Нужно вернуться туда, где это произошло.
На пристань. Немедленно. Нельзя терять ни секунды.
14
Морские петухи-воришки и корабли в ночи
Первым делом надо одеться потеплее. Я повернула обратно к дому, но остановилась. Ах да, я ведь больше никогда не смогу надеть свою парку. Что ж, тем лучше. Я, должно быть, потеряла её в той гигантской волне. Сейчас её наверняка носит какая-нибудь рыба; морской петух, скорее всего. У них всегда такой вид, будто они замышляют недоброе.
Я побежала на поле, где пасся бык Алана. Он встревожился, навострил уши, затем вздыбился и бросился наутёк. Было даже приятно, а в такой кошмарный день я готова была радоваться чему угодно. Не такой уж ты и страшный теперь, правда?
Когда я добралась до ступенек, ведущих через забор, облака рассеялись, и безжалостный лунный свет пролился на развалины Клиффстоунса.
Я не узнала свою деревню – не было ни детской площадки, ни недостроенной ратуши, ни маленьких рядов рыбацких домиков. Волна прошлась по ним и сокрушила всё на своём пути. И, глядя, как мерцающий свет крадётся по развалинам деревни, я невольно вздрогнула. Я погибла там. А теперь я собираюсь туда вернуться?
Чего ты боишься, Френки Рипли, умереть?
Мрачно ухмыльнувшись, я перепрыгнула через забор.
И тут случилось что-то странное. Как только я добралась до тропы-убийцы, мои ноги перестали двигаться вперёд. Они стали дёргаться в разные стороны, будто игрушка, у которой заканчивается батарейка.
Я стояла в замешательстве на безмолвной тёмной дороге. Неужели моё тело будет постепенно отказывать? Возможно, эти двадцать четыре часа были случайной вспышкой сознания на пути к настоящей смерти. Может, я, как курица, которая бегает с отрубленной головой – если так, то сколько у меня осталось времени, прежде чем я действительно умру?
Пока я мучилась этими вопросами, два огромных жёлтых глаза засветились в темноте, и раздался скрежет ржавого металла.
Нахмурившись, я вгляделась во тьму. Моё измученное сердце заколотилось от ужаса. Что-то поднималось по тропе-убийце. Что-то большое. Покрытое засохшей грязью, изъеденное ржавчиной. Что бы это ни было, оно надвигалось прямо на меня.
Когда до него оставалось всего несколько метров, облака вновь рассеялись и пролили серебристый свет на эту громадину.
Это были обломки судна. Мокрые, с гирляндами морских водорослей, усеянные бугристыми моллюсками. От ржавого корпуса несло солёной водой и гнилью.
Мамочки!
Неужели смерть наконец пришла за мной?! Неужели волна всё-таки заметила, что из её кошмарного улова пропала одна жертва, и отправила это судно, чтобы выследить меня и приволочь обратно?
Я хмуро глядела, как корабль, разбрызгивая солёные капли, приближался ко мне.
Ох!
Да это не корабль.
Это автобус.
Искорёженный, будто в аварию попал. Двухэтажный разбитый автобус. Стёкол в окнах не было, и, хотя он каким-то чудом двигался вперёд – пусть и с тяжёлым стоном, – все четыре колеса оказались спущены. А за рулём, похоже, никто не сидел.
Когда, накренившись, автобус приблизился ко мне, словно подвыпивший гость на вечеринке моих родителей, я услышала – едва уловимо, но совершенно ясно – детский плач и стоны, доносившиеся из его нутра.
А это, как вы понимаете, самый приятный, обнадёживающий звук.
15
Садись в автобус, мой птенчик
Остолбенев, я стояла и смотрела на автобус, со скрипом приближавшийся ко мне. Луна подчёркивала все его неприглядные детали. Вместо колёс – лохмотья искромсанной резины, которая выглядела так, будто последний раз её накачивали ещё в допотопные времена. Несколько крабов уцепились за крышу и угрожающе клацали клешнями, будто суровые испанские танцоры. Боковые панели висели буквально на соплях. Подует ветер – и с ними придётся проститься.
А с каждого этажа, словно яички из коробки, выглядывали лица, – все, конечно же, повёрнутые в мою сторону.
Завыл ветер.
Я нервно сглотнула. Может, позвать на помощь?
Но кто меня услышит? Никого не осталось.
Изнутри развалюхи донеслись неспешные решительные шаги. Через несколько секунд покосившаяся дверь со скрипом и грохотом распахнулась. И на пороге под пепельными лучами январской луны появилась женщина средних лет в бесформенном бежевом костюме и с канцелярским планшетом в руках. На носу у неё сидели самые большие очки, какие я когда-либо видела.
Она сверилась со своим планшетом, затем поглядела на меня.
Я выпрямила плечи и отважно посмотрела на неё в ответ.
Где-то заухала сова.
Женщина откашлялась.
– Погибла в Клиффстоунском цунами третьего января? – вежливо поинтересовалась она.
– Что, простите?
– Ты погибла в Клиффстоунском цунами третьего января?
– Так вот что это было, – сказала я. – Цунами?
Она вздохнула.
– Ты умерла или нет в Клиффстоунском цунами третьего января?
Летучая мышь соскользнула с искорёженной крыши автобуса и пропала в ночи.
– Наверное, – сказала я.
Такой ответ удовлетворил её, и она поставила галочку в своём планшете.
– Френсис Фрида Рипли?
– Да, – сказала я. – Откуда вы знаете? Вы не поможете мне разыскать мою се…
– Ты моя последняя пассажирка, – сказала она. – Прошу на борт.
Я уставилась на неё.
– Что?
Сквозь очки на меня глянули два бесцветных, бесстрастных глаза.
– Садись в автобус, мой птенчик. Добро пожаловать в Клуб загробной жизни, – сказала она. Её голос не вызывал ни капли доверия, как и колёса автобуса.
– Клуб загробной жизни?
– Да, дорогая. – Она показала на переднюю часть автобуса. – Читай.
На выцветшем указателе маршрута значилось:
КЛУБ ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ ДЛЯ ДЕТЕЙ 12 ЛЕТ И МЛАДШЕ.
НАСЛАЖДАЙСЯ СМЕРТЬЮ С ДРУЗЬЯМИ, ИГРАМИ И БЕСКОНЕЧНЫМИ ВЫХОДНЫМИ!
Я всегда с большим подозрением относилась к восклицательным знакам, но этот был самым страшным из всех, что я видела. Я боязливо поглядела на него, затем перевела взгляд на женщину.
– Я… я не понимаю… Что?
– Согласно нашим отчётам, ты утонула в возрасте одиннадцати лет, так что это твой автобус.
У меня возник сразу миллион вопросов, например, что за лица выглядывают из окон?
– Кто ещё в этом автобусе?
– Куча детей, таких же, как ты, подобранных за годы работы, – сказала женщина. – Теперь автобус переполнен из-за цунами. Пришлось спускаться на морское дно и делать незапланированный крюк. Набрали целую прорву новых пассажиров. По правде говоря, немного досадно, что тебя там не оказалось, – добавила она, поджав губы, как это делали почти все мои учителя в школе.
– Гм, – сказала я. – Простите.
– Очень необычно, что твой труп покинул место смерти. Редко такое случается. Только с самыми трудными детьми, как я заметила. Ты у нас проказница, да? – Она глубокомысленно посмотрела на меня.
Я слушала её краем уха, увлекшись собственными мыслями. Если она была на морском дне, вылавливая жителей Клиффстоунса младше двенадцати лет, значит…
– Моя сестра у вас? – воскликнула я.
– Её имя?
– Бёрди. То есть Бриджит, но мы зовем её Бёрди[2], потому что она постоянно насвистывает. Бриджит Рипли.
У меня во рту пересохло, пока женщина сверялась со своим планшетом.
– Боюсь, что нет, – сказала она наконец. – Никого с таким именем в автобусе нет. Вероятно, она умерла по-настоящему. Младше тебя, да? Не такая… шалунья?
Я кивнула, проглотив язык.
– Сочувствую твоей утрате, – сказала женщина ласково.
Я сделала глубокий вдох и дождалась, пока боль утихнет. Мысли грохотали в голове, как сломанный игровой автомат. Если все мы мертвы, то…
– Это что… рай? – спросила я.
Женщина повернулась и задумчиво поглядела на обросшую ракушками развалюху позади неё.