Наконец мощные руки парня добрались до лица Хана. В его глазах читался животный страх, а изо рта доносились крики боли, смешанные с мольбой. Но Скифар был глух, в его голове звучал лишь голос Амины, что говорил ему убивать, калечить, мучить, уродовать, резать, рвать и потрошить. Кисть левой руки прильнула к лицу Хана, а большой палец впился прямо в глаз несчастному врагу. Выдавленное глазное яблоко лопнуло под огромным давлением, разбрызгивая кровь и белую жидкость по всему лицу кричащего человека. Но и этого было не достаточно. Правая рука Скифара сжалась в кулак. Град ударов обрушился на окровавленную рожу Хана, раскалывая лицевую кость, дробя челюсть, ломая и выбивая его редкие зубы. Спустя пять «соприкосновений», лицо мерзавца превратилось в кровавое месиво. Лишь после этого инфернальная ярость немного стихла, уступив место здравомыслию

— Я мог бы тебя убить прямо сейчас. Оторвать твою голову голыми руками. Или разрубить тебя мечом на две части: от макушки до паха. Мог бы сломать твои конечности так, что их пришлось бы ампутировать. Интересно, что бы ты предпочёл: стать беспомощным овощем, или смерть? А, Хан? — прохрипел Скифар на ухо своему заклятому врагу. — Вообще, мне следовало бы вырвать твой лживый язык.

Хан находился в полусознательном состоянии, но мог слышать и понимать всё. Он пытался что-то вымолвить, но из его рта доносились лишь нечленораздельные звуки. Струйки крови стекали по губам на пыльную землю. Скифар же склонился нам ним, злорадно улыбаясь. Он делал это точно так же, как и ухмылялся сам Хан на той церемонии.

— Точно! Совсем забыл! — воскликнул Скифар.

Его руки разорвали рубаху на груди Хана. Оно было там — ожерелье из трёх когтистых фаланг теневиков. Атрибут «мужчины», символ того, что человек выполнил традицию, и прошёл через испытание. Одним движением парень сорвал его с шеи врага. Эта вещь принадлежала ему. Если все остальные восемь амулетов, что он носил на своей шее и пальцах, он забрал с трупов врагов, побеждённых в бою, то этот же символ был его по праву.

Ни одно слово не вырвалось из его груди, и ни одной эмоции не выказало его лицо. Скифар лишь бросил прощальный взгляд на Амину. Парень не мог понять, благодарна она ему, или же в сердце её пылает ненависть за то, что он сейчас сделал. Единственно, что было ясно, так это то, что она не пыталась ему помешать. Никто не помог Хану, которого уродовали и калечили на протяжении двух минут.

— Вот, каким ты стал… — послышался голос вдали.

Старейшина деревни медленно приближался к Скифару. Его спина была сгорблена, а голова окончательно поседела. Парень не думал, что человек мог так сильно измениться меньше, чем за год. Видимо, жизнь в поселении стала совсем тяжкой. Старик подошёл к нему на три шага. Его взгляд скользнул на Хана, а затем остановился на глазах Скифара.

— Вот так ты и вернулся, блудный сын. Возвратился домой для того, чтобы повидаться с семьёй, и свести старые счёты, — говорил он как будто сам с собой, комментируя всё произошедшее. — Искалечил человека. Заставил его жалеть, что он не умер. Сколько же в тебе гнева…

— Гнев мой — праведный. Вы ведь знаете это, старейшина. Вы — мудрый человек. Я отказываюсь верить в то, что вы никогда не знали правды.

Мужчина нахмурился. Он посмотрел на парня так пристально, будто вглядывался в саму его душу.

— Ты стал сильнее и умнее. Я бы сказал, что ты можешь дать фору любому в нашем племени. Быть может, ты мудрее меня, Скифар. Но то, что ты сегодня сделал… — старик взял небольшую паузу, чтобы обдумать свои следующие слова. — Это — зверство. Тебе не хватило силы воли, чтобы сопротивляться той животной ярости, что вскипела в тебе.

— Я не жалею о содеянном. Этот человек разрушил сразу две жизни. Мою и Амины, — сказал Скифар, но потом решил немного подправить сказанное. — А, может, и не разрушил. Может, его поступок дал мне повод уйти из этой нищеты, ступить на путь цивилизованной жизни. Да, цена тому — человечность. Война не терпит людей. Этой машине нужны лишь бездушные убийцы. Так что Хан забрал у меня саму человечность. За что и поплатился.

Старейшина был поражён. Он и до этого отметил, что Скифар стал другим, но эта речь раскрыла всю суть его изменений. Он действительно стал выше всех, кого он знал. Осознанность — так называется это состояние. Парень превзошёл его, прославленного охотника, что жил в этих землях больше шестидесяти лет. Обманывать ни его, ни племя было невозможно. Каждый присутствующий это понимал.

— Хан никому не был приятен. Никому его не жалко, ведь он показал себя с худшей стороны ещё с того момента, когда он отобрал у тебя добычу, а дальше становилось всё только хуже. Но, по традициям, мы не могли его выгнать из племени. Не было повода. Быть может, и ты, и Амина желали ему такой участи. Но никто не заслуживает подобной расправы, — старейшина тяжело вздохнул. — Тебе больше здесь не рады, Скифар. Прости, но таковы традиции. Ты искалечил человека.

— Хах! Традиции говоришь… — почесал подбородок Скифар, и тут же хищно ухмыльнулся. — Но вы все видели, как он напал на меня, пытался ударить. Не так ли? А я лишь дал сдачи, самооборона. Изгнание из племени — лишь за убийство или увечья, нанесённые без веской причины. И ещё ты сам признался, что Хан всех обманул. Значит, я достоин титула «мужчины», а этот кусок дерьма — изгнания из племени.

Все присутствующие оторопели. Старейшина не знал, что ему сказать.

— Вот они, традиции! Бессмысленные и беспощадные. Пожалуй, воспользуюсь ими последний раз перед своим уходом. Раз уж этот кусок дерьма, Хан, лишается своего титула, а я его получаю, то и Амина переходит ко мне в жёны. Я же отпускаю её, пускай эта женщина будет свободна и выбирает свою судьбу сама.

Никто не смел задерживать Скифара. И даже если бы кто-то этого очень сильно захотел, то не смог бы заставить себя это сделать. Уж слишком страшной была бы участь такого глупца. «Мужчина» шёл уверенным шагом навстречу заходящему солнцу.

— Заклинаю тебя, Скифар, — произнёс старейшина тихо, но так, чтобы идущий в закат его услышал. — Всегда знай, кто стоит за твоей спиной.

Тогда молодой воин пропустил эту фразу мимо ушей, однако где-то в подкорке она сохранилась. Он думал, что речь идёт о друзьях, которым нельзя доверять. Так казалось ему в тот момент.

Парень решил не торопиться, и пошёл в обход холма. Дорога до лагеря должна была занять всего час. Он двигался неспешно, любуясь вечерними пейзажами пустыни. Скифар видел их тысячи раз, но теперь, когда глаза отвыкли от этого, настоящая красота природы раскрывалась.

Тьма спустилась на холмы и песчаные барханы. Солнце скрывалось за Великим Хребтом, что виднелся на горизонте. Именно эти горы и отделяли Империю Восхода от Ренессанса. Преодолеть их, не зная особых мест и секретных путей — невозможно. В воздухе слышались крики чернокрылов, вышедших на охоту. Скоро они начнут кружить в небе, высматривая песчаных ползунов и больших жуков. Иногда эти «птицы» даже нападают на змей, но, чаще всего, они делают это в группах, ибо не сможет одна особь убить кобру.

Треск послышался из-за соседнего холма. Скифар замер на месте. Он знал, что это такое. Дыхание участилось, страх заставил парня съёжиться. Однако, это не помешало рукам потянуться к цвайхендеру, что всё это время был у него за плечами. Такие трещащие звуки могло издавать лишь одно существо в пустыне — теневик. Одно из опаснейших существ. Хищник, что нападает на отбившихся людей и животных в ночи. В холмистом регионе их водилось не так много, но на востоке, где водятся верблюды, их намного больше.

Вскоре, предположения Скифара подтвердились. Из-за камней показалась трёхметровая фигура. Гуманоид с тонкими, почто что паучьими, конечностями и светящимися глазами. Он был огромен, значительно больше своих собратьев. Его серо-коричневая кожа служила идеальной маскировкой во тьме. На кончиках четырёх пальцев виднелись когти, больше похожие на лезвия. Но это было не самым страшным. Из его верхней челюсти торчали два огромных клыка. Это был саблезубый теневик — эндемик этих мест. Только самцы имели эту отличительную особенность.