– Какого рода грязь? – полюбопытствовал Джек.

– Пиратство, контрабанда, незаконная торговля… Вроде бы. Мистер Стерлинг относится к тем людям, что быстро и необъяснимо разбогатели; вы же понимаете, различные домыслы не заставили себя ждать… Где же… А, вот они! – Сильвио извлёк из груды бумаг несколько покрытых убористым почерком листов и пробежал их глазами. Внезапно взгляд его замер.

– Ах ты, дьявол… Я так и знал!

– О чём это вы? – непонимающе нахмурился Джек.

– Вот, смотрите… Это бумаги торговой палаты. Тут список акционерных компаний и построек старого порта, им принадлежащих... Наш сухой док – имущество одной такой компании. А здесь – список её акционеров; и кто, как вы думаете, владеет контрольным пакетом акций?! Некто Уильям Стерлинг, эсквайр!

– Тот самый Стерлинг? – Мюррей не сводил взгляда с Фальконе; на лице того читалось затаенное торжество.

– Будь я проклят, если знаю! Но совпадение чертовски любопытное, не правда ли? Лев Осокин прячется в сухом доке, которым владеет некто по фамилии Стерлинг… Там же находится весьма необычного вида корабль – на котором наш Инкогнито, предположительно, покинул Альбион… И некий Стерлинг является патроном инженера Лидделла – изобретателя, возможно, самой совершенной в мире субмарины!

– Если сложить эти факты, и добавить к ним странный корабль, ушедший под воду на глазах изумленных моряков «Гортензии»… – медленно произнес Джек.

– Именно, мой мальчик.

– Но тогда, выходит, они вовсе не затонули! – воскликнул Мюррей. – Эти парни попросту одурачили всех, и теперь…

– Теперь Осокин с каждым часом приближается к берегам Нового Света, – кивнул Сильвио. – К счастью, «Немезис» движется куда быстрее морских судов; и мы имеем хороший шанс перехватить их в Атлантике… Что ж, пойдёмте брать на абордаж нашего доблестного командора!

***

Стальной левиафан, отбрасывая пышные усы пены, проламывал гребни волн; вода звучно билась о борт. Ровно вибрировали могучие двигатели, короткие трубы выдыхали облака угольной гари, тут же уносимые солёным ветром. «Паровая Душа Стерлинга» шла на всех парах, потушив огни – корабль-призрак посреди безбрежных просторов. В течение нескольких дней им не встретилось ни единого судна: зоркие глаза вахтенных понапрасну обшаривали горизонт. Пустынный океан действовал успокаивающе. Необходимость держаться вдали от оживленных маршрутов удлиняла путь, но иного выхода не было: любая встреча была чрезвычайно опасна для беглецов.

К вечеру десятого дня пути погода начала портиться. Небо затянули тяжелые тучи; порывы ветра срывали с верхушек волн брызги – палуба вмиг сделалась мокрой и скользкой. Волнение быстро усиливалось; а с запада стремительно накатывалась темнота, прорываемая то и дело тусклыми зарницами молний. Паруса спешно убрали; выдвижные мачты скрылись в корпусе судна.

– Хорошенько всё закрепили, сукины дети?! А теперь живо все вниз! Очистить палубу! – надрывался О'Рейли. – Задрайте люки как следует; нас ждёт весёлая ночка…

Волнение усиливалось. Ласку, впервые с начала пути, посетил жестокий приступ морской болезни. Ощущение было омерзительным: хотелось свернуться в комочек и умереть…

Девушка лежала пластом на койке, с болезненным содроганием прислушиваясь к царящим в теле ощущениям: желудок вместе с кораблём мучительно медленно заползал на водяную гору – и с тошнотворной слабостью соскальзывал вниз, взбалтывая все потроха, словно ведёрко с мутной водой. Озорник по-прежнему корпел над расчетами. Лишь изредка, когда крен становился особенно крут и гора бумаг на столе начинала шевелиться, грозя упасть на пол, он протягивал руку, останавливая её – и вновь принимался писать. «Мог хотя бы раз оторваться от своей писанины, подойти, утешить… С тех пор, как Лев засел за работу, он вовсе перестал обращать на меня внимание… Словно я чужая ему!». Ласка тихонько заскулила: у неё даже не хватало сил, чтобы как следует обидеться. Снаружи деликатно поскреблись. В дверь просунулась мохнатое рыло Потапа.

– Эвон ты где… Спишь, нет?

– Какое там сплю… Муторно, мочи нет…

– Так я и думал. Тут половина наших мается: которы не призраки, почти все. На вот, заешь.

При слове «еда» горячий комок тошноты толкнулся в горло. Ласка со стоном замотала головой.

– Надо поисть, надо! – настойчиво ворчал медведь. – Хлебца с солью кусочек – от морской болезни само верно дело; сам знаю… Под Севастополем, помню, на шаланде одной каботажем шли – только так и спасались… Давай, жуй, легче сразу станет…

Девушка с трудом села, переждала накативший приступ тошноты, дрожащей рукой взяла из когтистой лапы подсохший ломоть и принялась жевать. Проглотить чёрствый хлеб удалось не сразу.

– Во. Исть можешь – выходит, и работать можешь, – невозмутимо констатировал Потап. – Пошли, там у инженера нашего динама барахлит.

– Какая ещё «динама», ты о чём вообще… – слабым голосом запротестовала девушка. – Меня вывернет сейчас…

– Пошли, давай, пошли! – медведь был неумолим. – Кто совсем от качки помират, у того нутро хлебу-то не приемлет… А раз проглотить смогла, знать, не так всё страшно. Не хлеб лечит, работа… Для тебя ж стараюсь! Эвон, на Льва посмотри: и не мучается совсем…

– А? Что? – отсутствующе спросил Озорник.

– Да ничего, пиши… Барышню твою подлечить надоть…

– Да-да, конечно… – судно в очередной раз накренилось, и Лев ловко поймал ползущую по столу чернильницу.

«Ах, так!» – Ласка со стоном встала на ноги. От резкого движения застучало в висках.

– Ну, где там твоя «динама»?! И кстати, Потап, чего это ты Лидделла «нашим» называешь? Какой он «наш»? – поинтересовалась девушка.

– Наш и есть… Что ж такого… Я зверь военный, на вещи эти так смотрю: ежли ты на нашей стороне, значит, наш.

– Ага… Только учти: Стерлинг себе на уме, и команда его тоже. Мы никакие не друзья, просто союзники – временные.

– Знаю, не дурак! Но покуда вместе держимся – надо заодно быть; иначе худо выйти может... Твой-то пишет всё? – сменил Потап тему.

– Угу… До меня ему, похоже, никакого дела нет, – вырвалось у Ласки.

– Это ты зря… Занят он очень, иной раз и поесть забыват – видать, важные писульки-то… В Севастополе, помнится, тоже был один, из дворян, батареей на четвёртом бастивоне командовал… Как свободна минута – так он блокнот сразу достаёт, карандашик, и ну чёркать чего-то… А командир хороший был, справный; солдаты его уважали, да. Тоже, кстати, Львом звали.

Потап был на редкость разговорчив. Ласка не сразу сообразила, что медведь таким образом отвлекает её от собственного болезненного состояния – причем весьма успешно; когда они достигли генераторной, девушка уже немного пришла в себя. Лидделл возился с большой электродинамической машиной, используемой для подпитки призраков – именно её Потап обозвал «динамой». Причину поломки установили довольно быстро – в колесе лопнул обод подшипника. К счастью, на борту имелось достаточное количество сменных деталей. В углу генераторной девушка заметила ещё одну электромашину, размерами поменьше – к ней были приделаны длинные рукояти, словно у носилок, и тележные колёса.

– Это на случай, если нам придется покинуть корабль, – пояснил инженер. – В конце концов, мы-то можем добывать себе пищу в пути, охотиться – а вот «стим бойз» требуется электричество…

Работа и впрямь подействовала на Ласку благотворно. Как это обычно бывает, стоило справиться с одной неполадкой, как тут же потребовалось починить что-то ещё, заменить ненадёжную деталь, отрегулировать натяжение пружины… Морская болезнь отступила, а потом и вовсе забылась: закончив, наконец, работу и вытирая руки от смазки, девушка с удивлением поняла, что чувствует себя превосходно! Вернувшись в каюту, она бросила взгляд в иллюминатор. Вспышка молнии высветила на миг курящуюся мельчайшими брызгами водяную гору… Ласка поспешно отвела взгляд.

– Лёва! Нам нужно поговорить.

Озорник оторвался, от расчетов.

– Да… Я тебя слушаю.

– Скажи мне, что ты задумал? И… Как мы будем дальше?