Я замолкаю, обдумывая то, что мы знаем о Бьянке, женщине, которая носила в кармане поддельное удостоверение личности и чьи отпечатки пальцев не значатся ни в одной базе данных. Женщина, которая полтора дня назад стояла на этой кухне и сказала мне, что Диана Уорд исчезла. Мне было наплевать на Диану тогда, я не забочусь о ней сейчас, и с каким бы несчастьем она ни столкнулась, вероятно, это можно возложить на ее собственные ноги.

Но Бьянка мертва, меня втянули в расследование убийства, и каким-то образом вся эта неразбериха связана с Дианой. Так всегда и бывает.

— Расскажи мне об удостоверении личности Бьянки, — говорю я.

— У нее были водительские права штата Колорадо, выданные на имя Бьянки Мисковой”, - говорит Деклан. — Возраст тридцать три года. Черные волосы, карие глаза, рост пять футов семь дюймов, вес сто тридцать фунтов. Звучит похоже?

— Да.

— Это подделка.

— Насколько хороша эта подделка?

— Не хуже чем те, что делают наши.

— Так она и могла быть одной из наших.

— Или она могла играть за другую команду. Что, скорее всего, означает РВР. Российская внешняя разведка. Они уж точно не дилетанты, когда дело доходит до "кротов" и предоставления отличных поддельных документов.

— Тогда кто же ее убил? — спрашиваю я. — Неужели они? Или это сделали наши?

Мой вопрос встречен молчанием. Ни у Бена, ни у Деклана нет ответа. Я тоже не понимаю, по крайней мере, ничего такого, что имело бы смысл.

Деклан говорит: — Мэгги, нам нужно знать больше о причине, по которой Бьянка искала тебя. Ты сказала, что она искала твою бывшую коллегу.

— И я ничем не могла ей помочь. Прошли годы с тех пор, как я видела эту коллегу в последний раз, и я понятия не имею, где она сейчас.

— Сколько лет?

— Шестнадцать.

— Разве не тогда ты ушла из Агентства?

Я киваю. — И она — одна из причин, по которой я ушла.

— Одна из причин?

— Главная причина”.

— Кто была эта коллега? — спрашивает Бен. — Ты так и не сказала нам, как ее зовут.

Я отвечаю не сразу. Вместо этого я беру пустые миски из-под тушеного мяса и несу их в раковину. Там я стою, повернувшись к ним спиной, и смотрю на свое отражение в кухонном окне. Снаружи темно, и, за исключением слабого свечения из хижины Лютера, пейзаж черен. Удаленность и уединенность этой фермы — вот почему я выбрала ее, но у этого есть и обратная сторона медали. Я здесь совсем одна, просто женщина и ее цыплята.

Я поворачиваюсь к мужчинам. — Ее зовут Диана Уорд.

Либо ее имя им незнакомо, либо они слишком умело скрывают свою реакцию. Скорее всего, они не знали Диану. В конце концов, мы старая гвардия, и Диана все еще училась в средней школе, когда мы получили свои первые задания в полевых условиях. Кроме того, они работали на разных объектах, не там, где я: Деклан — в Восточной Европе, Бен — на Ближнем Востоке. Вероятно, они никогда и в глаза не видели Диану.

— И теперь она пропала без вести? — говорит Бен.

— Бьянка хотела, чтобы я помогла ей найти ее. Я сказала ей, что понятия не имею, где Диана.

— Это правда?

Я перевожу взгляд с одного мужчины на другого. — Ты мне не веришь?

Бен смеется. — Как давно мы знаем друг друга, Мэгги?

— Тридцать восемь лет? Со времен Фермы.

— Это дольше, чем я знал свою жену, и когда Эвелин умерла, она все еще чертовски многого не знала обо мне. Вещи, о которых я ей никогда не рассказывал. Вещи, о которых я солгал.

— Я не лгу тебе об этом.

— Но и ты тоже никогда не рассказывала нам всей истории целиком.

— Делиться не входит в наши должностные обязанности.

— Ты сейчас не на работе. Ты среди друзей. Мы не сможем тебе помочь, если ты что-то от нас утаиваешь.

Я возвращаюсь к столу и сажусь. Мы так давно знаем друг друга, мы трое. Тридцать восемь лет назад я была младшей в этом трио, принятой на работу сразу после окончания колледжа, но я уже был уверена в себе. Слишком уверена. Я выросла, возясь со старыми тракторами и пася овец, живя с отцом-алкоголиком на ферме с убийственной ипотекой. Мне удалось сбежать из Нью-Мексико, облажавшись на собеседовании в колледже, и в итоге я получила полную стипендию в Джорджтаунском университете, где все вокруг казались мне гениальными. Высших оценок и заоблачных баллов SAT (Scholastic Assessment Test — академический оценочный тест) было недостаточно, чтобы выделиться в этой толпе, но я верила, что во мне есть искра чего-то особенного. Умение выживать, находить выход из любой ситуации.

Тренировочный лагерь ЦРУ выбил эту мысль из моей головы. Возможно, мне и удалось поставить необходимые галочки во всех нужных графах, но после Фермы у меня больше не было иллюзий, что я особенная, потому что мои товарищи-новобранцы были такими же особенными, иначе они бы не переступили порог.

— Правда в том, что я действительно не знаю, где Диана, — говорю я. — И, если быть до конца честной, мне насрать, жива она или мертва.

— Мне кажется, или в твоих словах есть капелька горечи? — спрашивает Деклан.

— Ага.

— Что она тебе сделала?

Я делаю паузу, подыскивая слова, чтобы описать, как Диана подожгла фитиль, разрушивший мою карьеру. Мою жизнь.

— Она сделала меня предателем, — говорю я.

Правда гораздо сложнее, но когда вы живете в мире зеркал, правда всегда искажена. Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть, игнорируя все неугодные нам моменты, раздражающие детали, которые искажают наш взгляд. Мы жаждем ясности и поэтому лжем самим себе.

И последние шестнадцать лет я твердила себе, что Диана Уорд уничтожила меня, хотя на самом деле это сделала я сама.

________________________________

ГЛАВА 10

Двадцать четыре года назад

Почему бы и нет? Именно эта мысль заставляет меня искать в интернете дешевые билеты в Лондон, спустя шесть месяцев после знакомства с Дэнни Галлахером. Почему бы и нет? Вот о чем я думаю, собирая свой чемодан, едучи на такси из своей квартиры в Рестоне в аэропорт. Я не видела Дэнни Галлахера со времен Бангкока, перепихона, который в итоге продлился целых четыре дня моего отпуска. Вместе мы бродили по храмам, объедались уличной едой, дрейфовали по клонгам на длиннохвостых лодках. И, конечно же, у нас был секс, тот неистовый, беспечный вид траха, который возможен только тогда, когда ты думаешь, что никогда больше не увидишь этого человека.

И все же я здесь, на ночном рейсе в Лондон, потому что за эти шесть месяцев, прошедших после Бангкока, я не переставала думать о нем. Все открытки, которые он присылал, свежи были в моей памяти. Там была открытка со слоном из Чиангмая, открытка с изображением восхода солнца над храмом из Сиемреапа, открытка с изображением пещеры обезьян из Куала-Лумпура, каждая с содержательным сообщением о том, какие новые блюда он попробовал, какое новое чудо увидел. Читая их, я с тоской вспоминала те дни, когда я видела мир, как веселую игровую площадку, а не зону военных действий. Затем из Лондона начали приходить его открытки с туристическими изображениями Тауэра, королевских драгоценностей и Лондонского моста. Несмотря на то, что сейчас век электронной почты, он продолжал рассылать эти открытки, потому что между нами это стало глупым ритуалом, и каждые несколько недель я находила в своем почтовом ящике еще одну.

Потом прошел месяц, но ничего не пришло. Именно тогда я поняла, что привязалась к этому ритуалу. Я поймала себя на том, что проверяю и перепроверяю пустую ячейку, задаваясь вопросом, означает ли это, что между нами все кончено, встретил ли он кого-то еще или устал от нашей односторонней переписки. Или если бы, не дай Бог, с ним что-нибудь случилось.

Именно тогда я, наконец, нашла адрес электронной почты, который он дал мне в тот день, когда мы расстались. Я не предпринимала никаких попыток связаться с ним, но после восьми недель молчания моя решимость, наконец, пошатнулась.

Через несколько недель я отправляюсь в Лондон по делам. Ты хочешь поужинать?