закурила сигарету, наколола новую стопку салатных листьев.

– Может, ты знаешь кого-то, кто знает?

– «Может, ты знаешь того, кто знает…» – передразнила она, сделала «всуп-всуп» сигаретой и «хрум-хрум» салатом. – Нет, не знаю. Откуда?

– Ну да…

Какое-то время мы молчали.

– Женщины «Золотого» делятся на три типа, – начала Сусанна, докурив. Так же, как когда-то в «Магадане», загибая подагрические пальцы: – Первый – это жены. Шесть дней в неделю, как в тереме. Или как в тюрьме. Немецкое «три К»: киндер, кюхе и… Как его там…

– Кирхе.

– Молодец, эрудит! Да, синагога, мечеть, католический собор, церковь… Неважно! Они даже маникюр-педикюр вызывают домой, потому что не доверяют няням и домработницам – не могут их оставить без присмотра. Не потому, что те сделают что-то не то. Просто надо за всем присматривать – это становится смыслом твоего существования, если ты стала женой кого-то из «О-о-о». – Сусанна еще затянулась, сложила губы трубочкой, выпустила три ровных кольца дыма в форме О. – Присматривай, детка… Присматривай! Шесть дней! Но есть седьмой день, в который ты главная. На самом деле, тебя «выгуливают», как скаковую лошадь, которая долго выигрывала на скачках, но сейчас постарела и теперь стоит в стойле, никому не нужная. Но иногда – редко – выводить ее необходимо, иначе сердце оплывет жиром, и она умрет. И «жокей» идет с тобой. В смысле, муж…

– Да, я понял аллегорию. Тот, кто раньше на тебе скакал.

– Ага. Но он не просто идет: он первый раз за всю неделю с тобой, он тебя слушает, он обращает на тебя внимание. Это не благородство, нет-нет… Это извращенное чувство вины за «Я же когда-то с ней…» А у нее несколько часов власти над властью. Ну и что, что вместо скипетра и короны толкаешь коляску с орущим кульком и привязанным к ней поводком с собачкой, которую захотели дети постарше: в первый день радовались, обещали «всегда гулять и убирать», а на следующий забыли, и теперь это еще одна строчка в списке «присматривай». Нет, ты не можешь просто открыть входную дверь и сказать: «Иди, малыш, ты свободен!» Потому, что ты хорошая. Сотня шагов до ресторана, полтора часа завтрак с несколькими формальными вопросами про детей, про строящийся загородный дом и «Не пора ли обновить ей «Кайен»?» – Сусанна выпустила еще несколько О. – И все.

– Как-то невесело.

– А я думаю, говно. И никаким чужим говном такое говно не задетоксить.

– И не закоксить…

– Закоксить все что угодно можно, но нельзя закоксивать: ты же мать, ты же жена уважаемого человека, у тебя джек-рассел рядом повизгивает! – Сусанна закурила еще одну, сделала глубокий «всуп-всуп» и «хрусть-хрусть» салатом. – Зато стопроцентная гарантия, что совсем тебя не выбросят. Из-за детей, конечно. Они же будут кричать: «Где наша мама?!» А дети – это наследники, это святое…

– Сусанна, я хотел спросить…

– Второй тип – это любовницы, – в обычной манере перебила она. – Про таких снимают фильмы типа «Бесценная» с Одри Тоту, пишут книги – Настасья Филипповна, Грушенька, «Дама с камелиями» и все такое… Они заводят собачек, если только сами захотят, такие же подаренные «Кайены» раз в год перевязаны ленточкой с бантом. Каждый день – два часа фитнеса, столько же спа, десять минут ебли тела и пара часов ебли мозга. И свободна до следующего дня! Но никаких детей. Категории «жена» и «любовница» не перемешиваются, не взбалтываются. Иногда любовница может стать женой. А может и не стать. Тут либо кольцо на пальце, либо отступная квартира где-нибудь на Вернадского…

– А при чем тут Юля?

– Ни при чем.

Сусанна снова достала «помадный» пенал, но тут же убрала. На площадку пришли две женщины с «боевым» макияжем и завитыми волосами, но в спортивных костюмах оверсайз – скорее всего, попадающие под классификацию «номер один: жены».

За ними – в подтверждение – вбежали мальчики и девочки, как будто только что ожившие манекены из витрины «Ю.С.Поло фо кидс», а за ними – процессия обезьяноподобных филиппинок, старательно выговаривающих «Стивен, хау вё зэ классес тудэй?»5 и «Хау ю кэн сэй ит ин инглиш Ребекка, плиз?»6, потому что за «уроки английского» им платили на пятьсот долларов в месяц больше.

Сусанна вдавила сигарету в остатки салатных листьев, выкинула контейнер в урну.

– Ладно. Мне пора.

– Но ты не сказала…

– Я не знаю… что случилось на самом деле. Но что-то случилось, точно.

Она встала и быстро вышла через арку, отворачиваясь от двух мамаш в плюшевых «Гуччи». Я только успел увидеть, как «МакКуин» качнулся влево: значит, Сусанна повернула из арки направо.

Посидел какое-то время, думая, идти за ней или нет. Потом тоже встал и пошел, по дороге сказав двум «плюшевым»:

– Вам джек-рассела не хватает.

Пошел в сторону дома. Решил прогуляться по бульварам, перешел на другую сторону, постоял напротив «Пушкина». Подумал, что этот ресторан – такой «тульский пряник» в «Золотом»: никто из местных сюда не ходит, но все о нем говорят.

Хотел свернуть к «Большому Эм», но на светофоре на углу с театром Маяковского увидел Сусанну. Побежал за ней, хотел догнать, но остановился от мысли: «Для чего?»

До Воздвиженки – этой всегда продуваемой и самой некрасивой улицы «Золотого» – шел за ней на дальнем расстоянии, пока она не свернула в Романов – худшее место для слежки: короткий и прямой переулок, почти нет арок во дворы.

Текст предоставлен ООО «Литрес».