Я взглянула на свои расцарапанные руки. Вот оно что.
Но даже когда мы выбирались из «Краболовки», даже тогда оставались сомнения. Море – наше море, наш друг – наверняка осознает свою ошибку. Опустится на менее пугающую высоту. Перестанет подкрадываться к нам, съёжится, отступит на безопасное расстояние за прибрежный мол, вернётся на своё место и скажет слезливо, с искренним сожалением: «Ой! Виновато! О чём я только думало?! Вот вам люди, которых я проглотило, – держите, и сделаем вид, будто ничего не было, ладно?», и все мы вздохнём с облегчением и вернёмся к своим делам.
Так и будет, в любую секунду.
В любую секунду!
Когда мы вчетвером выбрались через разбитое окно, то бросились бежать.
Папа, серый от страха, подхватил Бёрди на руки, пока мы, спотыкаясь, обходили толпу на тротуаре, но идти было тяжело, и сестра неуклюже подпрыгивала у него на руках, а её лицо, полное ужаса, застыло в немом вопросе. Через папино плечо её взгляд встретился с моим, и я постаралась сказать, как мне жаль, но мои губы скривились, а волна была так близко и шумела так громко, что она бы всё равно ничего не услышала.
Мама схватила меня за руку на бегу, сдерживая рыдания.
Волна уже добралась до берега, она всего в нескольких шагах от нас.
«Она обязательно отступит», – подумала я.
Но волна не отступила.
Она бросилась вперёд.
Перескочила через мол и протянула к нам свои жадные, длинные, покрытые пеной белые пальцы. Навсегда заткнула маленького пёсика. Вырвала руки из рук, разлучила людей. Вот так всё и случилось. Синяк, которым меня учили восхищаться, превратился в убийцу и прикончил нас на месте.
Я не могла вспомнить, как вернулась из «Краболовки», потому что я не вернулась.
По крайней мере, живой.
Я умерла. Утонула.
Я поднесла свои пальцы к лицу. Я не сгрызла ногти. Их вырвало. Я взглянула на лохмотья своей одежды, разодранную кроссовку, ракушки, торчащие из моих ног. Теперь всё встало на свои места. Рождённая у моря, у моря и умерла. Прощайте все!
И если бы папа был сейчас рядом, он наверняка перевёл бы разговор на искусство, произнеся какую-нибудь многозначительную фразу в своём философском стиле. Например: «Что ж, Френкс, если задуматься, в этом есть своеобразная печальная гармония», или «Возможно, мы действительно неизбежно возвращаемся туда, откуда мы появились на свет». Но его рядом не было, да и в любом случае это неправда.
Я не произведение искусства. Не аллегория, наводящая на глубокомысленные размышления.
Я ходячий мертвец.
Или что-то в этом роде.
11
Человеческая плоть отвратительна на вкус
Кстати, справлялась я неплохо. И моя смерть была не лишена некоторых преимуществ. И удобств. Я могла ходить. Разговаривать. Шевелить пальцами перед лицом. Единственное, чего я не могла, как оказалось, делать, так это общаться с живыми. И чувствовать физическую боль. Необычное ощущение, когда тебе не нужно дышать. Мои лёгкие не работали. Грудь не поднималась. Не человек, а полуфабрикат какой-то, да ещё и ошарашенный происходящим.
Я закрыла глаза и, замерев, прислушалась к вопросам, рождавшимся в голове. Вот таким: «Почему вернулась только я? Я теперь привидение? Дух? Вампир? Если я умерла, мне надо называть себя трупом?» Я взглянула на себя и содрогнулась. А потом подумала: «Какая разница, как себя называть?» Я умерла. Мы умерли. Паника охватила меня, словно лесной пожар. Внутренний голос прошептал: «И что теперь?»
Но главное, где моя семья? И чем мне занять себя, пока они не вернутся домой?
Они ведь обязательно вернутся, да?
Правда?
Вскоре команда спасателей появилась на верху лестницы. Я машинально подвинулась на ступеньке, где сидела, уступая им дорогу, но тут произошло немыслимое. Женщина прошла прямо сквозь меня.
Ощущение было тошнотворное. Словно меня придавило и растоптало стадо буйволов. Когда её тело прошло через моё, всё, что, как мне казалось, должно оставаться на своём месте, например, мои лёгкие, почки и другие хрупкие органы, которые следует вообще-то беречь, сместились для её удобства. Наверное, так чувствует себя тюбик, из которого выдавливают зубную пасту.
А самым ужасным был вкус, оставшийся у меня во рту. Фу, какая гадость!
Вы когда-нибудь пробовали человеческую плоть?
Хотя, знаете что, отвечать не надо. Предположим, что нет. Если в двух словах, на жареную курицу она совсем не похожа. Она отвратительна. Я ощутила вкус мышц, и жира, и крови, и наспех проглоченной яичницы с беконом часов двенадцать назад. У меня набрался целый рот человеческой плоти.
Кое-что другое я тоже уловила. Эмоции. Следы мыслей. Печаль, скорбь, усталость. Словно что-то мокрое и холодное проползло по моему языку.
Она вышла из меня с небольшим, но явственным хлюпом. А потом, поскольку я так и осталась на ступеньке, это произошло СНОВА.
А затем ЕЩЁ РАЗ, просто ради шутки.
Когда все они поучаствовали в этом «весёлом» аттракционе, меня затошнило. На языке осталось кислое послевкусие.
Все трое собрались в прихожей. Выглядели они скверно.
Не мама взглянула на остальных.
– Я сворачиваю поиски. Согласны?
Помолчав, мужчины кивнули.
Она достала свою рацию.
– Это команда спасателей, приём, – сказала она.
Прибор в её руках заскрежетал от статики.
Кто-то ответил:
– Каковы результаты, приём?
– Выживших не обнаружено. Дом тщательно проверили. Предполагаем, семья погибла внизу, на пристани. Курток и сапог в прихожей нет, в доме пусто. Приём.
Вот и всё.
Прибор помолчал, затем дребезжащий голос произнёс:
– Мы вернёмся за вами. Будьте готовы к отлёту примерно через двенадцать минут, приём.
Они направились к нашей сломанной входной двери. Высокий мужчина потёр глаза и задержался. Не мама коснулась его плеча.
– Эд, – сказала она тихо, – мы сделали всё, что было в наших силах. Здесь никого нет.
Он вздохнул.
– Просто у меня… такое ощущение, будто мы что-то упустили, понимаешь? Я всем сердцем чувствую, что здесь кто-то есть.
Он говорит обо мне? Неужели он… как-то чувствует меня?
– Я бы хотел ещё раз проверить внизу.
В гостиной я выложилась по полной. Кричала, пока не заболело горло. Но, хотя он слышал что-то, – это было очевидно, судя по тому, как часто он останавливался и наклонял голову набок, – я не могла к нему пробиться. Он был просто чувствительным человеком, он ощущал моё присутствие, но не более того.
Что-то заставило его остановиться. Он поднял газету с пола. Ту, которую читал папа, пока я не…
Пока я…
Что, хотите, чтобы я повторила ещё раз? Одного раза мне хватило.
Он пролистал страницы и швырнул её на пол, совсем повесив нос.
Я поспешила к нему. Газета упала разворотом вверх. Заголовок гласил:
АНОМАЛЬНОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ НА БЕРЕГУ ФРАНЦИИ УНЕСЛО СОТНИ ЖИЗНЕЙ И ВСЁ ЕЩЁ ОПАСНО, ПРЕДУПРЕЖДАЮТ ЭКСПЕРТЫ
Я пригляделась. Под заголовком была карта с указанием, где именно во Франции произошло землетрясение: в небольшом городке под названием Омонвиль-ла-Петит. Клиффстоунс находится чуть ли не прямо напротив него. Всего в нескольких милях через Ла-Манш. Я снова посмотрела на заголовок.
ВСЁ ЕЩЁ ОПАСНО
В прихожей высокий мужчина тёр глаза.
– Какая трагедия. У них были все факты прямо перед носом. Если бы только они задумались, на что способно это землетрясение…
– Хватит, – сказал второй мужчина тихо. – Какой толк об этом думать. Многое надо было сделать по-другому. Экспертам следовало пораньше забить тревогу. Да и электричество отключили как раз перед ударом, и связь здесь была такая плохая, что вряд ли кто-нибудь увидел бы предупреждение на своих мобильных телефонах. Просто им ужасно не повезло.
