А потом встала и направилась к выходу.

– Да не до игр мне теперь! – крикнула в спину уходящей няньке Мара. –Ты что не понимаешь? Папенька в опасности!

Любава остановилась, повернулась к Маре и как можно ласковее сказала:

– Отчего же не понимаю? Очень даже понимаю! Но каждый должен своё дело править. Кто-то от ворогов защищать, а кому-то вон рубахи шить… Ясно тебе? – пристрожилась в конце Любава.

Мара нехотя встала с кровати и поплелась за нянькой.

Когда Любава и Мара вошли в столовую за столом сидел Васил. Увидев их, он воскликнул:

– Ну наконец-то! Можно с голоду помереть пока вас дождёшься! Вон блинчики уже остыли!

Мара присела на своё место и уставилась на стол, где стояли разные яство: мед, сметана, смородишное варенье, ягодный соус. А посредине на большом блюде возвышалась высокая горка блинов.

Васил сурово глянул и спросил:

– Чего так долго? – И, не дожидаясь ответа, принялся читать благодарения Богу. –Слава Небу и слава Земле, за то, что есть еда на столе!

Слегка склонив голову, Любава принялась наливать травяной чай из заварника, что стоял на самоваре. Добавила кипятка и заправила чай свежими сливками. Для себя же она приготовила липовый чай, уж очень он ей был по вкусу.

Мара наколола блин на вилку и возила им по пустой тарелке.

Одолеваемая хмурыми мыслями она размышляла:

«У меня горе, а меня всякой ерундой заставляют заниматься. Не понимают, что не до того мне. Одна птичка меня понимает, да и той не видать…»

Любава глянула на Мару и сказала:

– Блин – не стог, на вилы его не накалывают! Прояви уважение к солнцу! Чего ты ковыряешься? Ешь и не думай о плохом! – А потом добавила мягче: –Ты не печалься Марушка! Ведь печаль в беде не помощник. Печаль – это море! Утонешь, пропадёшь…

Рубаху кроили по всем правилам, как положено к свадьбе, цельной. Любава положила ткань на большой обеденный стол. Достала из шкафа шкатулку с нитями да иголками. Вынула оттуда верёвочку, и принялась измерять Мару.

– Стой прямо, расправь спину, чего согнулась-то!

Нянька вымеряла верхнюю часть и переносила размеры на ткань, приговаривая:

– Держи ткань ровнее, как-никак свадебный наряд готовишь! Чуть неточность и перекосится всё. Наденешь рубаху, а она вся скукожится. Выйдешь ты в своем наряде, и все гости увидят какая ты мастерица да рукодельница. И слава о тебе пойдёт, как о криворукой.

– Опять ты, нянька, со своими нравоучениями! Ну чего ты всё время меня шпыняешь да пророчишь мне чёрте что?

– А, чтобы ты не ленилась! – тут же ответила Любава. – Старалась! Ведь какой свадебную рубаху сошьёшь, такой и жизнь твоя станет.

Мара взяла металлическую иголку почти идеальной формы с загнутым в небольшое колечко краем. Такие иголки были большой редкостью. Эта досталась Маре от мамы. Птаха была рукодельницей, и набор иголок, отлитый лучшим мастером Сваргии, Велебор подарил супруге на рождение дочки.

Вдевая нить в колечко, Мара спросила:

– А коли я замуж не пойду, куда энтот наряд-то денешь? Так и сопреет в сундуке!

– А ты шей! – ответила Любава. – А всё остальное само справится.

– Может, и с папенькой само всё справится? – ехидно заметила Мара.

– Чем зубоскалить, лучше за стежками следи! – строго ответила Любава.

Мара притихла, а потом и вовсе замолчала.

Замолчала надолго – до самого вечера не проронила ни слова. Молча и равнодушно выполняла все поручения по дому. Ни Любава ни Васил не могли её разговорить.

Прошла неделя, но Велебор всё ещё не вернулся и никаких известий от него не было.

Всё острее и болезненнее переживала Мара отсутствие отца, чувствовала себя брошенной и никому не нужной.

Однажды она попыталась поговорить с нянькой и Василом, о том, как можно помочь папеньке, что нужно бы отправиться к той пещере, но они и слушать её не захотели, мол, это не детские заботы!

– Ишь чего удумала! – ворчал Васил. – Нос с локоть, а ума с ноготь! Нет её однозначно надо запереть в тереме!

Любава заступилась за Мару.

– Терем не спасёт её от мрачных мыслей, только хуже будет! Но что-то делать надо!

И они стали ещё больше загружать Мару домашней работой.

Мара проснулась чуть раньше обычного. Стояло раннее ясное утро. И пока Любава не появилась, Мара решила сбежать в свой шалаш, чтобы послушать лес, как её учил отец.

Не сказав никому ни слова, она незаметно ускользнула из дома.

Проворно забралась в шалаш, сосредоточилась на ощущениях, прислушиваясь к лесу, желая понять, что там с папенькой, но мрачные мысли не давали ей покоя.

– Папенька в беде, ему помочь надобно. А меня рубаху шить, да всякими делами загружать… Лучше я одна в лесу буду жить, может здесь у диких животных и птиц я и узнаю, что с папенькой и как ему помочь.

На ветке рядом с шалашом появилась белка. Это милое создание высоко держало пушистый хвост.

– Вот как ты думаешь, белка? – обратилась к ней Мара. – Зачем мне учиться всем этим премудростям домашнего быта, когда папенька в беде?

Белка замерла и внимательно уставилась на Мару, будто слушала её.

Мара вздохнула и начала язвительно передразнивать няньку:

– Я тебе передаю не просто знания, а опыт Рода нашего, а ты носом воротишь. Внимательной надо быть к тому, что ты делаешь, а тебя в деланье нет. Жизнь так мимо тебя и пройдёт.

Едва Мара замолчала, белка завертела мордочкой, будто пытаясь что-то сказать.

Не обращая внимания на её поведение, Мара продолжила рассказывать ей о своём.

– Но вот как же, белка, меня нет, когда я там! И делаю что велят! Вот только супротив моей воли, да и мысли мои не о том…

Мара повторяла слова Любавы, которые незаметно проникали в её сердце, заставляя осмыслить сказанное. Но всё так же продолжала передразнивать няньку:

– И невдомёк тебе, что всё искажено для тебя, твоей болью. А повинуясь ей, ты наполняешься обидой и злостью, с таким-то добром, ты не сможешь прийти к Богу нашему Роду. Утянет тебя боль твоя в кривду и ложь и сгубит душу твою. Вот и сейчас витаешь непонятно где! Учишь тебя учишь! А ты…

Белка подпрыгнула на месте и закрутила мордочкой с удвоенной силой.

Мара удивлённо посмотрела на неё, а потом в ту сторону, куда белка всё время поворачивалась. И увидела, как рядом со старым дубом появилось свечение.

Оно ширилось, разворачиваясь по кругу. И вдруг в центре появился силуэт человека с посохом.

Мара испугалась и перестала дышать.

Пристально всматриваясь в силуэт, она вспомнила: такое же свечение было в день, когда умерла её маменька.

«Что же это такое? Что?» – мысли кружились в голове не давая ответа.

Вдруг от речки послышался голос Любавы:

– Мара! Мара! Ты где? Отзовись! Мара…

От пронзительного голоса Любавы Мара на какое-то время оцепенела. Надо было крикнуть няньке, предупредить, но Марины уста словно слиплись.

Человек, что находился в центре свечения, услышав Любаву, вздрогнул, замер, а потом сделал шаг назад и исчез. Свечение замерцало, и рассыпалось в воздухе, не оставив и следа.

Когда Мара очнулась, поняла, что Любава уже ушла. Ей стало жутко страшно, она быстро спустилась с дерева и рванула домой.

Подбегая к амбару, Мара встретила Васила. Он сидел на скамейке и задумчиво плёл корзинку.

Мара хотела рассказать ему про свечение, но не успела начать, как Васил взял прут и, пригрозив им, принялся отчитывать её.

– Ну что? Где ты была? Тут Любава с ног сбилась искать тебя, а ты самовольничаешь. Вот приедет Велебор посадим тебя в башню будешь там сидеть!

– Папенька так никогда не сделает, – ответила Мара, отступая назад. – Он меня любит! А ты, дядька, меня за что так ненавидишь?

Васил откинул прут в кучу и, вздохнув, сказал миролюбиво:

– Да с чего ты это взяла, что я тебя ненавижу? Дурёха! Я люблю тебя! Ещё как люблю! Вот только ты Любаву шибко волноваться заставляешь. А мне жалко её. Сейчас вон бледная бегала, тебя искала. На поляну твою ходила, а тебя там нет. – В голосе Васила послышалось раздражение. – Вот где ты была? Я говорю, а тебе хоть бы хны! Ни капельки красочки на щеках.