«Ни фига себе!» – подумал Сокол.

Тысяча рублей – это ничто. Пара бутылок хорошей водки и все. Но вот так… ни за что… только потому что кто-то умер.

«Это точно не Лилька», – подумал Сокол. – «У нее на это мозгов бы не хватило. Это какой-то псих».

Воображение тут же нарисовало высокого, худого мужика в длинном кожаном плаще на голое тело. Соколу стало тревожно. Словно кто-то чужой и недобрый вдруг посмотрел на него.

Хорошо, что скоро пришла Лилька. Впрочем, болеро той ночью вышло не очень, на троечку.

– Тебе понравилось? – как всегда после «музицирования» спросила Лилька.

– Да, – ответил Сокол. – Понравилось.

– О чем ты думаешь? – не отставала от него подруга.

Она водила пальцем по груди любовника. Это было приятно.

– О тебе, – сказал Сокол, хотя на самом деле думал, что одним письмом все это не закончится.

***

Следующая неделя прошло плохо. Сокол потерял спокойствие, которое появилось у него в жизни после того, как он год назад закодировался. Что-то щелкнуло у него в мозгах на похоронах отца, когда он смотрел на рыдающую Мелкую, а сам не мог проронить ни слезинки. На поминках налитая рюмка водки так и осталась не тронутой, да и кусок в горло не лез. К нему не приставали с вопросами. Не каждый день отец умирает.

А на следующий день Сокол нашел в газете нужное объявление и сходил по указанному адресу. Пожилой врач-психотерапевт поговорил с ним о жизни и сказал, что теперь он больше не будет хотеть пить.

– И это все? – удивился Сокол.

– Все, – ответил врач.

Как ни удивительно, но психотерапевт не соврал. Пить не хотелось. Ни водки, ни портвейна, ни даже пивка. И пришло какое-то спокойствие, словно это и не он вовсе. Словно кто-то другой вместо него вышел из кабинета нарколога. А где-то там, далеко в мозгу маячил вопрос, а где же тот он, прежний, который без стакана портвейна не мог начать день. Что с ним стало? Не вернется ли?

И вот этого спокойствия больше не было. Нарисованный Соколом образ странного человека в кожаном плаще не уходил из головы. Он постоянно чувствовал на себе его взгляд.

Немного стало легче, когда Сокол обнаружил в почтовом ящике новый белый конверт. Опять только одно слово «Соколову», а внутри записка теми же печатными буквами «Когда умрет Щеткин Вячеслав Иванович, вы получите 2000 рублей».

– Щеткин! Да, не знаю я никакого Щеткина! И деньги мне ваши не нужны!

Получилось громко, почти в крик. Сокол оглянулся на дверь кухни. Но его никто не услышал. Мелкая была у подружки. А бабка, наверное, опять проигнорировала свой слуховой аппарат.

Он снова взглянул на письмо. Вместо надписи с листа на него взглянули глаза человека в кожаном плаще.

– Это псих! Точно псих какой-то!

Вынести его взгляд не было никакой возможности, и Сокол начала рвать письмо на мелкие кусочки. Получилась небольшая кучка, которая снова отправилась в мусорное ведро.

Несколько дней он добросовестно пытался не думать о письме, но потом не выдержал. На работе подошел к продавщице Зине, которая за долгую работу в хлебобулочном знала многих в округе.

– Зинаида Петровна…, – начал он.

– О как! – усмехнулась продавщица. – Уже по отчеству кличешь. Вот что значит непьющий мужик!

– Да я, это…, – женщина сбила его с первоначального плана. – В общем, ты такого Щеткина не знаешь?

– Есть такие, в третьем Б. А ты, что спрашиваешь?

– Да, у Мелкой, то есть у сестры в классе есть какой-то Щеткин.

– А…, – сказала Зина. – Это сыночек ихний. Скоро у него либо братик, либо сестренка будет. Эти Щеткины, как своего старика с дом престарелых сбагрили, так сразу второго и забабахали.

– Извините…, – к продавщице обратился покупатель, и Сокол поспешил уйти в подсобку.

Разыскивать кого-либо по домам престарелых он, конечно, не собирался. Но от того, что такой человек существует на самом деле, слегка шибануло по мозгам.

«Не шутка это. Совсем не шутка», – думал он.

Вот живет себе, худо-бедно, некий Щеткин Вячеслав Иванович и не подозревает, что письмо уже отправлено, цена определена и судьба его за одно. Зачем этот псих рассылает письма, Сокол не думал. Псих же! Этим все сказано.

Результат разговора с Петровной добавил напряжения в душевное состояние Сокола. Когда вечером пришла Лилька и начала свои шуточки шутить, то он как-то нервно на них реагировал. В результате они разругались. Подруга обозвала его дебилом и ушла.

А на следующий день пришло письмо. Снова Соколову. А в нем были уже две купюры по тысяче рублей.

Сокол повертел деньги, повертел и положил в коробку из-под конфет, что стояла на кухне, и куда он всегда клал деньги на питание.

По дороге на работу он думал, что где-то там, в доме престарелых умер одинокий старик. Возможно, его на этих выходных собирались навестить родные, но не сложилось. Как все это устраивает неизвестный псих, Сокол даже предположить не мог. Разве что врачом переодевается. Или… у какого-то настоящего врача снесло мозги.

«А что? Очень похоже», – подумал Сокол.

Ходит такой участковый врач по своим больным. Выбирает тех, кто на последнем издыхании, а потом кошмарит честных людей.

Тут Сокол остановился.

– Блин! – сказал он. – Его же вычислить можно!

Надо сходить в поликлинику и узнать, кто у них участковый врач. Или даже проще. Сказаться больным, вызвать его на дом и посмотреть ему в глаза.

– Это план? – сам себя спросил Сокол, но потом засомневался. – Вечером додумаю.

Но продумать план вечером не получилось. В почтовом ящике его ждало новое письмо.

Сокол не стал его читать прямо в подъезде, а зашел в квартиру, бросил письмо на постель, переоделся и только потом вскрыл конверт. Прочел и медленно сел на кровать. Та робко скрипнула, словно спрашивала:

– Ну, что сыграем болеро? Уже давно не музицировали!

– Не до болеро, – ответил Сокол и еще раз прочел письмо.

«Это не врач», – подумал он. – «Во всяком случае не тот, что выбирает стариков и старух. Лилька-то ведь не старуха?»

А в письме речь шла именно о ней. «Когда умрет Лилия Владимировна Уткина, вы получите пятьдесят тысяч рублей».

***

На следующий день Соколу работалось плохо. Хорошо, что Веры Ивановны, директрисы магазина не было, а то точно бы прицепилась с расспросами. Но вместо нее вопросы пошли от Петровны.

– Заболел что ли или с бодуна?

Продавщица отчаянно боялась заболеть новым вирусом и, когда в магазин заходили покупатели, то сразу же натягивала на лицо маску. Покупатели уходили. Петровна стягивала маску со своих толстых щек.

– Как в наморднике, – при этом ругалась она.

А тут Сокол – весь такой угрюмый и молчаливый. Вот Зинка и испугалась. Подхватить заразу ей не хотелось, но ходить теперь в маске весь день, тоже не улыбалось.

– Голова болит, – успокоил ее Сокол. – Погода.

– А-а-а, – вроде как поверила продавщица.

Она и сама постоянно обвиняла погоду: то в болях в коленях, то в пояснице.

А Сокол просто не знал, что делать. Два предыдущих письма показали, что упомянутые в них люди действительно умирали. И деньги приходили… Да, черт с ними деньгами! Ведь Лилька может умереть! Или не может? Раньше ведь это были глубокие старики. Они без всяких писем еле дышали. Или это Лилькины шуточки? Они же, вроде как, поругались. Вот она и придумала писать эти письма. Привлечь к себе внимание. Сокол прочтет, а потом бросится спасать свою ненаглядную.

Нет, не была Лилька для Сокола «ненаглядной». Молодая, приятная в постели. С кем-то надо же болеро играть. Он же не монах какой-нибудь. Так что, куда-то бежать и спасать Лильку он совершенно не хотел. Но и смерти ей не желал.

«Позвонить что ли?» – думал Сокол. – «Пусть выпьет каких-нибудь таблеток на всякий случай».

Но звонить не потребовалось. Когда он вечером пришел домой, почти следом за ним заявилась сама Лилька. В руках у нее была большая сумка, в которой что-то подозрительно звякало.

– Олежек, – заявила она. – Я мирится пришла.