— И еще мне нужна Мещерская. — говорю я барышне Лан, которая кивает. Мещерская это сила, Мещерская это вам не валькирии, она на голову их в целительстве превосходит, если только вас совсем на лоскуты не порвало — она поднимет.
— Госпожа полковник в поместье уехала же? — подает голос Лин, вставая с колен и снимая с пояса свою секиру: — а я не знаю где это.
— Она должна была сегодня вернуться. — поясняю я: — сказала, что сама приедет, но как именно я не знаю. Но она должна быть сегодня. В обед или вечером — не знаю. Но сегодня. Пожалуйста, постарайтесь найти ее и привести сюда.
— Цунминь! — коротко кивает Лин и вскакивает на свою, парящую в воздухе секирку: — я отправляюсь! Лан-дзедзе, я все поняла! — с этими словами она стремительно взмывает в воздух и удаляется.
— А ты чего? — спрашиваю я у оставшейся старшей сестры: — почему не улетела?
— Потому что для того, чтобы передать весть достаточно и одной. — отвечает она, выпрямляясь: — а я тебя одного теперь не оставлю. Тебя четыре слепых девчонки чуть в землю не закопали.
— Да… — я хочу объяснить ей, что своей магией они мне ну никак навредить не могли, только отвлечь и удержать. И только крайняя степень координации и работы вчетвером как будто один, постоянная поддержка друг друга — позволила им не допускать меня в ближний бой. Задним числом вспоминая бой, я понимаю, что ни одна команда, состоящая из живых людей — не смогла бы это повторить. Ну или понадобились бы годы тренировок. Это словно жонглировать горящими бензопилами, катаясь на колесе-моноцикле и с поставленной на нос рюмкой с серной кислотой… только при этом действуя в команде. Всегда подозревал что у валькирий какой-то свой, внутренний канал связи есть. Недаром меня в столице все валькирии узнавали и по имени-отчеству обращались, хотя я их в первый раз видел. Однако и я из этого поединка выводы сделал и теперь не позволю себя в центр построения затащить, а если так, то и техника это против меня бесполезна. Вот, что я хочу сказать Лан из рода Цин, Мастеру Парных Секир, но взглянув в ее глаза — передумываю. Чего я в самим деле. Хочет идти — пусть идет. Помощь мне не помещает. Жаль, что нет у меня магии целительства. Жаль, что нет в моем арсенале дистанционных атак… хотя вот только что у меня идея появилась.
— Ладно. — говорю я барышне Лан: — оставайся. Будешь помогать. Главное — уши сейчас прикрой… и в сторону отойди, — я смериваю взглядом ворота монастыря. Прочные, обитые железом, не жестью, не тоненькими листочками, а полосами в палец толщиной. На один удар кулаком. Хотя, кулак просто пробьет их насквозь, тут скорее ладонями надо. Хм. Ладонями. Все, что у меня есть — это сила и неуязвимость. Ну, еще скорость, хотя не так уж и сильно я ускоряюсь, я просто двигаюсь так быстро, насколько я могу воспринимать реальность. Будь у меня мозги побыстрее, восприятие получше, уверен, смог бы быстрее, моя скорость ограничена скоростью моей координации и восприятия. Однако сейчас у меня появилась идея. Что произойдет, если неодолимая сила встречается с неподвижным объектом? Силы у меня много, и мне нужна дистанционная атака. Что делать, если я не могу ударить противника, если меня удерживают на расстоянии? Если вокруг нет ничего, что можно было ударить?
— Уши прикрыть? — Лан из рода Цин исполнительна и доверяет моему авторитету, она тут же закрывает уши руками и чуть приседает, отбежав в сторону. Машу ей рукой — дальше, она слушается. Молодец.
Я поворачиваюсь к воротам и отступаю на шаг. Развожу руки в стороны. В Сибири у коренных народов есть такая забава — хребтовую кость сломать. Вываривается хребтовая кость, мясо с нее срезается и съедается, а вот саму косточку берут за отросток хребта, зажимают в одной руке и с размаху — обе руки устремляются навстречу друг другу, скорость одной прибавляется к скорости второй и в момент встречи — мягкое основание кулака ломает хребтовую кость. И при взмахе обеими руками ломающий на какую-то секунду напоминает птицу, взмахнувшую крыльями. Так и я сейчас — взмахиваю руками в стороны, словно крыльями, подаю корпус чуть вперед и…
— Громовой Аплодисмент! — кричу я, не забывая о вербальной составляющей заклинания и изо всей силы — бросаю руки навстречу друг другу! Грохот! Уши закладывает, вздымается пыль, трясется земля! Где-то рядом кричит, зажимая уши барышня Лан. Мимо меня пролетают какие-то щепки и обломки металла.
Когда пыль немного улеглась я с удовлетворением гляжу на вырванные петли и разломанные остатки ворот. Как я и думал. Воздух в состоянии проводить ударную волну, пусть и не так, как если бы я это сделал в воде, но все же. И если у меня нет ничего рядом, по чему я могу ударить — я могу ударить по самому себе! В данном конкретном случае — хлопнуть в ладоши, формируя направленную ударную волну. Интересно, а если зажать в ладонях медную оболочку, образуется ли кумулятивная струя? Возможно ли сформировать ударное ядро? Впрочем, это вопросы на будущее, а сейчас я могу быть уверен, что уже больше нельзя безнаказанно атаковать меня с расстояния. У меня появилась дистанционная атака! В голове сразу всплывают чертежи перчаток с нашитыми на них медными или свинцовыми (может даже золотыми или серебряными) полосами, для формирования кумулятивной струи. Формировать кумулятивную струю в ладонях — интересная идея.
Оглядываюсь назад. Барышня Лан лежит на земле, зажав уши руками и вздрагивая. Неплохо ее приложило. Вот и недостаток такой атаки — лучше союзникам подальше держаться, ударная волна направлена, но звук идет во все стороны и оглушает всех вокруг.
— Ты в порядке? — наклоняюсь я над Лан. Та мотает головой и открывает рот, похожая на рыбу, которую выбросило на берег. Но тем не менее — встает на ноги, пусть и с трудом, фокусирует свой взгляд на мне.
— Держись сзади, — предупреждаю ее я: — контузит еще. — она кивает. Мы идем дальше. Я перешагиваю через разбитые и разбросанные остатки ворот монастыря. Во внутреннем дворе тишина.
Он встал и прошелся, разминая ноги. Подошел к окну, сложив руки за спиной. Вот он, наконец, момент его торжества. Момент, когда все окружающие наконец поймут его правоту, его силу и склонят перед ним свои гордые головы. За его спиной раздался какой-то звук. Он обернулся и посмотрел на сидящую в кресле немолодую женщину в рваном платье.
— Прасковья Петровна, — укоризненно сказал он: — пора бы уже перестать пробовать освободится. Путы надежны, антимагический металл кандалов сдержит вашей души прекрасные порывы. Внизу заканчиваются приготовления. Скоро у меня в руках будет неуязвимое войско черных валькирий. Неуязвимое, неутомимое и чрезвычайно опасное. И это только начало. Ведь я знаю секрет изготовления валькирий, знаю, как именно ускорить этот процесс, знаю, что магических големов на основе человеческой плоти я могу делать из любого материала. И самое главное — я знаю, как сделать так, чтобы они, не смотря на всю материнскую любовь Святой Елены — могли убивать. Ваша карта бита. Сейчас вы мне не нужны.
— Как ты мог, — говорит Прасковья Петровна Лопухина, председатель Совета Опекунов Ордена Святой Елены Равноапостольной: — как ты мог, Никанор⁈ Это же преступление против государства! Против семьи! Против Императора! И разве тебе не жалко девочек?
— Прасковья Петровна, — качает головой он: — аз есмь меч карающий в руце божьей, я только орудие в руках прогресса, неминуемого и неостановимого как сама смерть. Это было неизбежно. Ваш Император, так называемый государь-батюшка — ничто иное как чудовище, эксплуатирующее народ, его ближники наслаждаются страданиями и горем народным. Посмотрите на страну, Прасковья Петровна, это же позор! Бедные слои населения находятся на положении рабов, хуже чем в Древнем Риме!
— Никанор, никто не виноват в смерти Даши. Мы бы хотели тебе помочь, но… — она качает головой, замолкая.
— Но? Что «но», тетушка? Почему не помогли? А? Наверное потому, что я — очередной бастард дома Лопухиных, правда? Это чудовище в человеческом облике, мой отец — он же разбрасывает свое семя везде куда не пойдет! Пока у меня Родовой Дар не пробудился так и вовсе в нищете и голоде со своей матушкой прозябал! А как проснулся Родовой Дар, так сразу же Лопухины появились… проснулись. Вы знаете, Прасковья Петровна, что такое голодать? Знаете? Ваши деточки знают? Вы хоть раз в жизни были так голодны, что в глазах темнело? А мерзнуть? Не так, как вы — в меховых шубках и в карете с верхом, а на улице, в ветоши, голодными? Нет? Вы просто вампиры, сосущие кровь из народа. Тысячи людей мерзнут, голодают и работают за жалкие гроши, чтобы хоть как-то своих детей прокормить. Крестьянки радуются, когда их дети умирают, потому что легче становится оставшихся прокормить, вдумайтесь, Прасковья Петровна — матери радуются! И не потому, что они потеряли облик человеческий, а потому что живут они в адских условиях. Знаете, я же мечтал об этом, стать вдруг дворянином, чтобы у меня были деньги и чтобы я мог позаботиться о своей матери. Но вот только поздновато вы спохватились, правда?
