— Корт? Я пытался связаться с тобой. Как ты там?

— Что за херня тут происходит?

— Ты о чем?

— Еще одна боевая группа только что попыталась замочить меня.

— Ты шутишь.

— Похоже на шутку?

— Честно говоря, нет. Кто они?

— Ни хрена не похожи на нигерийцев. Трое белых козлов, с виду из Центральной Европы. У меня не было времени проверять их удостоверения личности. Впрочем, если бы от этих парней был какой-то толк, они бы не носили документы.

— Должно быть, Абубакир продолжает использовать наемников. Неудивительно, у него тугие карманы. Ты не пострадал?

— Пострадал, но только не от этих клоунов. Вчера в самолете получил пулю в бедро.

— Огнестрельная рана?

— Ничего страшного.

Ллойд быстро потянулся к блокноту и записал информацию.

— Сынок, возникли осложнения.

— Осложнения? За последние сутки мне пришлось ухлопать восьмерых человек из-за прокола в вашей агентуре. Вы чертовски правы насчет осложнений!

— Нигерийцы знают, что я твой куратор.

На другом конце спутниковой линии наступила пауза.

— Вот дерьмо, Дон, — наконец сказал Джентри. — Как это произошло?

— Как я и сказал… осложнения.

— Тогда вы находитесь в такой же опасности, как и я, — в голосе американца появилось беспокойство. — Это лишь вопрос времени, когда они доберутся до вас.

— Они уже добрались.

Новая пауза.

— Что случилось?

— Они забрали мою семью. Моего сына, невестку и внучек.

— Двойняшек, — тихо сказал Корт.

— Да. Они держат их во Франции и внушают мне, что я должен сдать тебя, иначе они убьют их. Полчаса назад они дали мне двое суток для того, чтобы захватить тебя живым или мертвым. У них есть оперативные группы, которые охотятся за тобой, но они хотят, чтобы я сливал им информацию о твоем местонахождении.

— Очевидно, ты уже это сделал.

— Нет, сынок. Я не сказал ни слова. Конечно, ты был как-то скомпрометирован в Ираке, а нигерийский агент видел, как ты садился на самолет в Тбилиси. Я ничего им не сказал, и не собираюсь этого делать.

— Но у них семья вашего сына.

— Я не воюю со своими людьми. Ты тоже член семьи.

Лицо Фицроя болезненно исказилось от отвращения к собственным словам, но Ллойд кивнул, явно одобряя способность пожилого англичанина одновременно предавать и подбадривать своего лучшего убийцу. Фицрой виртуозно играл на немногих оставшихся душевных струнах Серого Человека.

Ллойд знал досье Джентри, как свои пять пальцев. Он знал, что будет дальше.

— Где их держат?

— Шато в Нормандии, к северу от Байё.

— Сорок восемь часов?

— Уже минус полчаса. Дедлайн наступает в воскресенье в 8:00. По их словам, у них есть осведомители во французской полиции; любой намек на государственную операцию против этого места приведет к массовой резне.

— Да, от копов не будет проку. У меня более высокие шансы пойти одному.

— Не знаю, о чем ты думаешь, Корт, но тебе слишком опасно предпринимать любые…

— Дон, ты должен доверять мне. Попасть туда и самостоятельно расчистить это дерьмо, — лучшее, что я могу сделать. Мне нужно, чтобы ты поставлял мне любую информацию об их силовых структурах, не выдавал информацию обо мне, и тогда я верну твою семью.

— Как?

— Как-нибудь.

Настало время для паузы со стороны сэра Дональда. Он протер глаза толстыми пальцами и медленно произнес:

— Тогда, сынок, я останусь перед тобой в неоплатном долгу.

— По одной проблеме за раз, босс, — и на линии все стихло.

Ллойд торжествующе потряс кулаками в воздухе.

— Вы получите голову, за которой охотитесь, — сказал Фицрой, повернувшись к нему. — Но вы должны придерживаться условий сделки.

— Сэр Дональд, ничто не осчастливит меня больше, чем возможность отозвать моих людей и оставить в покое вас и вашу семью.

Корт Джентри четыре года работал в качестве частного оперативного агента. Перед этим была «Гольф-Сьерра», или «группа физического воздействия», а еще раньше он выполнял одиночные задания для ЦРУ. Если не считать нескольких сотрудников агентства со стальными взглядами, Джентри провел большую часть своей зрелой жизни в одиночестве. Когда он действовал под глубоким прикрытием, то завязывал отношения, необходимые для выполнения его миссий, но эти отношения были мимолетными и основанными на лжи.

Как в старые времена разведки, он вел жизнь «на холоде».

За последние шестнадцать лет был лишь один эпизод, когда Корт выступал не в роли убийцы, шпиона или сумрачной фигуры, сливавшейся с ландшафтом. Два года назад Фицрой ненадолго нанял Серого Человека в совершенно необычном качестве для его профессионального резюме. На два с половиной месяца Корт стал телохранителем, присматривавшим за двумя внучками сэра Дональда.

Их отец был успешным строительным подрядчиком в Лондоне. Он не пошел по стопам отца в сумрачное царство разведки; он был честным бизнесменом и играл по правилам. Тем не менее, Филиппу Фицрою довелось поссориться с какими-то пакистанскими дельцами из криминального мира. Конфликт был связан с противодействием его компании муниципальному предложению, которое открывало широкие возможности для использования незарегистрированных и неквалифицированных рабочих на его стройплощадках. Филипп Фицрой логично утверждал, что будет только лучше для лондонцев, если строительством торговых центров и жилых домов станут заниматься профессионалы, но шайка пакистанцев годами выжимала деньги из нелегальных иммигрантов. Теперь они решили, что если удастся пристроить больше нелегалов на высокооплачиваемую работу, из них можно будет выдоить больше денег.

Все началось с телефонных угроз. Филипп должен был отступить и прекратить лоббирование интересов своей компании. Потом Элиза Фицрой, жена Филиппа, обнаружила в почтовом ящике фальшивую самодельную бомбу. Скотланд-Ярд возбудил уголовное дело; детективы с кислыми физиономиями терли подбородки, чесали в затылках и обещали быть бдительными. По мере того, как Филипп продолжал борьбу с трудовым законодательством, поступали новые угрозы, и полицейские поставили возле его дома дежурный автомобиль с вечно сонным сотрудником.

Однажды ранним вечером Элиза разбирала школьный рюкзак шестилетней Кэти, пока девочки смотрели телевизор. Он достала из внешнего кармашка сложенный листок, подумав, что это записка для родителей от миссис Бизли. Когда она развернула листок, то увидела надпись, выведенную крупными прописными буквами:

«Мы можем забрать их в любое время. Отступись, Фил».

Элиза в истерике позвонила Филиппу; тот с не меньшей нервозностью позвонил сэру Дональду, и через семь часов Фицрой-старший приехал к ним домой вместе с американцем.

Американец не отличался массивным телосложением или высоким ростом. Он был молчаливым и избегал зрительного контакта. Элиза решила, что ему около тридцати лет, но Филипп давал ему около сорока. Он носил джинсы и объемный свитер, под которым, по предположению Филиппа, скрывалось неведомое количество богомерзких инструментов для причинения вреда ближним. Небольшой рюкзак, казалось, не покидал его плеча.

Сэр Дональд уселся в гостиной с Элизой и Филиппом, между тем как американец остался ждать в коридоре. Он объяснил встревоженным родителям, что этого человека зовут Джим, — просто Джим, — и что он, возможно, лучший в своем деле.

— Что же это за дело? — поинтересовался Филипп.

— Давай скажем, что тебе будет лучше и спокойнее с ним, чем с целым кортежем полицейских автомобилей. Это не преувеличение.

— Он не выглядит особенно крутым парнем.

— Это часть его работы. Он держится незаметно.

— И что, черт побери, нам нужно с ним делать?

— Кормите его сэндвичами дважды в день, держите на кухне горячий кофейник и забудьте, что он здесь находится.

Но Элиза отказалась относиться к американцу как к неодушевленному предмету. Она была вежлива с ним и встречала такое же вежливое обращение с его стороны. Он никогда не смотрел на нее; она подчеркнула это, когда ее муж начал задавать вопросы. «Он смотрит в окно на улицу, в окно на задний двор, потом на дверь комнаты девочек. Он ни разу не посмотрел на меня. Это у вас с ним общее, Филипп, так что вы должны хорошо поладить друг с другом».