И все же. Почему Евгения Карловна в 1914–1916 годах не сменила фамилию, как это бывает при замужестве? Ребенка родила, а был ли муж? Ну если судить по опубликованному в газете извещению о смерти Карла Флекенштейна, то был. Там ведь русским языком сказано — среди скорбящих есть зять. Но вот кто он, ну хотя бы фамилия?
О Владимире Андропове, числящемся отцом согласно свидетельству о рождении Юрия Андропова, известно совсем мало и только то, что отражено в более поздних бумагах и автобиографии самого Андропова. Инженер-путеец, работал на станции Беслан (или Моздок). Его отец (дед Андропова по отцу) работал в Ростове-на-Дону инспектором реальных училищ[138].
Есть совсем уж романтическая версия, как и когда произошло знакомство Владимира Андропова с Евгенией Флекенштейн. Студент Императорского Московского института путей сообщения Владимир Андропов, возможно, снимал жилье на Александровской площади у Евдокии Флекенштейн, вынужденной сдавать комнаты внаем после потери магазина. Его институт располагался буквально рядом. Владимир и Евгения, у которой на руках уже был сын, какое-то время находились в свободных отношениях. Когда Владимира исключили из института за пьянство, он предложил Евгении оформить брак, и супруги уехали сначала в Ростов к родным мужа, а затем перебрались на Северный Кавказ, на станцию Беслан[139]. С собой взяли из Москвы и Анастасию Журжалину, нянчившую Юрия с 1915 года. Через пару лет Владимир умер, и Евгения овдовела.
Все бы ничего, вот только поиск Владимира Андропова в списках личных дел студентов Московского института инженеров путей сообщения за эти годы ничего не дал. Нет его дела в архивных документах института, как нет и его фамилии в списках обучавшихся студентов[140]. И на Александровской площади Евдокия Флекенштейн поселилась не ранее 1916 года, когда ее внук уже родился. Нет, не сходятся концы с концами в романтической версии.
В 1921 году, когда мать Андропова вновь вышла замуж, ее избранник Виктор Александрович Федоров работал помощником паровозного машиниста, учился в железнодорожном техникуме во Владикавказе. Где они познакомились, история умалчивает. Известно лишь, что в 1923 или 1924 году семья переехала в Моздок. Здесь он и овдовел. Отчим Андропова работал преподавателем труда в той же фабрично-заводской школе, где учился пасынок. Согласно справке от 8 августа 1931 года, Федоров «имущества движимого и недвижимого не имеет. На своем иждивении имеет 4 души»[141]. Но вот это интересно. Кто эти иждивенцы? Возможно, у Андропова были сводные братья или сестры. Одной из иждивенок Федорова была дочь Валентина, родившаяся в браке с Евгенией Карловной и приходившаяся сестрой Юрию Андропову[142]. Ее следы теряются, и нет никаких упоминаний о том, поддерживал ли позднее с ней хоть какую-то связь Андропов. Об отчиме Викторе Федорове есть лишь отрывочные воспоминания, что еще в 1950-е годы и начале 1960-х он был жив и по-прежнему работал в Моздоке в школе № 109 преподавателем слесарного дела и черчения[143].
Дом в Моздоке, где жил Андропов
[Архив СВР]
На сохранившейся школьной фотографии Евгения Карловна запечатлена среди учеников. На фото есть и ее муж Виктор Федоров — третий слева в третьем ряду, а между ним и Евгенией их дочь Валентина. И еще — мальчик, справа от Евгении Карловны, положивший ей голову на плечо, кто он? Может быть, сын Федорова от предыдущего брака? Ну а левее Федорова в третьем ряду, похоже, сам Юрий Андропов. Все это только предположения, и вопросы об иждивенцах в семье Виктора Федорова остаются.
Что же за шараду предложил разгадывать Андропов относительно его происхождения? Знал ли он сам о себе все и наверняка? Скорее всего, знал многое, но информацию таил и приберегал. Обратим внимание, как дозировано, по крупицам он выдает сведения в автобиографиях. В 1937-м пишет о матери «происходит из семьи ремесленника», в январе 1939-го — «родная мать моей матери была горничной», в феврале 1939-го — «родилась в семье прачки (или горничной)», в апреле 1939-го — «происходит из семьи прачки». Такая же невнятица с детством матери — то ли взята на воспитание, то ли «подкинута» в семью Флекенштейнов. Что не одно и то же. О взятой на воспитание есть хоть какие-то сведения о происхождении, у подкидыша истории нет, младенец просто появился под дверью. И как это Андропов не додумался до утверждения, что его самого «подкинули»? Тут уж взятки гладки и не придерешься. Хотя это, пожалуй, вызвало бы еще больше недоверия и вопросов.
Евгения Карловна Федорова с учениками школы в Моздоке
[Архив СВР]
И вот тут хочется воскликнуть: «Не верю!». При Андропове постоянно живет его няня Журжалина, как он сам о ней пишет, родственница, знавшая и его бабушку, и его мать. Она что, тоже каждый день рассказывает их семейную историю по-разному? И еще эпизод. Андропов сам об этом пишет. В 1937 году он был в Москве у Евдокии Флекенштейн и «брал у нее документ — справку о не лишении прав»[144]. Только ли за одной справкой ездил? Заметим, не просто поехал с расспросами (или просьбой помалкивать), а взял у старухи документ (или документы?). Ну и где они? Ни этой справки «о не лишении прав», ни других семейных документов Евдокии Флекенштейн в архивных личных делах Андропова нет. Ну хоть бы один документ процитировал в своих объяснениях, развеял бы сомнения придирчивых партийных ревнителей чистоты социального происхождения. Но нет, по-видимому, документы были таковы, что ни один «не в масть».
Да уж. По всему выходит — не простого Андропов происхождения. Конечно, ничего нельзя утверждать наверняка. Вполне очевидно — его мать не была откуда-то взята на воспитание, а была подкинута. Об этом свидетельствуют ранее приведенные документы. И отцом девочки мог быть вполне состоятельный и знатный человек. От незаконнорожденного младенца просто избавились, прикрыв «грех». Естественно, все утверждения Андропова о родстве с Журжалиной — выдумки. Да и не лукавила Евдокия Флекенштейн, когда уверяла приехавшего к ней партийного посланца из Ярославля, что няня Журжалина — никакая не родня Андропову. То-то Андропов путается в определении ее родства — родная сестра бабки или родственница по мужу. Поди проверь! Ему важно доказать — Журжалина из простого народа, соответственно, он — тоже. И все же, когда Андропова приперли к стенке, он заюлил: «Тетка или не тетка мне Журжалина? — не тетка. В анкете Журжалина указана мною как тетка потому, что я просто затрудняюсь определить степень родства (как и она сама). В этом я ничего плохого или предвзятого не видел и не вижу»[145]. Да и вообще, пишет Андропов, «свою биографию я знаю со слов Журжалиной и Федорова, с которыми жил и сталкивался, с их слов и рассказывал ее»[146].
Что же получается, он никогда не говорил об этом с матерью, не расспрашивал о своих предках? А ведь Юрию Андропову было уже без малого 17 лет, когда его мама умерла! Какой, однако, нелюбопытный рос будущий председатель КГБ, даже в свои родственные дела не совал нос. На первый взгляд похоже на профнепригодность. А может, наоборот, все знал и продемонстрировал виртуозное умение прятать концы в воду.
Ну а если все отжать, то что же в «сухом остатке»? Происхождение матери Андропова так и не выяснено, ее биологические родители неизвестны. Воспитание она получила самое благополучное и благородное, что ставит ее в разряд «бывших». Этим словом советская власть маркировала представителей имущих до 1917 года классов. Ну, а ее сын Юрий Андропов? Тут-то как? А вот тут как раз остается большой простор для фантазии. То ли у него был рано сгинувший отец, то ли Андропов был рожден при некоторых затруднительных к оглашению обстоятельствах. Это намек на то, что Карл Флекенштейн мог быть тому виной. Версия о том, что разгневанная Евдокия за это прогнала мужа и он вскоре умер где-то вдали от Москвы, тоже имеет право на жизнь. Не зря ведь ровно о том же и судачили чекисты — подчиненные Андропова, величая его «Ювелиром».
