Г.М. Маленков

1950-е

[Огонек. 1952]

Л.П. Берия

1940-е

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 70]

Андропов заверил, что готов к любому решению в отношении себя, но не преминул указать на некоторых коллег: «Я повторяю, товарищи, что полностью признаю свою ответственность и считаю, что пленум вправе потребовать ответственности от меня и решить вопрос о моей судьбе, но, вместе с тем, считаю необходимым высказать несколько замечаний в адрес других членов бюро»[359]. И тут же назвал председателя Совета министров республики Виролайнена, который на пленуме, по словам Андропова, «неплохо выступил», но ранее «никогда не ставил остро вопросы и этим неправильно воспитывал людей». Более того, Андропов вдруг вспомнил, как Виролайнена «за его недостойное и неправильное поведение в быту» критиковали, и добавил: «Многим товарищам известно, что тов. Виролайнен пьянствовал, являлся на работу в нетрезвом виде, это видели сотрудники Совета Министров и это не способствовало укреплению авторитета тов. Виролайнена. Тов. Виролайнен, по моему мнению, не справляется с руководством Совета Министров, и не справляется с обязанностями члена бюро ЦК, и я вношу предложение вывести его из состава бюро ЦК»[360]. Обрушился Андропов и на своего преемника на посту второго секретаря Петрозаводского горкома Владимира Васильева, который накануне критиковал Андропова. Критику Андропов признал, но тут же заявил, что Васильев «копировал приемы Куприянова в работе», и подытожил: «Васильев в работе бюро не будет полезен»[361].

Вот она — партийная принципиальность! Андропов сохранил должность, а Виролайнен и Васильев потеряли. Дело разворачивалось. Куприянова арестовали 17 марта 1950 года. Вслед за ним последовали и другие аресты руководящих работников Карело-Финской ССР. Арестовали и того, кого Андропов упомянул в своей речи на январском пленуме, — Виролайнена. Помимо арестов, еще больше руководителей поснимали с работы.

Тот самый Николай Крачун, водворивший Куприянова в июне 1938 года на пост руководителя Карелии, тоже не избежал гонений в связи с посадками в Карело-Финской ССР. Он ведь имел несчастье и сам выдвинуться на руководящую работу в Петрозаводск. С июня 1947 по июнь 1949 года занимал должность третьего секретаря ЦК КП(б) Карело-Финской ССР. То есть был в подчинении у Андропова. Хотя ему по сравнению с другими повезло. Лишь самым краем прошел по «Ленинградскому делу». В июне 1950 года его отправили куда подальше — на должность начальника Нижнеамурского областного управления связи[362].

Другим руководящим работникам Карело-Финской ССР повезло куда меньше. Ну хотя бы не расстреляли, как Кузнецова. А вот Андропов уцелел. Как такое могло произойти? Его даже избрали в марте 1950 года депутатом Верховного Совета СССР. Хотя в небольших республиках вторых секретарей не избирали союзными депутатами, их удел республиканский уровень депутатского представительства. В чем причина устойчивости Андропова?

Позднее в мемуарных записях Куприянов обвинял Андропова в предательстве. Приводил эпизод, когда в июле 1949 года в связи с хищениями на Беломорском рыбзаводе в Комиссию партийного контроля к Шкирятову вызвали сначала не его, а Андропова, и в итоге в Москве на Куприянова «все свалили при помощи Андропова»[363]. У Куприянова даже нашлось объяснение, будто «Андропов получил большое доверие у Маленкова и Берии»[364]. Конечно, доверие этих влиятельных членов Политбюро дорогого стоит, но вот более конкретных фактов, кроме собственной убежденности, Куприянов не привел. Между тем сам Куприянов накануне ареста написал заявление на имя Сталина, в котором признавал, что возводил «измышления на руководителей партии и правительства» и вел подобные разговоры с рядом лиц, включая Андропова[365].

Так можно ли говорить о предательстве? Довольно четкую оценку дает Рой Медведев: «Занимать в тоталитарной системе высокий пост и не предавать время от времени своих друзей, соратников или просто ни в чем не повинных людей было невозможно. Здесь каждый сам делал свой выбор, и каждый сам искал оправдания своим прегрешениям»[366].

На краю бездны

Совершенно бездоказательными выглядят встречающиеся в литературе утверждения о постоянных контактах Андропова с Куусиненом на рубеже 1949–1950 годов: «Андропов подолгу бывал в командировках в Москве. Своего покровителя он посещал не только в его московском рабочем кабинете, но и нередко навещал дома — дорога в квартиру О.В. Куусинена № 19 в первом подъезде, на 10-м этаже в Доме правительства на набережной Москвы-реки была ему хорошо знакома. Возможно, получал приглашения и на дачу Куусинена в Серебряном Бору»[367]. Сразу столько деталей! Ну как не поверить. Такие подробности в тексте — это как порука достоверности. И не одной отсылки, откуда эти сведения. Понятно, что они были хорошо знакомы и вполне очевидно, что рабочие контакты у них были. Но Куусинен по характеру не тот человек, чтобы так приближать к себе сослуживца, даже если и симпатизировал ему.

А ходил-то Андропов к Куусинену так часто зачем? И тут — главное: «Когда Ю.В. Андропов оказался фигурантом “ленинградского дела”, Куусинен как опытный политик, следуя своим правилам невмешательства в политическое противоборство партийных группировок во власти, отдавая предпочтение испытанным коминтерновским скрытым методам ведения политической борьбы, консультировал своего молодого ученика, давал советы и рекомендации о линии поведения в отношении опального Куприянова, о позиции в партийном активе в Карелии и в отношении недоброжелателей»[368]. Да, мудрено изложено! Вот только «консультациями» тут не поможешь. И потом, какие группировки, какое противоборство? За фабрикацией «Ленинградского дела» стоял Сталин. Именно он принимал решения об арестах. Без его ведома работник такого номенклатурного уровня, как Андропов, не мог быть арестован.

Много позднее Андропов рассказывал своим сослуживцам по работе в ЦК, что «в период работы в Карелии Отто Вильгельмович спас его от серьезных неприятностей во время “ленинградского дела”»[369]. Интересно, «серьезные неприятности» — это что? Вот исключение из партии и арест — это катастрофа, крушение всего. А серьезные неприятности — может быть, выговор или понижение в должности? Вполне вероятно, Андропов так и думал о роли Куусинена и даже был в этом уверен. Но, скорее всего, это заблуждение было результатом его более позднего общения с Куусиненом в аппарате ЦК в конце 1950-х годов. Когда все стали заметно смелее и могли друг другу рассказывать побасенки из прошлого, дескать, как мы «не молчали».

Андропов и без каких-либо советов инстинктивно понимал, как надо действовать. Он избрал самую простую и проверенную временем линию защиты — все признавать и каяться. Он и в декабре 1938 года на пленуме обкома комсомола в Ярославле именно таким образом и выкрутился, отбиваясь от обвинений. Тогда он ведь еще ни о каких «коминтерновских скрытых методах борьбы» и не слыхал совсем.

О.В. Куусинен

[Из открытых источников]