Кремлевские руководители, включая Андропова, не хотели признавать и годы спустя, с кем они воюют в Афганистане. Как отмечал Леонид Шебаршин, «пропагандистские ярлыки мешают осознавать действительность, ограничивают анализ привычными и удобными рамками», и лишь «немногие мужественные люди на нашей стороне осмеливались утверждать, что наша армия и кабульское руководство ведут войну не против бандитов, а против афганцев-мусульман, против значительной части афганского народа»[1327].
А ведь в марте 1979 года Андропов и Громыко на заседании Политбюро говорили правильные слова о недопустимости вести войну против народа, стрелять в народ. Наверное, быстро все забыли — мимолетный приступ благоразумия. Ничего, это у государственных и партийных деятелей быстро проходит.
Афганская война выявила все пороки военного ведомства: «сокрытие правды высшими чинами армейского руководства было распространенным явлением». Как любил шутить Хрущев: «Вдохновеннее, чем рыбаки и охотники, врут только военные»[1328]. Направляемые наверх данные о потерях моджахедов были совершенно фантастические, а численность противостоящих советской армии группировок не уменьшалась и держалась на уровне 120–150 тысяч человек. «Оказалось, что использовалась своеобразная система подсчета потерь противника, основанная на расходе собственных боеприпасов»[1329]. Конечно, Андропов тоже получал по линии военной контрразведки данные о состоянии войск, их потерях и потерях противника. И открывалась картина, когда разница в цифрах потерь противника и по другим показателям у армейского командования и военной контрразведки была 10–12 раз[1330].
Интересно, открывал ли Андропов время от времени глаза министру обороны — своему «другу Диме». Даже если так, то это ничего не могло изменить. В войну влезли, причем плотно и надолго.
Афганистан нанес удар по здоровью Андропова. После поездки в Кабул Андропов тяжело заболел. Причину болезни так и не выяснили. Версии на этот счет сильно разнятся.
Решение Политбюро (П180/XII) о поездке Андропова в Кабул для встречи с партийными руководителями Афганистана было принято 24 января 1980 года. Было зафиксировано: «считать целесообразной поездку», а ее конкретные сроки «согласовать дополнительно». И в тот же день руководитель представительства КГБ в Кабуле Леонид Богданов получил из Москвы от Владимира Крючкова шифровку о предстоящем визите Андропова. Сроки указывались с 27 по 29 января. Богданову предписывалось обеспечить полную секретность пребывания Андропова и не оповещать заранее афганцев о его прибытии[1331]. Как пишет Богданов, Андропов вылетел из Москвы во второй половине дня 26 января в Ташкент, там заночевал и прилетел спецрейсом в Кабул 27 января около 11 утра и из аэропорта на бронированном «Мерседесе», ранее принадлежавшем Амину, отправился в город. На всех перекрестках были выставлены советские офицеры. Андропова в поездке сопровождал его помощник Лаптев и старший консультант Борис Иванов. Разумеется, в свите председателя КГБ был начальник его личной охраны и с ним с пяток охранников и, конечно, личный врач. Андропов разместился в квартире советского посла.
Встречи с афганскими руководителями Андропов проводил тут же — на территории посольства. Их привозили одного за другим. Вечером Андропов вышел на прогулку. Как вспоминал Богданов: «Была морозная, настоящая зимняя погода. Мы ходил по территории посольства, огороженной забором. Единственно проявляли осторожность, когда подходили к воротам, где были решетки. Слухи о том, что Андропова гримировали, изменяли внешность, о чем я слышал уже в Москве от некоторых военных, не соответствуют действительности. Никаких особых мер не предпринималось. Единственное, что могу сказать в этом смысле, — посольство он не покидал»[1332].
На следующий день 28 января встречи Андропова с афганскими руководителями продолжились, вечером того же дня завершились. Андропов был готов вылететь из Кабула 29 января, прибыл с сопровождающими лицами в аэропорт, но погода была нелетной, и командир корабля доложил, что погодные условия не позволяют взлететь, к тому же самолет был занесен снегом, у него обледенели крылья. Андропов вернулся в Кабул в посольство и продолжил переговоры с афганцами. Вечер 29 января выдался относительно свободным, и Андропов провел его в беседах со своими спутниками. Пошли разговоры «за жизнь», и Андропов вспомнил то, что никак не мог забыть — давний перенесенный им страх: «Он рассказывал о “Ленинградском деле”. При этом сказал, что, когда он пришел в КГБ, ему самому было неудобно брать его из архива. Попросил помощника. По словам Ю.В. Андропова в деле имелись материалы и на него, но была резолюция выделить их в отдельное производство, т. е. по основному “Ленинградскому делу” он не проходил»[1333].
Разговор перекинулся на Сталина. Богданов вспомнил о статье в «Правде» к 100-летию Сталина, оценив ее как «слишком сухую». Андропов ответил: «Нет, она не сухая, а суровая, — а потом добавил, — знаешь что, вопрос этот сложный, все еще должно отстояться»[1334].
Вечерние беседы Андропова не утомили. Мучился лишь заядлый курильщик Богданов, оказавшийся в одиночестве. Наконец, не выдержав, он спросил разрешения закурить. Андропов ответил, что сначала попьем чаю. А затем, видя терзания Богданова, смилостивился: «Ну кури ты, кури ты, сколько хочешь. У нас такой куряка в Политбюро, как ты, — Устинов». На вопрос Богданова, что он курит, Андропов ответил: «Да “Мальборо”». Богданов, которому Андропов только что пообещал произвести его в генералы, решился выкурить при председателе КГБ лишь одну сигарету[1335].
Ю.В. Андропов вручает награду Б.С. Иванову
[Из открытых источников]
Андропов был в хорошем настроении, но тайну своей миссии хотел соблюсти. В тот же вечер во время прогулки Андропов наотрез отказался сделать снимок на память. Хотя Борис Иванов заранее озаботился о фотографе.
На следующий день, 30 января, взлетная полоса была расчищена, самолет приведен в порядок. Около 10 утра Андропов вылетел из Кабула. Вспоминая об этом визите Андропова, Богданов ни словом не обмолвился о какой-либо болезни своего шефа как результате поездки[1336].
Даты пребывания в Кабуле Андропова, как и описание последствий этой поездки, разнятся у того или иного мемуариста, обрастая всевозможными подробностями. И ведь это пишут высокопоставленные сотрудники, люди, посвященные в тайны КГБ. Вот, например, Леонид Шебаршин, относящий этот визит к 1982 году:
«Для Юрия Владимировича короткий визит в Кабул имел неожиданные и неприятные последствия. Редкому посетителю афганской столицы удавалось покинуть ее хотя бы без желудочного заболевания. Андропову не повезло — он заболел оспой. Видимо, врачи не сразу поняли, с каким заболеванием они имеют дело. По рассказам, состояние больного быстро становилось безнадежным. Каким-то чудом жизнь Андропова была спасена, но предстояло ему прожить меньше двух лет»[1337].
Ему вторит Виктор Алидин, который пишет: «Во второй половине 1981 года Андропов прибыл в Афганистан. Это была его вторая поездка туда. Он лично хотел разобраться с положением дел на месте. Но поездка оказалась неудачной. Юрий Владимирович тяжело заболел оспой и был срочно доставлен в Москву в Центральную клиническую больницу. В период нахождения в больнице доступа к нему не было. Еще плохо отдохнув после болезни, Юрий Владимирович вышел на работу. При встрече он рассказал мне о пребывании в Афганистане, своей тяжелой болезни, оказывается, он пять суток находился без сознания. А подхватил он там оспу, потому что пришлось часто обниматься и целоваться при встрече с местными руководителями»[1338].
