Как-то сильно закашлявшись, он все же разбудил ее.

— Все! — села Ли Мин в постели, протирая глаза и кутаясь в меховое одеяло. — Завтра же перебирайся в Поместье.

— Переберусь, если уйдешь туда со мной.

— Не могу. Мне нужно дождаться Пэн Хэна. Я скажу ему о нас с тобой, хочу, чтобы узнал это от меня, а не от других. К тому же у тебя до сих пор гостит твоя невеста и ее родня. Пойдут сплетни, а чтобы их не было, не нужно, чтобы нас видели вместе.

— Ты хочешь… что бы я отказался видеть тебя до тех пор, пока не вернется Второй мастер? Нет. Об этом не может быть и речи. Перед Небом ты уже моя жена.

— Я ведь не сказала, что мы не будем встречаться. Только теперь я буду ночами пробираться к тебе. Если застукают, то у меня как ученицы лекаря всегда найдется повод, что бы объяснить это твоим самочувствием.

Он смотрел с подозрением.

— И как ты собираешься пробираться ко мне? Опять через ограду? Но меня может не оказаться вовремя, чтобы стать той мягкой соломкой, что смягчит твое падение.

— А у меня есть две пайцзы…

Но подозрение не отпускало его.

— Что-то мне подсказывает, что я не всегда смогу тебя дождаться.

— Нет… ну я же не обещаю приходить каждую ночь.

— Не каждую? Тогда оставь эту идею. Я сам по прежнему буду приходить сюда.

Они немного поспорили, пока он не сказал:

— Хорошо, скажу тебе одну вещь, но пообещай, что кроме тебя об этом не узнает больше никто.

— Это страшная тайна?

— Эта страшная тайна касается безопасности Поместья.

— Если так, я буду молчать. И даже старички ничего не узнают от меня. Но если можно обойтись без этого, лучше не рассказывай.

Какое-то мгновение Глава улыбаясь, смотрел на нее.

— Слушай… — и он рассказал о тайном ходе, что вел прямо из его покоев за пределы Поместья, которым он пользовался, сбегая к ней в пещеру Горного духа, пока верный Хао, дежуря у дверей его покоев, отваживал нежданных гостей.

— Такой ход существует? — удивилась Ли Мин. — Так это же меняет дело!

— Я покажу его тебе. Собирайся, пока ночь мы его пройдем. И еще одно… Давай договоримся об условном знаке. Вдруг ты не появишься тогда, когда станешь мне очень нужна, но увидев этот знак, обязана будешь быть у меня.

Горький семицвет

С некоторых пор со стороны Поместья на вечерней заре, а то и за полночь, когда на небе уже мерцали звезды, раздавалась щемящая мелодия одинокой флейты.

Нежные звуки полные тоски и безнадежной грусти, переворачивали душу. Эта мелодия манила, звала, умоляла, обещала, нежно грустила, жестоко тосковала, нехотя отступала, что бы вновь подняться к пронзительной нежности, или упасть в глубины боли от неожиданного расставания.

Теперь это повторялось, чуть ли не каждый вечер, и где бы Ли Мин ни была, она срывалась к Поместью, не оставаясь даже у старичков, ничего им не объясняя. Наигрыш флейты мог прозвучать позднее обычного часа, когда крыши пагоды уже освещались в темноте фонарями. Мелодия волнами наплывала к пещере Горного духа, окутывала, ворожила над нею, а потом отдалялась, маня за собой.

— Казематный ветер, благодарю, — шептала в ночь Ли Мин, подставляя лицо его прохладной ласке.

Как-то из Поместья вернулся расстроенный лекарь. Ли Мин как раз обедала у Фэй Я, вяло ковыряясь в листьях салата с покрошенной в него редькой.

— Это никуда не годиться! — возмущался он, потрясая воздетыми к небу кулаками.

— Да, что случилось, братец? — встревожился маг.

Выпив ковшик, предупредительно поданной магом воды, лекарь сев на циновку и сердито сверкая глазами, рассказал последнюю сплетню, сводящейся к тому, что Третий мастер начала всех уверять, что мелодия ночной флейты молчаливое признание именно ей.

От кого исходит столь проникновенное признание от полноты любовных чувств, Третий мастер не признавалась, лишь загадочно молчала. И вот теперь лекарь Бин с возмущением выказывал свою обиду в кругу близких ему людей:

— И ведь, похоже, это правда. Поверить не могу, чтобы так наплевательски можно относиться к своему здоровью. Ведь каких усилий нам стоило излечить дафу! С того света его вытащили, — потряс он воздетыми к небу руками: — И что же? Снова вознамерился угробить себя?

У Ли Мин упало сердце.

— Ну, пришла охота позабавиться игрой на флейте, играй себе, но лезть на крышу пагоды, зачем⁈ Да еще без плаща! Да если бы барышня Ли Ло не пожаловалась мне, я бы так и не узнал, от чего Главу опять одолели приступы кашля. Вот объяснит мне кто-нибудь, что за блажь играть на флейте на продуваемой с четырех сторон смотровой площадке⁈ Уж от кого, но от рассудительного Главы, не ожидал подобной глупости!

С этого дня мелодия безымянной флейты больше не тревожила обитателей Поместья.

В ту ночь, что Ли Мин пробралась в Поместье к дафу, она меж нетронутых блюд, которыми был уставлен стол, нашла небольшой завернутый в розовый атлас сверток. Сдвинув его в сторону, Ли Мин взялась за палочки. К началу осенних дождей Глава, распоряжался каждый день на ночь, накрывать стол.

— Не хочешь взглянуть, что там? — негромко спросил хрипловатый со сна голос с кровати.

— Что-то вкусненькое? — пробормотала Ли Мин, склонившись над тарелкой, торопливо утоляя первый голод.

Поправив под головой валик подушки, Глава смотрел на нее со своего ложа.

— Это мой подарок. Так посмотришь его?

— Хорошо, — кивнула Ли Мин примерившись было к рыбе на пару, она отложила палочки, развернула розовый атлас свертка. На нем сверкнула золотом изящная шпилька и сережки с изумрудными капельками.

— О-о! — восхищенно выдохнула она.

Глава оставил постель и, кутаясь в одеяло, пошлепал к ней.

— Не хочешь примерить? — но опоздал со своим предложением.

Когда он подошел к столу, то засмеялся при виде Ли Мин в заношенных одеждах с небрежно хвостом волос в которые была воткнута шпилька, а уши украшали золотые серьги, что смотрелись на ней так же как свадебное платье нанеумытой бродяжке.

Глава подавил вздох.

— Дождусь ли я когда-нибудь, что увижу тебя одетой и убранной как девушка, а не деревенский сорванец?

Ли Мин нисколько не обидевшись, лишь пожала плечами, и принялась снимать сережки. Он сел рядом, отпустив одеяло, что скользнуло с его крепких плеч. Так и есть, он под ним — в чем мать родила.

— Хотелось бы больше узнать о тебе, — Глава притянул к себе Ли Мин. — Кем были твои родители? Мой долг как твоего супруга, воскурить благовония перед их памятными табличками и поклониться им. Хочу знать, что ты любишь, а что нет. Где ты жила до того как появилась у горы Доуфань? Были ли у тебя братья и сестры?

Но заметив тень, пробежавшую по ее лицу, отступился.

— Но я подожду, пока ты сама этого не захочешь.

Ли Мин выдохнула и отпила из чаши. Глава придержал на животе сползшее с плеч одеяло. Ли Мин задумчиво посмотрела на него: это ли не удобный момент рассказать ему все? И решаясь, в волнении потерла ладони о штаны.

— Послушай…

— Нет, — вдруг жестко оборвал ее Глава, накидывая на плечи одеяло. — Ничего не хочу знать. Если услышу то, в чем хочешь признаться, боюсь, не справлюсь. Не делай меня малодушным и подлым. Что бы это ни было — я не смогу отпустить тебя… ни сейчас, ни через год… никогда.

— Ладно, — согласилась Ли Мин с облегчением выдохнув — ее признание, что она из будущего откладывалось Ну и правильно, они оба не готовы к этому.

— Знаешь, о чем я сейчас мечтаю?

— О, конечно! — встрепенулся Глава, придвинувшись ближе.

— Я как, врач, мечтаю, чтобы мои пациенты были здоровы, а вот кое-кто позволяет себе музицировать на осеннем ветру, приводя своих врачей в отчаяние.

— И это все? — разочарованно протянул глава, приблизив свое раскрасневшееся лицо к лицу Ли Мин.

— Угу.

— Погоди, но как ты узнаешь, что я желаю видеть тебя?

— Легко, — засмеялась Ли Мин, а у Главы от ее смеха по телу пробежали мурашки. Он тяжело сглотнул, а девчонка продолжала веселиться.