– Эй, если не хотите развязывать нам рук – хотя бы перережьте верёвку! – жалобно попросил Гарри. – Если придется бежать, она здорово помешает.

Ласка, поколебавшись секунду, достала нож.

Шуршали высокие травы, кружились в воздухе потревоженные насекомые. Поначалу они шли быстро, почти бежали – но вскоре стало понятно, что прозрачный воздух равнин сыграл злую шутку: расстояние оказалось больше, чем они предполагали. Путники миновали купу высоких деревьев; отсюда лагерь был виден как на ладони. «Интересно, скоро нас заметят?» – подумала девушка. Вслед за этой мыслью пришла другая, более практичная – не открыли бы по ним пальбу. Она поспешно догнала Джека и пошла рядом – уж её-то караульные должны признать… Они были на расстоянии полусотни ярдов, когда в лагере вдруг поднялась суматоха – а вслед за тем воздух разорвал нестройный залп. Воздух наполнился свистом пуль. Ласка бросилась на землю, чувствуя гулкие удары сердца – казалось, от них содрогается земля...

– Какого черта, они что, совсем слепые?!

– Прекратите стрелять, идиоты! – завопил матрос. – Это же мы!

– Это не по нам, – каким-то чужим голосом проговорил Мюррей. – Вставайте, Лэсси. Скорее.

Девушка поднялась, проследила направление Джекова взгляда – и ахнула.

Сказать, что он был велик и ужасен – значит, не сказать ничего… Это существо, казалось, воплощало в себе весь страх, всё то, из-за чего жертву охватывает тошнотворное липкое бессилие перед мощью и быстротой настигающего её хищника. В янтарно-оранжевых глазах монстра, казалось, тлеет инфернальный интерес – таким взглядом смотрит птица на червяка, прежде чем склевать беспомощно извивающееся создание. Тело аллозавра было величиной с вагон поезда; его шкура переливалась всеми оттенками зелени – от коричневатого, словно болотная ряска, до почти золотистого, как надкрылья жука-бронзовки. Тёмные и светлые пятна слагались в крапчатый узор, как будто солнце отбрасывало на ящера тысячи зайчиков сквозь частую листву – и при малейшем напряжении мускулов этот орнамент изменялся, создавая почти гипнотический эффект. Движения аллозавра были обманчиво-неторопливыми, но расстояние меж ними сокращалось стремительно. Ласка вдруг поняла: то, что она сочла биением своего сердца, было поступью монстра – создаваемое колоссальной тушей давление заставляло содрогаться землю…

– Бегите! – хрипло закричал Пинкер и со всех ног припустил к лагерю. Джек крепко стиснул плечо девушки – и этого оказалось достаточно, чтобы оцепенение спало. Ласка бросилась вперёд, не думая более ни о чем: тёмный, первобытный ужас затопил сознание.

Позднее, вспоминая этот, наверное, самый страшный момент своей жизни, она вынуждена была признать правоту Лероя Пинкера. Никому из них даже в голову не пришло остановиться и попотчевать ящера пулей – настолько властно завладел всеми страх. Огонь вели только матросы Стерлинга и сам капитан – и быть может, эти выстрелы дали беглецам несколько спасительных мгновений. Они успели достичь лагеря – все, кроме Джереми Уайта. Незадачливый аэронавт споткнулся на бегу и упал – а быстро встать со связанными за спиной руками не так-то просто. Когда ему это удалось, ящер был уже совсем близко – и несчастный потерял всякую волю к сопротивлению, застыл, словно кролик при виде удава. Аллозавр не остановился, даже не замедлил движения. Он просто сделал быстрый нырок шеей, жамкнул кошмарными челюстями – и резко вскинул голову, проталкивая в горло верхнюю половину мистера Уайта. «Стим бойз», обжигая впопыхах людей, рванулись к рептилии и окружили её, но тут же отпрянули, сообразив очевидное: чудовище было способно убить их одним движением – попросту раздавить, наступив.

Грянул выстрел – более громкий и раскатистый, чем сухие щелчки «ли-метфордов»; и тварь впервые подала голос, издав ужасающий вопль. Потап молниеносно перезарядил штуцер и выстрелил снова: крупнокалиберная пуля ударила аллозавра в нижнюю часть груди. Должно быть, ящер испытывал ужасную боль – но вряд ли связывал её с кричащими и суетящимися созданиями: существа настолько меньше размером могли быть только добычей. Вопя от боли, монстр в несколько прыжков достиг лагеря и приступил к кровавой трапезе.

Ласка выстрелила и дрожащими руками передёрнула затвор. Что она делает, этому чудищу её пуля – что слону дробина, вон сколько раз в него уже попали… Она прижалась щекой к прикладу. Мушка в прорези прицела прыгала из стороны в сторону. Внезапно кто-то схватил её в охапку и быстро потащил прочь. Девушка слабо вскрикнула, но тут в ноздри ударил густой медвежий дух, и она поняла – верный Потап вновь спасает её из самого пекла. Не тратя лишних слов, медведь бросился к реке. Там, на галечной отмели, лежали лодки – одна, уже испытанная на плаву, и ещё с полдюжины на различных стадиях готовности. Внезапно рядом очутился Лев Осокин – в одной руке винтовка, в другой – Лексикон, единственный глаз сверкает от возбуждения – а на губах ухмылка, словно у мальчишки, затеявшего очередную проказу.

– Лодку на воду, быстро! – распорядился Озорник; он бросил оружие на землю и подхватил вёсла. – Давай же!

Медведь столкнул легкий челн с берега, посадил девушку и залез сам. Озорник немного пробежал по мелководью, держась за борт и выводя лодку на глубину.

– Вот это я называю «воспользоваться суматохой и скрыться»! – Осокин неожиданно расхохотался. – Давайте подналяжем на вёсла: хотелось бы поскорее оставить наших компаньонов позади.

Лагерь вскоре исчез за поворотом. Медведь молчал, но на морде его ясно читалось неодобрение. Чувства Ласки были противоречивыми. С одной стороны, она сама как-то говорила Потапу, что Стерлинг и компания им не товарищи, а всего лишь временные партнеры; с другой – бросать в беде тех, с кем бок о бок сражался и делил тяготы пути… Слишком уж это напоминало предательство. Но Озорник, похоже, считал случившееся отменной шуткой.

– Интересно, скоро они сообразят, что мы бежали? – вслух подумала девушка.

– Часа через два, не меньше, – откликнулся после некоторого раздумья Осокин. – Бьюсь об заклад, никто не видел, куда мы делись: все взгляды были прикованы к ящеру.

– Стерлинг может послать за нами «стим бойз»…

– Да, может… Надеюсь, когда он додумается до этого – будет уже поздно что-либо предпринимать.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Ласка.

– Нам осталось всего ничего: миль десять-двенадцать… Я чувствую близость энергетического колодца даже отсюда – и это косвенным образом говорит о том, что он действует… Или, может, со временем у меня повысилась чувствительность к такого рода вещам.

– Ты хочешь сказать…

– Да. Наш путь почти завершен, Маленькая Ласка Светлова. Думаю, сегодня вечером ты увидишь… – на губах Осокина проступила мечтательная улыбка.

– Что увижу?

– Конец света, – обыденным голосом отозвался Озорник. – И начало нового мира.

***

Джек Мюррей собрал в кулак всю силу воли и поднял ствол. Ящер возвышался над ним подобно ночному кошмару. Исполинское тело усеивали сочащиеся кровью дыры пулевых отверстий, но аллозавру, казалось, ничто не в силах повредить. Сквозь подзорную трубу видны были только расплывчатые пятна – как же неандерталец умудрялся целиться… А, вот в чем дело… Джек подрегулировал резкость. В окуляре возникла чудовищная морда. Он поймал в перекрестие оранжевый глаз и нажал на спуск. Отдача у штуцера оказалась сильнейшей – плечо пронзило резкой болью, грохот выстрела оглушил его… «Не попал» – вспыхнула паническая мысль. «Я промазал, и теперь мне конец». Ящер сделал шаг… И рухнул. Земля содрогнулась. Мюррей выронил оружие и сел – ноги не держали его. Вокруг наступила тишина: люди приходили в себя.

– Славный выстрел! – хрипло сказал кто-то за спиной журналиста. Джек вдруг рассмеялся.

– Что это с ним? – тревожно спросил один из матросов.

– Ничего страшного, так бывает. Скоро оклемается…

Прошло немало времени, прежде чем подвергшиеся нападению перешли к осмысленным действиям. Ранен оказался только один человек – да и то случайно, чья-то пуля оцарапала ему плечо; зато убитых было пятеро. К телу аллозавра так никто и не осмелился подойти: даже после смерти чудовище продолжало внушать ужас. Стерлинг распорядился собрать и похоронить останки, не попавшие в желудок монстра – но даже его люди, грубые и закаленные в стычках, содрогались при виде окровавленных фрагментов тел, растоптанных или раздробленных страшными челюстями.