Вся эта активность нашла отражение в отчетах 1-го отдела 5-го управления. В мае в Алушту, где в пансионате отдыхала Решетовская, был направлен резидент КГБ[936]. Она вспоминала: «Спустя неделю-полторы с начала моего пребывания в Алуште за нашим столом освободилось одно место. И вот во время завтрака к освободившемуся стулу подошел невысокий коренастый мужчина с южным типом лица. Поздоровался и, присев, сразу же принял участие в обсуждении меню на следующий день. Он оказался достаточно интеллигентным и находчивым в разговоре. Сумел занять нас беседой»[937]. Новый знакомый представился доктором исторических наук, сообщив о себе, что он уроженец Крыма. Впечатлением о нем Решетовкая поделилась в мемуарах: «В нем сквозила определенная ортодоксальность», а его суждения не отличались какой-либо оригинальностью. Главное было в другом. Он тут же стал опекать Решетовскую, организовав ее поездку в Судак. «Этот человек будто создан исполнять мои желания! И я про себя назвала его Магом», — записывает она[938].
А.П. Благовидов
[РГАСПИ. Ф. 606. Оп. 3. Д. 7019. Л. 3]
Е.Ф. Иванов
[РГАСПИ. Ф. 606. Оп. 3. Д. 4227. Л. 11]
«Маг» оставил свой московский служебный телефон, и они с Решетовской договорились встретиться. На прощанье подарил роскошный букет роз. А в Москве знакомство продолжилось, и, более того, он устроил Решетовскую в свободную квартиру — ее хозяева будто бы на два года уехали за границу. Все как водится — рестораны, пышные букеты и, главное, долгие беседы. Часть ее знакомых забеспокоилась по поводу «кавалера роз», не из КГБ ли он, но Решетовская отметала их подозрения. Опекал Решетовскую «Маг» довольно плотно, и тут была главная цель: «В том, что я должна написать книгу о Солженицыне, Маг убежден и не устает поощрять меня в этом»[939].
В отчете 1-го отдела за июнь 1971 года говорилось: проведен ряд встреч «с женой объекта разработки “Паука” Решетовской, которая в результате оказанного на нее воздействия согласилась публично выступить с материалами, серьезно компрометирующими ее мужа»[940]. Тут уже помимо Запорожченко координирует работу лично начальник 1-го отдела Иван Абрамов.
Ну и, конечно, бракоразводный процесс. И здесь приложили руку. Ну как без этого? Адвоката для Решетовской нашел все тот же «Маг». Ею оказалась нервная взвинченная особа, склонная к интриганству, в конце концов признавшаяся в своих контактах с КГБ[941]. В отчете 1-го отдела за ноябрь 1971 года отражена временная победа: «Совместно с УКГБ при СМ СССР по Рязанской области проведено мероприятие по предотвращению развода объекта ДОР “Паука” с его женой»[942]. И в том же месяце в отчете: «Продолжается работа по оказанию необходимого нам влияния на жену “Паука”. В этих целях под соответствующей легендой оперработником установлен контакт с женой “Паука”»[943]. Исполнителем указан молодой сотрудник 1-го отдела, выпускник МГУ Андрей Благовидов. Решетовская пишет: «Маг прислал одного своего молодого сотрудника, который предложил мне помощь в погрузке вещей. Не отказалась, багаж набирался довольно солидный»[944].
В июне 1971 года в отчете 1-го отдела сообщалось, что подготовлена аннотация на роман «Август четырнадцатого», трудились над его чтением и пересказом в сжатом виде для ЦК КПСС четверо сотрудников отдела: начальник отдела Иван Абрамов и его подчиненные Геннадий Зареев, Евгений Иванов, Владимир Гусев. Аннотацию 25 июня Андропов направил в ЦК. Ничего слишком уж предосудительного в романе не нашли. Единственное, отметили критику царского строя «с меньшевистских позиций», преломление толстовских «философских и религиозных взглядов» и пришли к выводу о возможной интерпретации проблематики этого романа и его возможного продолжения, задуманного автором с «позиций, чуждых нашей идеологии»[945].
Главным, конечно, было подобраться к творческой кухне писателя, раздобыть его бумаги. Это основная задача. На этой почве и случился крупный провал. А произошло вот что. Тайно посетивших дачу писателя сотрудников КГБ (то ли для негласного обыска, то ли для установки подслушивающей аппаратуры) вспугнул приехавший 12 августа 1971 года по поручению хозяина его друг Александр Горлов. Он имел ключи, и ему нужно было взять оставленное для ремонта автомобиля сцепление. Сотрудники КГБ — с десяток человек в штатском, поколотив его, потащили в лес. На крики задержанного «Помогите! Убивают!» сбежались соседи[946]. Закончилось все в Наро-Фоминском отделе милиции, где задержанному объяснили, что участились случаи дачных ограблений и «милицейская засада» приняла его за вора. То же внушали и дачникам. Слабое и беспомощное объяснение. Будь это дача кого другого, может быть, и поверили бы. А так — полный позор.
Для разбора провала собрали на совещание весь состав 1-го отдела 5-го управления. Пришел Виктор Чебриков — зампред КГБ, курировавший 5-е управление. Как вспоминал сотрудник отдела Евгений Семенихин: «Чебриков (в своей комнате мы прозвали его “сом” за угрюмую молчаливость и вечно нахмуренный взор) пробормотал что-то осуждающее, но закончил тем, что не ошибается, дескать, тот, кто не работает»[947]. Все обсуждение скомкали и никого не наказали.
Солженицын написал гневное открытое письмо, адресовав его Андропову: «Многие годы я молча сносил беззаконие ваших сотрудников: регистрацию всей моей переписки, изъятие половины ее, розыск моих корреспондентов, служебное и административное преследование их, шпионство вокруг моего дома, слежку за посетителями, подслушивание телефонных разговоров, сверление потолков, установку звукозаписывающей аппаратуры в городской квартире и на садовом участке и настойчивую клеветническую кампанию против меня с лекторских трибун, когда они предоставляются сотрудникам Вашего министерства»[948]. Солженицын потребовал публично назвать налетчиков, уголовного для них наказания и публичного объяснения Андроповым этого события[949].
Позор на весь мир. Пришлось Андропову оправдываться. Понятно, не перед Солженицыным, а перед ЦК. Но в записке в ЦК КПСС он не написал правды, а, выгораживая своих сотрудников, объяснил, дескать, была засада на даче — ждали зарубежного эмиссара НТС, собиравшегося встретиться с Солженицыным[950]. Утверждения открытого письма Солженицына об участии органов КГБ в инциденте Андропов назвал вымыслом: «В связи с этим Солженицыну будет заявлено, что участие КГБ в этом инциденте является его досужим вымыслом, весь эпизод носит чисто уголовный характер, и поэтому ему следовало бы прежде всего обратиться в органы милиции»[951]. Какая саморазоблачительная двусмысленность — действительно эпизод носит «чисто уголовный характер», если смотреть с точки зрения конституционных норм. И тут Андропов просит согласия ЦК дать соответствующее указание органам МВД: «В целях нейтрализации невыгодных нам последствий считали бы целесообразным поручить МВД СССР утвердить версию ограбления по линии милиции»[952].
