Приступы дурноты преследовали Ласку всё чаще. Девушка, как и все, несла на спине поклажу; правда, её ранец был много легче, чем у прочих – Потап, не слушая возражений, ополовинил груз, взвалив дополнительную тяжесть себе на плечи. Ласка была благодарна ему, но к этому чувству примешивалась горькая обида – ведь Лев, Лёва, человек, чьего ребёнка носила она под сердцем, даже не подумал предложить свою помощь. «Похоже, я окончательно стала для него такой же, как и все прочие… Вещью, которую можно использовать, а потом выкинуть за ненадобностью!» Она много размышляла о последнем их разговоре – и чем дальше, тем более зловещим представлялось ей оставшееся несказанным. Если история Осокина о его пребывании в монастыре, все эти невероятные и жуткие вещи – всего лишь выдумка, то какова же тогда правда? И эта последняя фраза, «то, что ты видишь – картинки просто»… Что он хотел этим сказать? В воображении Ласки теснились мрачные образы: в них мир представал совсем иным – словно немыслимых, невозможных размеров машина, шестеренки и поршни которой заставляли двигаться фигурки из раскрашенной жести...
Из палатки, где размещалась электрическая машина, вышел О'Рейли.
– Эй, «стим», ужин готов! Я раскочегарил эту штуковину…
«Стим бойз» потянулись на подзарядку. Караульные-люди встрепенулись, покрепче сжали оружие: в отсутствие призраков следовало быть особенно бдительными.
– На что оно похоже – то место? – спросил вдруг Стерлинг.
– То, куда мы идём? Понятия не имею, – пожал плечами Озорник. – Но я узнаю его сразу, как только увижу, будьте спокойны – тут ошибиться невозможно… Точки выхода силы всегда выделяются в окружающем ландшафте, довлеют над прочим. Древние умели выбирать места – а может, создавали их, не знаю.
– Послушать вас, они были всемогущими, как сам Господь! – усмехнулся Стерлинг.
– Именно так. Полагаю, для этих созданий мир был совсем иным… Пластичным, словно глина. И они лепили его, сообразуясь со своими капризами. Незыблемость пространства и времени, которую мы воспринимаем как данность, для них просто не существовала.
– Гм… И что же с ними произошло, с этими полубогами?
– Кто знает… – Осокин вздохнул. – Может, они деградировали, растеряли свои умения и знания. Может, мы с вами – далекие потомки этих титанов… А может, им наскучила наша планета, и они ушли искать другие, отправились в бесконечное путешествие меж звёзд… Или, скажем – затеяли грандиозный эксперимент, затаились, сделались неотличимыми от вод и ветров… И теперь внимательно наблюдают за развитием человечества, фиксируя каждый наш шаг, отчего бы нет? Мы ведь даже не знаем – были они людьми или чем-то иным, вовсе непохожим на нас…
Стерлинг неловко хмыкнул.
– Я парень простой, мистер Озорник; простой и практичный… Эти ваши измышления для меня тёмный лес! Я просто хочу заиметь своё маленькое государство – и быть уверенным, что до него не дотянутся длинные лапы Альбиона! Пока же мы пропускаем удар за ударом, харкаем кровью и вообще, чудом стоим на ногах!
– Но всё-таки не падаем, верно? Держим удар, а это главное. Немного терпения, Вилли – и я заставлю весь мир плясать под нашу дудку!
***
Следопыт в очередной раз провёл оселком по кромке лезвия. Глаза пленника неотрывно следили за его методичными движениями: одним из неоспоримых достоинств Пинкера было умение полностью завладевать вниманием собеседника.
– Значит, пули этих призраков не берут… – следопыт опробовал остроту ножа, проведя им по предплечью. Лезвие с тихим хрустом сбривало седые волоски. Удовлетворенно хмыкнув, Пинкер принялся небрежно поигрывать клинком – здоровенный кованый тесак порхал в его руках, словно сделанный из папье-маше.
– Нет, сэр, не берут – только ручные бомбы, да и то надо ухитриться повредить им сердце! – плененный матрос предпочитал отвечать на вопросы Пинкера быстро и по существу: ловкость, с который тот умыкнул его из-под носа у товарищей, произвела на бедолагу незабываемое впечатление. Теперь он полностью зависел от своих похитителей: деваться всё равно было некуда, даже если бы его развязали и отпустили на все четыре стороны. Путешествовать по Земле Чудовищ в одиночку мог лишь безумец – или уникум вроде Лероя Пинкера.
– Ты говоришь, среди них есть грендель? – неожиданно подал голос Имеющий Зуб.
– Кто?!
– Медведь – из тех, что умеют разговаривать, будто люди, – уточнил неандерталец.
– Да, сэр, есть, он пришел вместе с чародеем и его девкой… Вроде как охраняет её.
– О, так наш Инкогнито путешествует в компании дамы… Интересно… – задумчиво пробормотал Сильвио.
Джек почувствовал, что щеки его начинают предательски гореть.
– Почему ты назвал этого московитского зверя гренделем? – обратился он к неандертальцу, стремясь отвлечь внимание наставника.
Имеющий Зуб долго молчал; молодой человек решил было, что тот проигнорировал его вопрос, но неандерталец всё же ответил:
– Так кличут подобных тварей в краях, откуда я родом.
– Там тоже обитают разумные медведи? Надо же, не знал…
– Ты сказал «твари». Похоже, вы их недолюбливаете, а? – поинтересовался Фальконе. Имеющий Зуб одарил его тяжелым взглядом.
– Ага. Вроде того.
Тон, которым это было сказано, вовсе не располагал к продолжению беседы, но Сильвио как ни в чем ни бывало спросил:
– А почему, собственно? Московиты, насколько я знаю, вполне уживаются с этим народом…
– Я ничего не знаю о московитах, – угрюмо отозвался неандерталец. – Но я знаю, кто такие грендели. Если один из них поселится рядом с твоей деревней… – Имеющий Зуб надолго смолк. Блики костра выхватывали из тьмы грубое лицо, делая его ещё более гротескным и зловещим – низкий лоб, провалы глазниц, выступающая вперёд массивная челюсть…
– Сначала начнет пропадать скот, вновь заговорил неандерталец. – Потом кто-то недосчитается одного из близких. Они – ошибка природы, оборотни, сочетающие разум с инстинктом хищника; этим тварям нет места под солнцем.
«Ого! Да парень, оказывается, умеет складно говорить!» – удивился Джек. «Кто бы мог подумать!»
– В Альпах жизнь сурова, – продолжал Имеющий Зуб. – Ледники оставляют не так много мест, где может расти трава. Пастухи порой неделями не видят своего дома, перегоняя скот на дальних пастбищах. Мой брат… Его хватились не сразу. Когда мужчины племени отправились на поиски, прошло уже много времени; но они всё же сумели найти… Грендель подстерег его на горной тропе и уволок в пещеру – быть может, ещё живого… – неандерталец помолчал. – Мы так и не смогли отомстить: людоед искусно замел следы. В ту осень мне исполнилось тринадцать – в этом возрасте у нас принято давать мужчине взрослое имя и взрослое оружие. Это был мой последний сентябрь в стенах отчего дома. Я поклялся не возвращаться, покуда не расквитаюсь с убийцей брата. Моё имя – Имеющий Зуб. Я имею зуб на всех гренделей – и на каждого из них.
С этими словами неандерталец поднялся и тяжело ступая, скрылся в палатке.
– Вы были в курсе этой истории? – тихонько поинтересовался Джек у Сильвио.
– Нет, конечно! Откуда? Обычно он не так разговорчив, знаете ли…
Мюррей подкинул в костерок хворосту.
– Она действительно красавица? – внезапно спросил Фальконе.
– Простите?
– Та женщина, Джек. Она действительно столь красива, что заставила вас забыть обо всём?
Чувствуя, что неудержимо краснеет, Джек обернулся. Сильвио смотрел на него с неподдельным интересом: похоже, его действительно интересовал ответ на этот вопрос.
– Я не понимаю, о чем вы говорите… – выдавил журналист.
– О господи, Джек, не оскорбляйте мой интеллект. По-вашему, я не могу сложить два и два? Даже если бы я не читал полицейские отчеты о случившемся на вилле, скандал с так называемой «графиней Воронцовой» и её, гм, дворецким стал для лондонского общества притчей во языцех… Смелая девушка, ничего не скажешь – разнять альбионского льва и московитского медведя… – Сильвио усмехнулся. – Как считаете, много ли она значит для нашего фигуранта?