А может быть, все проще, и некий Владимир Андропов на самом деле был отцом родившегося в 1914 году Юрия, но при этом не состоял в браке с Евгенией. Она ведь не меняла фамилию и числилась в адресных книгах как Флекенштейн. Просто отец Андропова не торопился оформить с Евгенией брак, сделал это позже — накануне отъезда к месту новой работы. Ну или совсем уж гипотетический вариант. Отец мог, как это первоначально писал Андропов, умереть или погибнуть в 1915 или 1916 году. Но тогда совсем непонятно, кем он был, и его имя нам неизвестно.

Анастасия Журжалина действительно устроилась в 1915 году нянчить Юрия, так как ее то ли старшая сестра, то ли золовка работала раньше у Флекенштейнов, воспитывая их дочь Евгению. Журжалина через свою родственницу знала мать Андропова с 1910 года, с рождением Юрия ее взяли в дом. А история о том, что Журжалина в родстве с Евгенией Флекенштейн и соответственно с ее сыном Юрием, как уже говорилось, — целиком и полностью выдумка Андропова. Он ухватился за эту идею с родством для сокрытия своего истинного происхождения — социальных корней и Москвы как места рождения. То есть рассказы Андропова о Журжалиной, ее родной сестре или золовке, о таинственной Рудневой — красивый вымысел. Ему бы не автобиографии, а романы и киносценарии писать. Но время было такое, что не до сценариев. От неподходящих предков надо было отписаться, чистить и «отбивать» биографию.

А свидетельство о рождении — это совсем просто! Нет, он не выкрадывал бланк в горсовете и не заполнял его самолично. Он просто получил свидетельство задним числом, а заполнено оно могло быть со слов заявителей — Юрия Андропова и его отчима Федорова. И понятно, почему потом Андропов чурался отчима как нежелательного свидетеля. Вообще стоит призадуматься, каким образом в Моздоке, отстоящем без малого на двести километров от станции Нагутская, расположенном в совершенно другом административном районе, могли выписать и, главное, на основании чего свидетельство о рождении Юрия Андропова. Доживший до середины 1960-х годов отчим Андропова разговорчивостью не отличался. Чем выше возносился его пасынок, тем плотнее смыкал уста. Все понимал! Как вспоминают знавшие его люди: «Он был сдержанным, серьезным человеком. О Юрии Владимировиче он мало рассказывал. Наверное, потому что Андропов ведь пост занимал какой»[147].

Удостоверение, выданное Ю.В. Андропову об окончании фабрично-заводской школы-семилетки.

26 июня 1931

[РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 64. Л. 5]

Во всей этой истории и в нагромождении предположений стоит отметить малозаметный, но очень значимый факт. Андропов, ни в молодости, ни когда поднялся до уровня большого политического деятеля, никогда не посещал могилы матери и отца, не ухаживал за ними. А когда он был в зените могущества, ему бы только заикнуться, как местные власти бросились бы искать, поправить и обустроить могилы родителей Андропова. Нет, он даже пальцем не пошевелил. Ему не нужны были такие родители и не нужна была даже память о них. Лишь сравнительно недавно усилиями сотрудников УФСБ по Республике Северная Осетия — Алания были установлены символические памятники вместо когда-то заброшенных и утраченных могил родителей Андропова. Информация об этом попала в социальную сеть: «…в рамках осуществления общественных мероприятий проведены работы по реконструкции и благоустройству места захоронения отчима Андропова Юрия Владимировича — Федорова Виктора Александровича и восстановлению памятной плиты его матери — Федоровой (Флекенштейн) Евгении Карловны»[148].

Избегал Андропов встречи с прошлым. Когда в 1963 году его пригласили на празднование 200-летия Моздока, он 8 июня направил в школу прочувственное письмо, адресованное в числе прочих преподавателей и его отчиму Федорову: «Не скрою, что проведенные нами вместе в этом городе детские школьные годы со всеми их радостями и огорчениями всегда живы в памяти. Про себя я всегда думаю, что мне повезло в жизни, что именно в Моздоке, в окружении чудесных друзей прожито несколько школьных лет. Вот почему ваши добрые намерения и то, что вы через многие-многие годы вспомнили обо мне, до глубины души взволновали не только меня, но и мою семью, моих теперешних друзей. Ведь как замечательно сознавать, что время оказалось бессильным поколебать горячие чувства товарищества, возникшего в юности.

Позвольте горячо поблагодарить вас за добрую память, пожелать вам, вашим семьям и всем друзьям-моздокчанам, кто помнит меня, большого личного счастья, наилучших успехов во всех делах и начинаниях…»[149].

Красиво отписался и не поехал. Ладно, хоть теплое письмо сочинил, не обидел…

Как многие искренне считают, верить можно только документам, да и то, если есть уверенность, что они не поддельные. Вот один из самых ранних подлинных документов в личном деле: 26 июня 1931 года на имя Андропова Григория Владимировича (дата рождения указана 16 июня 1914 года) выдано удостоверение об окончании Моздокской фабрично-заводской школы-семилетки, в которой он обучался с 1923 по 14 июня 1931 года[150]. Вопрос, где Андропов учился до поступления в семилетку и где получил начальное образование, остается до сих пор открытым.

Андропов быстро постигал основы советского бюрократизма. На все нужно иметь про запас «бумажку». Справки, характеристики — все это крайне необходимо держать при себе. Вот справка Терской окружной конторы «Союзхлеб» о том, что он работал 14 сентября 1930 года «по очистке пшеницы на экспорт ночью», и тут же справка от 21 декабря: «работал по распространению билетов Осоавиахима»; далее справка от 9 февраля 1931 года: в ячейке ВЛКСМ станции Моздок «проявил себя как один из активных товарищей» и был членом коллектива «Красной блузы», справка от марта того же года о его работе в легкой кавалерии Всевобуча по ликвидации неграмотности[151].

Надо заметить, в комсомол Юрий вступил не сразу по достижении 14-летнего возраста, а только в мае 1930 года[152]. Проволочка со вступлением в комсомол тоже может иметь свое объяснение. Может быть, не брали как «социально чуждого»? Юрий не теряя времени восполнял этот недостаток повышенной активностью на трудовом поприще и в общественной работе. С 1927 года деятельно участвовал во всех мероприятиях рабочего клуба им. Коминтерна при станции Моздок[153]. Как он сам о себе пишет, работал политпропагандистом ячейки на станции, секретарем железнодорожной ячейки, руководителем секции и «начальником районных лагерей» — тут, понятно, речь о пионерских лагерях[154].

Еще учась в школе, 11 сентября 1930 года Юрий Андропов устроился учеником киномеханика, а затем стал помощником киномеханика с окладом 50 рублей[155]. В следующем году он окончил школу и с 1 ноября 1931 года по 15 января 1932 года временно работал в 8-й дистанции связи рабочим-телеграфистом[156]. Был освобожден от этой должности как несовершеннолетний, но продолжал работу помощником киномеханика.

По окончании школы Юрий раздумывал, куда бы дальше пойти учиться или служить. Даже помышлял поступить в военное училище. Косвенно об этом свидетельствует справка о прохождении им в 1931 году медкомиссии для поступления в военно-учебное заведение, и он был признан годным[157]. Но не сложилось, или раздумал.