Жизнь продолжается.

Последнее время разные люди говорили мне это в разных ситуациях. Первым был водитель, который привез мешки от Юли. Улыбчивый крепкий парень на ржавой «Газели», наверняка утром ест наваристый суп, а на выходных едет на рыбалку с сыном. Выгружая черные мешки-пузыри, он кивал, слушал мои пьяные жалобы, советовал что-то из разряда «Такая хрень, брат», а подытожил тем же – «Жизнь продолжается». Давние знакомые, бывшие коллеги, которых даже уже забываешь поздравлять с днем рождения, но вдруг иногда встречаешь, в один голос повторяли: «Жизнь продолжается».

Иногда мне казалось, что в магазине, если у кассирши не окажется сдачи, она вздохнет и скажет: «Ну, ничего, жизнь продолжается» – и пойдет за разменом. Двое, попавшие в ДТП, грустно слоняющиеся вокруг своих машин, вдруг просветлеют лицами, а над их головами загорятся «буллиты»: жизнь продолжается! И так же будет у бродяги, нашедшего купюру на дороге, у бабушки на лавочке, у плачущего ребенка в песочнице… Жизнь продолжается!

А вообще-то, все они были правы. Ошибались только в сказуемом.

Моя жизнь – не продолжается.

Теперь моя жизнь начинается!

Хотел пойти к Прудам – прогуляться, но вспомнил про «Список Коломийца» и пошел в сторону дома.

Во дворе поискал «Инфинити», но машины, действительно, не было. На обычном месте, где за Юлей был закреплен прямоугольник асфальта шесть на два метра стоимостью в однокомнатную квартиру в спальном районе, остались темные «червяки», как бывает, когда машина стоит всю зиму, снег ложится слой за слоем, а весной тает такими вот «червяками».

Ну, и куда ты подевалась, Энигма? Это я так называл «судя по базе, “Инфинитиˮ, модель “Джи тридцать пять икс купе спорт”»: эта машина всегда была не «бесконечностью», а «загадкой». Японская, новая, дорогая – она все время ломалась и всегда по непонятным причинам. Но сейчас «Инфинити» во дворе не было: она достигла пика загадочности.

Хотел позвонить Коломийцу и сообщить об этом, но набрал Леру. «Бывшая сестра» – первая в списке и самая сложная. Будет проще говорить с ней здесь: звуки улицы добавят непосредственности.

– Лера, привет! Как дела? Да тут такое… Юля пропала.

Может, я перегнул с непосредственностью?

– Нет, не может быть… Как пропала? Как такое может быть?

Сестра Юли была рекордсменом пассивной агрессии и на любые утверждения собеседника сначала отвечала: «Нет, не может быть!», «О чем речь?» или просто «Да ты что?», а потом выдавала не меньше ста советов.

– Ты не знаешь, где она? Нет? Но как же так? Надо же срочно что-то делать! Надо вначале…

Я отложил телефон и продолжил разглядывать «червяков» от «Инфинити», пока продолжался монолог «Сто полезных советов от Леры».

– Да, я уже ходил в полицию, – ответил я, когда «пулемет» поутих.

– Когда?

– Сегодня.

– А почему так поздно?

– Поздно?

– Ты говорил, она пропала несколько дней назад. А пошел только сейчас?!

– Когда прошло семьдесят два часа.

– Ее нет уже семьдесят два часа! Этого просто не может быть! Да что у вас там случилось?

– Пока ничего.

– Как ничего? Ка-а-ак «ничего»? Все может случиться! То, что не случается всю жизнь…

– Случается за один день.

– Да-а-а! И что сказали в полиции? Да что они могут сказать! Что они могут сделать? Ты же знаешь, им все равно… Надо срочно кого-то нанять, срочно куда-то поехать, срочно кому-то позвонить…

Я опять отложил телефон и вернулся к созерцанию «червяков», в котором, правда, не было никакого смысла. Кроме фактора времени: белое-пушистое стало грязью, свалялось, высохло, стало пылью, которую скоро сдует ветреная московская весна… Похоже на наши с Юлей отношения.

– Это настоящая трагедия, – гремела Лера в трубке. – Тра-ге-ди-я! Этого просто не может быть!

– Лера! Она не погибла. Она просто… пока что… пропала.

– Да-да! Пусть лучше так! Пусть хоть какая-то, но надежда, вместо точки – запятая…

– Лера, хватит!

Еще после штук тридцати «ага-угу-да-да-конечно» я закончил разговор, позвонил Коломийцу, сказал, что «Инфинити» во дворе нет, а Юлина сестра ничего не знает. Коломиец без особого интереса несколько раз повторил «ясно-добрó», ничего не спрашивал и сам быстро отключился.

Я поднялся в квартиру. Вдохнул запах, по которому так скучал: кирпича и дерева, кожи дивана «Честерфилд», тяжелой ткани занавесок и еле заметный – масла лемонграсса, которое Юля разводила и поджигала в глиняной лампадке.

Перестань говорить о ней в прошедшем времени!

Сел на пуфик и понял, насколько устал. Уронил голову на руки и куда-то провалился. А когда очнулся – увидел, что внизу лежит что-то темное, похоже на подстреленную птицу с черным плотным оперением. Это был ботинок «Ком де Гарсон»3. Мы купили их в Токио. Дизайн «как дети»: без шнурков, черные сверху, с желтой подкладкой внутри. Стоили шестьсот долларов. У меня не было купюр по сто, и я отсчитывал двенадцать раз по пятьдесят, пока плоское оливковое лицо продавца-японца ухмылялось: «Ну, что, на последние берешь?»

Пошел на кухню, включил кофемашину. Я люблю заваривать кофе прямо в кружке, но Юлю раздражали остатки зерен в чашке, и я перешел на капсулы.

Отключил кофемашину, в шкафу нашел кулек молотого кофе – странно, что тот не попал в один из черных мешков, как все остальное, связанное со мной. Положил в чашку побольше, залил кипятком, подождал, пока остынет, выпил, открыл мусорный бак, бросил туда ботинок, сверху полил кофейной гущей, вернулся в прихожую, нашел второй «гарсон», бросил туда же.

Стильную «казнь» ботинок хотелось отметить. В шкафу должна была остаться спрятанная бутылка виски – за двумя большими мешками с рисом: один сорта «жасмин», второй – «для ризотто». Их мы купили в аэропорту Хайнаня в порыве начать готовить здоровую пищу дома, чтобы быть больше похожими на семью. Ни один из мешков мы так и не распаковали: семья у обоих подсознательно не получалась, зато пузатые бока упаковки служили мне тайником для бутылки.

Юля не переносила алкоголь ни в каком виде. Кажется, у нее вызывали ярость даже пакеты с рекламой «Джим Бим». И просто прятать бутылку было мало: надо было скрывать еще и запах выпивки. Так я изобрел «виски-чай»: в большую кружку наливал треть заварки, треть виски, треть кипятка, дальше – побольше лимона, пару ложек малинового варенья и мед (побольше меда, хоть я его ненавижу – эту тягучую гадость! – но именно мед отлично скрывает запах спирта). Из всех ингредиентов с малиной было больше всего проблем: Юля ее тоже любила, и малина быстро заканчивалась. И наоборот: мед всегда был – в огромном белом контейнере в кладовке.

Бутылка оказалась в тайнике. Я достал ее, понюхал: виски выветрился, запах напоминал прокисший творог, но хоть так! Заварил крепкий чай, решил не добавлять мед и лимон – теперь не от кого скрывать. Сделал пару больших обжигающих глотков.

Алкоголь начал действовать ко второй половине кружки. Я сел, прислонившись к колонне в центре гостиной, «прекрасно зонирующей пространство», как говорила Юля… Как говорит Юля! Подмигнул разлапистому «Честерфилд», на котором мы провели столько времени, смотря фильмы, обсуждая всякую всячину… Достал «Список Коломийца», хотел вычеркнуть «Лера, бывшая сестра», но потом просто поставил «птичку» напротив.

Второй пункт – домработница Галина: самая «простая» из шести имен.

– Галина, добрый день! Юля пропала.

– Валерий Александрович! Да как же может быть…

На этот раз отставлять телефон не потребовалось: Галина ограничилась несколькими «не может быть».

– Галина, когда вы приходили, не замечали, что что-то не так?

– Нет, все было хорошо. Юленька была такая тихая, такая спокойная, такая…

Я мысленно попросил Галину сказать то, ради чего я приезжал каждое утро, прятался в машине, пил джин и смотрел, когда Юля выйдет, потом – когда вернется с выпечкой и бумажным стаканом, всякий раз находя одно и то же подтверждение.