Примчавшиеся флотские офицеры довольно быстро ознакомились с оборудованием батарей. Первым делом обеспечили непрерывную доставку боеприпасов лифтами из подземных хранилищ к гидропневматическим накатникам. Каждый выстрел состоял из начиненного пироксилином снаряда с контактным взрывателем и метательного порохового заряда в латунной гильзе. Размеры и того и другого впечатлили личный состав и меня в том числе — прилетит дура весом в четверть тонны, мало никому не покажется. Только флотским удавалось держать покерфейс, мол ничего особенного, видали кое-что намного мощнее.
Пока суд да дело наступил рассвет. Орудия заряжены, наведены на цели. Пришлось немного «пободаться» с профессиональными артиллеристами. Таблицы таблицами, но мой Дар ведуна это вам не абы что, а весьма важный эмпирический фактор. В конечном итоге победил авторитет командующего операцией. К великому недовольству старлеев я слегка подкорректировал орудийную наводку, ориентируясь на свой безошибочный талант снайпера. Нам нужно не просто не промазать, жизненно важно, попасть по самому больному месту всякой крепости, а именно складам боеприпасов.
Это в захваченном нами форте снаряды и метательные пороховые заряды хранятся в вырубленных в скале крюйт-камерах и наверх подаются с помощью лифтового хозяйства. Все прочие крепости Босфора столь грандиозной модернизации не проходили. Там и пушки не самые современные и выстрелы к ним складированы в лучшем случае в прибатарейных ямах, чаще в накрытых непромокаемой тканью ящиках, сложенных штабелями на открытом воздухе в непосредственной близости от орудий. Именно удар по этим складам гарантированно приводил батарею в полную негодность. Что же касаемо гарнизонов, пусть живут до тех пор, пока ими не займется артиллерия наших кораблей. Впрочем, после ударов наших крепостных орудий и появления в пределах видимости русского флота, отважные турецкие аскеры скорее всего побегут куда глаза глядят, лишь бы подальше от коварных гяуров.
Покрутив орудийные верньеры и убедившись в том, что снаряды лягут в те места, куда и требовалось, я вылез из неудобного кресла наводчика. После чего громко объявил:
— Орудия к стрельбе готовы! Личному составу в укрытие! — Через минуту скомандовал: — Батарея, огонь! — После чего распахнул, как можно шире рот, чтобы барабанным перепонкам не сильно перепало.
Назначенные бойцы дружно дернули специальные шнуры. Грохнуло так, что каменистая почва под ногами задрожала будто при землетрясении. Это просто выстрел. Каково же будет там, куда прилетят набитые тремя пудами прессованного пироксилина стальные чушки? Впрочем, результата долго ожидать не пришлось. Мои поправки оказались точными. На артиллерийских позициях не ожидавших подвоха османов сначала полыхнули выпущенные нашими орудиями снаряды, затем сдетонировали хранившиеся на открытых местах и в ямах боеприпасы противника. Как результат, четыре ярчайших вспышки, затем клубы дыма и пыли заволокли вражеские крепости. А еще через двадцать секунд до нашего слуха стали долетать громовые раскаты, в значительной степени приглушенные расстоянием.
Зрительно оценить результаты попаданий было невозможно, но мой Дар ведуна безошибочно подсказал, что орудия подвергшихся обстрелу фортов в ближайшем обозримом будущем стрелять не смогут.
Тем временем возглавляемая флотскими команда «артиллеристов» выскочила из укрытий. Кое у кого ушами шла кровь. А вот нужно слушаться опытных людей и в нужный момент рот раскрывать. Ведь предупреждал всех неоднократно. Некоторые не вняли, ну и пусть страдают, после подлечу. Сейчас некогда. Выход пролива в Русское море мы обезопасили, теперь можно ударить и по незапланированным целям — еще по пяти береговым батареям, расположенным в пределах гарантированной досягаемости наших орудий, две на азиатском берегу, три на европейском.
Результат, опять же после моей корректирующей наводки орудий, оказался столь же ошеломительным, как и в первый раз. Все пять береговых укреплений вдоль Босфора будто корова языком слизнула.
— А теперь, братцы, рассредоточились по крепостной стене! — приказал я, — к бабке-гадалке не ходи, скоро по наши души пожалуют господа янычары.
С атакой на Mahmud Bahçıvan было не все так уж однозначно. Единственная удобная дорога к укреплению пролегала вдоль побережья. Со стороны суши пространство ограничивали поросшие лесом холмы, полуразрушенные скалы и каменистые осыпи у подножия этих скал. Взять дорогу под прицел орудий у нас никак не получалось, ибо батарея оборудовалась не для этих целей. Однако снайперским огнем этот путь можно было запереть вполне надежно, даже в том случае, если османы подтянут полевую артиллерию. Ну насчет пушек я сомневаюсь, скоро наш флот должен подойти, и штурм какой-то крепости для турецких военачальников станет задачей неактуальной.
Я не ошибся в своих прогнозах. Отряд пеших осман числом до батальона в алых фесках и специфических мешковатых одеяниях появился из-за скалы через полчаса после окончания артобстрела. Блин, и это хваленые янычары, элита элит турецкой армии, тупо прут на позиции противника без разведки и предварительной рекогносцировки. Интересно, кто у них командиры? Может быть их не стоит отстреливать в первую очередь, ибо подобного дебилизма вряд ли можно ожидать от самого тупого выпускника самой захудалой российской школы ускоренной переподготовки сержантов и флотских старшин в прапорщиков и мичманов. Не приведи Господь после их гибели командование перейдет в руки какого младшего командира, способного шевелить мозговыми извилинами.
Предоставив возможность туркам полностью выйти из-за прикрывавшей дорогу скалы, парни по моей команде открыли прицельный огонь. Дистанция триста метров для снайпера ничто. Тут только успевай наводить ствол, нажимать спусковой крючок и менять магазины. Как результат четырех сотен расфуфыренных воинов просто не стало, многие не успели даже снять с плеча винтовку. Спаслось не более дюжины. Ну и Господь с ними, страстей про шайтанов засевших в крепости своим порасскажут, может быть, до подхода наших кораблей и штурма не состоится.
Хотел тут же послать с десяток бойцов хорошенько обшманать трупы, ибо золотишка и камешков самоцветных на османах предостаточно. Как говорится: «Что с бою взято, то свято». Заодно на закрытый от наших взоров скалами участок дороги посмотрят, нет ли там еще кого-нибудь на подходе. Не успел, мои планы по дальнейшему обогащению личного состава были прерваны истошным криком наблюдателя:
— Ваше Высокоблагородие, дымы на горизонте!
[1] «Comin' In On A Wing And A Prayer», 1943 г., автор Harold Adamson.
Глава 22
Мирно дую чай в стакане.
Неожиданно — херак!
Вся квартира, как в тумане,
Погружается во мрак.
Прихожу в сознанье дома.
На макушке — шишка… страсть!
Думал — старт Армагеддона,
Фигу. Полка сорвалась…
Игорка Счастливый
— Евстафиев, ну где ты увидел дымы? — Чтобы убедиться в том, что в нашем направлении движется всего один корабль мне бинокль не понадобился.
Так, а почему всего один? Где эскадра? Они что там с ума посходили? Англо-франко-турецко и прочая, прочая армада уже втягивается из Мраморного моря в Босфор и двумя кильватерными колоннами движется прямиком сюда.
Тем временем ощетинившийся расчехленными орудийными стволами, дымя подобно вулкану трубами, красавец-крейсер приблизился настольно, что с помощью магического зрения мне удалось прочитать его название. Сказать, что я охренел, не сказать ничего. К нам на помощь пёр на всех парах «Варяг», броненосный крейсер Российского Флота, как уже отмечалось, в единственном числе.
В свое время при выходе «Катрана» из порта Корсуня, мне довелось наблюдать этот корабль, стоящим на рейде. Название весьма удивило. В той реальности «Варяг» был бронепалубным крейсером в составе Первой Тихоокеанской эскадры, прославился тем, что совместно с канонерской лодкой «Кореец» принял неравный бой с японскими кораблями при прорыве из бухты Чемульпо. Нехило так постреляли, вроде бы что-то там потопили, впрочем, японцы факта своих потерь не признали. Оба русских корабля затонули, команды были по большей части спасены нейтралами. Подвиг «Варяга» остался навсегда в памяти народной, благодаря какому-то австрийцу, написавшему проникновенные стихи, которые затем перевели на русский и сочинили к ним музыку. К сожалению, фамилий авторов немецкого и русского текстов, а также музыки я не помню. А вот пластинку «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» мой дед ставил частенько, особливо под хмельком и всякий раз подпевал, роняя скупую мужскую слезу.