Задумавшись лишь на миг, Мара шагнула к отцу и направила на него только что созданный обережный круг.

Оказавшись над головой Велебора круг окутал его, померцал, приноравливаясь к дыханию Велебора и стал прозрачным.

– Защитный круг хорош! И сила, и мощь в нём имеются… Защищать и оберегать тебя славно будет! – заметил длиннобородый старец.

Растроганный, Велебор неловко приобнял дочь.

Любава, что стояла в сторонке и держала отрез шёлка, подарок для Мары от отца, уткнулась в него и расплакалась…

Велебор осторожно забрал у Любавы отрез, и передал его Маре.

– На, вот, от меня подарок – шёлк на платье для невесты…

Получая от отца отрез шёлковой ткани, Мара подумала:

«Я рушник-то с трудом вышила. Кабы не нянька, до сих пор бы лежал. А тут шёлк… По нему ведь вышивать очень трудно будет! И не отлынешь. Ведь папенькин подарок! А ежели я не хочу? – с горечью думала Мара. – Я ведь и замуж не хочу… И приданное мне никакое не нужно… Все твердят, что надобно уклад предков почитать… А я вот с папенькой хочу пойти… У старцев магии учиться… Хочу язык птичий понять! А меня за иголку да нитку усаживают… А мне скушно… Ой, как не любы мне все эти женские обязанности… Ой, как не любы!»

Длиннобородый старец, словно услышал мысли Мары, повернулся к ней и ласково произнёс:

– Ты, детонька, вон какая умница! О батюшке позаботилась! Но не уподобляйся человеку, кой живет лишь своими желаниями и всякими деяниями порочными, а то сгубишь чистую душу свою и не исполнишь долга перед Родом.

Маре стало стыдно. Она подумала: «Чего это я разбухтелась тут?»

Спас её отец. Он подошёл, обнял и сказал:

– Как птицы покидают гнездо, когда вырастают у них крылья, так и ты детонька покинешь отчий дом, как время придёт, но к тому подготовиться надобно. И сегодня начало положено, главное дело сделано! – И обращаясь к старцам, добавил: – Милости просим к столу, угощайтесь гости дорогие.

Стол был сделан из добротного дуба. Он был довольно большой и крепкий. Его покрывала искусно вышитая Птахой скатерть. Угощение на столе стояло богатое, разнообразное и обильное.

Обычно усаживались за стол в определённом порядке соблюдая традиции. Вначале занимал своё место хозяин дома – глава семейства, после Васил и Любава и последней за стол садилась Мара. Горячее угощение всегда подавала Любава.

Сегодня всё было иначе. Горячее предстояло подавать Маре. Да и сели не как всегда.

На папенькином месте теперь восседал длиннобородый старец. По правую руку от него – Велебор и второй старец, потом Васил. На приставной скамье по левую руку от длиннобородого присела Любава. Рядом с ней осталось место для Мары. Ей ещё предстояло подать специальное угощение для гостей – для «разделения трапезы». Хлебать угощение должно было всем из одной миски, оказывая почесть и уважение друг другу.

Каравай, который Мара вручила старцам, стоял в центре стола. Рядом с ним источали аромат запечённые рябчики, блестели боками мочёные яблоки, дымились в горшках натомлённые каши – ячменная, пшеничная и гречневая с грибами и ягодами. Манили отведать румяные пироги. В кружки был налит кисель.

Рядом с караваем пустовало место для специального угощения. Любава приготовила шти – похлебку. Она сегодня была мясной. И вместо рубленой квашеной капусты заправлена щавелем.

Гости отломили по кусочку от каравая и, обмакнув его в соль, съели. Похвалили Мару, мол, какой вкусный каравай она испекла.

Мара густо покраснела – она к нему рук не приложила.

После старцев от каравая отломили все.

Любава подала знак Маре, что пора нести шти. Мара сильно разволновалась, но собралась с духом, взяла большую миску с похлёбкой и, аккуратно поставив её на свободное место, села за стол.

Мара впервые сидела за столом, как взрослая. Ей было непривычно и странно. И в то же время очень приятно.

Отобедав, Старцы поднялись, поклонились.

– Хорошо у вас погостили, пора в путь дорогу собираться. Ты как Велебор, готов?

– Готов старче. Только с дочкой проститься хочу.

Велебор с Марой вышли на улицу.

– Папенька ты ведь ненадолго, да?

– Да, кровиночка моя, я постараюсь скоренько вернуться.

Велебор обнял дочь и, прижав к себе покрепче, прошептал:

–Я тебя люблю моя девочка! Где бы я ни был, сердцем я всегда рядом с тобой.

– Да папенька.

– Вот и славно! – Велебор помолчал. Потом дабавил: – Лихо надвигается. Не время мне сейчас отсиживаться дома.

Мара, сдерживая слёзы, кивнула.

Велебор нехотя выпустил дочь из объятий. Отошёл в сторону и, низко поклонившись солнцу, сказал:

– Прости меня, вольный свет-батюшка! – Немного постояв, на солнце глядючи, развернулся к полю и с почтением, произнёс: – Мать сыра земля, и ты прости меня! – После чего обратился к Маре, Любаве и Василу, которые уже стояли рядом, прижавшись друг к другу. В поклоне и с трепетом произнёс: – Простите и вы, родимые мои! Не кручиньтесь обо мне, заботьтесь друг о друге. А ты, Марушка, слушайся Любаву с Василом.

Мара хотела было кинуться отцу на шею, но остановилась. И, смахнув слезу, поклонилась вслед за родичами.

Велебор посмотрел на Васила, говорящим взглядом: присматривай, мол, за ней.

Васил, без слов понял, о чём просит его Велебор и совсем тихо сказал:

– Не волнуйся, брат. Будь спокоен и за Мару, и за дом. Ступай с миром, делай что должен. Все мы радеем за доброе дело, и у каждого оно своё.

А Любава добавила:

– Всё будет хорошо. Много сейчас испытаний для каждого. И тебе тяжкая доля выпала. Помни, что ты не один. Вот тебе от нас с Марой оберег. Он убережёт тебя от злых чар.

Любава протянула Велебору маленький мешочек, расшитый магическими знаками и набитый заговорной травой. Мешочек был туго затянут лентой из Мариных кос.

Велебор с поклоном принял подарок, повесил его на шею и спрятал под рубаху.

– Пора, – окликнули старцы, подводя коней.

Велебор решительно вскочил в седло. Старцы не заставили себя ждать.

Мара слышала, как длиннобородый, направив коня к воротам, сказал Велебору:

– Невозможно утерять то, что едино с душой и сердцем.

А другой добавил, кивнув Маре:

– Иногда теряя, мы обретаем.

Мара долго смотрела вслед уходящим из долины грёз и махала платком.

Наконец, Любава обняла её за плечи.

– Пойдём в дом, детка. Скрылись ведь уже давно, кому-машешь-то? Пойдём, дорогая.

Мара вывернулась из объятий Любавы и пустилась в лес в своё укрытие.

Утром проснулась Мара с мыслью о том, где же сейчас её папенька? Что с ним? Добрался ли до пещеры?

Погружаясь всё глубже в мрачные мысли, Мара бесцельно блуждала по комнате и даже не заметила, как вошла Любава.

Любава внимательно посмотрела на Мару, излучая доброту и нежность.

– Уже встала, вот и умница! Идем кушать, я твои любимые блинчики приготовила.

– Не хочу я, – безразлично ответила Мара.

– Идём, идём, – Любава потянула племянницу за руку.

Мара вырвала руку и хотела оттолкнуть няньку, но зацепилась браслетом, за жемчужное ожерелье Любавы и чуть не порвала его. Любава ловко освободила своё ожерелье. Её подбородок дёрнулся вверх, зрительно увеличив орлиный нос.

Лицо Любавы исказилось душевной болью. Она поправила ожерелье, и тихо, но твёрдо произнесла:

– Идём! Покушаем, а потом рубаху тебе шёлковую шить будем.

– Какую ещё рубаху, ни к чему она мне! – Мара с возмущением уселась на кровать.

– Это сейчас ни к чему! – мягко произнесла Любава. – А как суженый явится, так очень даже к чему окажется! – Любава села рядом и принялась гладить Мару по волосам. – Но тогда уже шить поздно будет. Тепереча готовить надобно.

– Да не хочу я ничего и не буду! Отстань от меня, нянька, без тебя тошно. Я лучше на поляну свою уйду.

– Ну вот сделай дело, да и гуляй смело, на свою поляну. Отдыхай! Со зверюшками да птичками своими играй. А перечить мне не гоже! – сохраняя спокойствие, произнесла Любава.