Теперь каждый раз перед новой встречей Андропов подробно инструктировал Кеворкова, а тот, в свою очередь, готовил к поездке Леднева. На первых порах сам факт того, что председатель КГБ Андропов задействовал тайный канал прямого обмена сообщениями между Брежневым и канцлером Брандтом, вызвал серьезное неудовольствие министра иностранных дел Андрея Громыко. Ему показалось, что таким образом нарушается его монополия на поддержание внешнеполитических связей. Когда Громыко узнал о тайном канале, говорят, он поднял этот вопрос в Политбюро в конце января 1970 года, пожаловавшись, что «люди Андропова» мешают ему заниматься внешней политикой. Но Брежнев погасил разгоревшийся было конфликт[871]. Андропов сразу же послал Кеворкова к Громыко для дачи разъяснений. Эта версия звучит правдоподобно, однако она не может быть подтверждена первоисточником.
Леонид Брежнев и Вилли Бранд с женой
1972
[Из открытых источников]
Тем не менее сообщения, которыми обменивались Брежнев и немецкий канцлер, проходили и через Громыко. Брежнев и Андропов убедили Громыко, что наличие такого канала обмена доверительными сообщениями — это вовсе не отрицание дипломатии. Одно дополняет другое. Более того, разыгрывается партия, когда можно создавать имидж правильной, но неповоротливой и консервативной дипломатической службы, а с другой стороны, доверительные сообщения по прямой линии — игра в искренность и честные намерения, желание быстрого результата.
Ощутимым результатом работы «тайного канала» стало подписание в августе 1970 года Московского договора. Чернорабочие «тайного канала» были отмечены высокими наградами. Представление о награждении Леднева орденом «Знак почета» Андропов подписал 21 июля 1970 года и направил в ЦК КПСС. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении был выпущен 29 июля. Полковник Кеворков и его непосредственный начальник полковник Анатолий Коваленко (начальник 7-го отдела 2-го Главного управления КГБ) были награждены 29 сентября 1970 года орденами Красного Знамени закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР. Брежнев не скупился на похвалы и на декабрьском (1970) пленуме ЦК КПСС оценил Московский договор, заявив, что это «акция мирового масштаба»[872].
После того, как Московский договор был ратифицирован Бундестагом, Кеворков был произведен в генералы по совокупности заслуг. Постановлением Совета министров СССР 2 ноября 1972 года ему было присвоено звание генерал-майора. Причем, это был явный жест поощрения, ведь по своей должности — заместитель начальника 7-го отдела 2-го главка КГБ он мог иметь звание лишь полковника. Менее чем через год диспропорцию исправили, в сентябре 1973 года Кеворков был назначен начальником 7-го отдела.
Брежневская тайная дипломатия добилась своего. Главным достижением Московского договора стало фактическое признание Западом «доктрины Брежнева»[873] и легитимизация сфер влияния и советского контроля стран Варшавского договора.
Между тем Брежнев публично демонстрировал приверженность социализму, заявив 6 октября 1974 года на торжественном заседании в Берлине по случаю 25-летия ГДР: «Социализм дал прекрасные всходы на немецкой земле»[874]. В октябре 1974 года в Конституцию ГДР было внесено положение о том, что победа социализма в ГДР является «окончательной и необратимой»[875].
Был ли канал «прямой линией» обмена сообщениями? В каком-то смысле — да. Однако следует учитывать, что поступавшие с московской стороны послания проходили традиционную процедуру утверждения на заседаниях Политбюро ЦК КПСС. Например, текст устного сообщения Брандту о готовности Брежнева встретиться с ним в сентябре 1971 года был утвержден Политбюро 16 июля 1971 года и передан по линии КГБ[876]. Однако некоторые устные послания Брежнева поступали Андропову напрямую, минуя Политбюро. Так, 27 января 1972 года Андропов сообщал помощнику Брежнева об исполнении им поручения по передаче устного сообщения канцлеру Брандту, в котором Брежнев информировал о предстоящем совещании Политического консультативного комитета Варшавского договора в Праге и запрашивал совета канцлера о политических шагах для ускорения принятия в ООН ФРГ и ГДР[877]. В документах, составленных помощниками Брежнева, когда речь шла о непосредственном конфиденциальном обмене посланиями Брежнева и канцлера Брандта, впрямую говорилось о передаче «по доверительному каналу»[878].
В архивных документах можно встретить рукописные резолюции и пометы, раскрывающие механизм утверждения и передачи текстов посланий. Например, резолюция: «Прошу доложить членам ПБ (вкруговую), имея в виду, что если не будет замечаний, то этот документ будет доведен до Брандта или через Бара — по линии-каналу тов. Андропова. Л. Брежнев» и следующая за ней помета: «Копия текста передана т. Андропову Ю.В. для исполнения»[879]. Это было сообщение с информацией о том, что несколько западногерманских деятелей высказали пожелания посетить Советский Союз и среди них высокопоставленные представители ХДС/ХСС Франц Йозеф Штраус, Райнер Барцель, Гельмут Коль и другие. Брежнев в послании запрашивал мнение Брандта, «считает ли такой шаг целесообразным и приемлемым с точки зрения внутриполитической ситуации»[880].
С точки зрения кремлевских руководителей тайный прямой канал общения с Бонном посредством посланцев из КГБ, хотя и не совсем вписывался в дипломатические рамки, но был традиционным для советской внешней политики, которую всегда отличали элементы «византийской хитрости». Но для западногерманской политики такая форма взаимодействия с СССР была чревата серьезными политическими и моральными издержками. Кремль втягивал канцлера в свою закулисную политическую игру и интриги. Демонстрируя особую доверительность, Брежнев вроде бы преследует благую цель — советуется с Брандтом, кого из западногерманских деятелей стоит пригласить в СССР. Канцлер становится невольным соучастником кремлевских интриганов.
Скандал с разоблачением агента Штази Гюнтера Гийома (Guillaume)[881] в ведомстве канцлера и последующую отставку Брандта Брежнев воспринял как личную обиду. Брежнев направил Брандту ободряющее «устное послание» и искренне считал, что Брандту стоит побороться за свое кресло и не сдаваться[882]. В то же время Брежнев негодовал по поводу того, что лидер ГДР Эрих Хонеккер и его секретная служба Штази разрушили все то, чего он достиг. В разговоре с Андроповым он восклицал: «Вот растолкуй мне, пожалуйста, Юра, что происходит? Генеральный секретарь ЦК КПСС в течение нескольких лет делает все, чтобы совместно с канцлером ФРГ построить новые отношения между нашими странами, которые могут изменить ситуацию во всем мире, а вокруг начинается какая-то мышиная возня, сплетни про девиц и фотографии… И кто затеял это? Представь себе, наши немецкие друзья! А вот как я буду выглядеть при этом, “друзей” совершенно не интересует, они сводят счеты!»[883].
Брежневу казалось, что «этика отношений предусматривала, безусловно, что после установления близких контактов между главами СССР и ФРГ восточногерманские шпионы из окружения канцлера должны быть отозваны»[884]. Но такая точка зрения представляется, по меньшей мере, наивной. Ведь Гийом (агент «Ханзен») был выведен в ФРГ еще в середине 1950-х годов, обживался, достиг высот и, наконец, вошел в «ближний круг» Брандта, став его личным референтом[885]. И столь долговременную операцию нельзя было свернуть в одночасье. Другое дело, не был ли этот провал в той или иной степени инспирирован из Восточного Берлина, где с ревностью и страхом следили за развитием и углублением особых отношений между Брежневым и Брандтом. Хонеккер всерьез опасался, что им и его режимом могут пожертвовать в угоду ФРГ. В своих мемуарах руководитель разведки Штази Маркус Вольф категорически настаивает, что не хотел отставки Брандта: «…даже с тогдашней точки зрения это мог быть только гол в собственные ворота ГДР»[886]. Но тут же намекает на возможную интригу против Брандта со стороны Эриха Хонеккера[887]. Как бы то ни было, дальнейший поиск документов в этом направлении в архивах Штази и СЕПГ был бы не лишним[888].
