ют одно целое. Знамя — это душа полка, а полковник — его тело!

После этих слов он попросил господина Роллона разрешить ему увидеть и поцеловать знамя 23-го полка.

— Вы увидите его завтра, — ответил Роллон, — если окажете мне честь позавтракать со мной и несколькими моими офицерами.

Фугас с удовольствием принял приглашение и забросал полковника бесчисленными вопросами относительно жалования офицеров, численности личного состава, продвижения по службе, условий нахождения в резерве, солдатской формы, полкового имущества, вооружения и военной теории. Он сразу понял, в чем состоят преимущества капсульных ружей, но упорно не хотел понимать, зачем нужны нарезные орудийные стволы. В артиллерии он был не силен, но легко признал, что многие свои победы Наполеон одержал благодаря артиллерии.

Пока на столе одно великолепное жаркое сменялось другим, Фугас, не переставая прикладываться к каждому блюду, поинтересовался, какие войны ведутся в настоящее время, с каким количеством наций Франции приходится воевать и не пора ли подумать о том, чтобы начать новое покорение мира? Нельзя сказать, что он удовлетворился полученными сведениями, но вместе с тем они вселили в него определенную надежду.

— Вовремя я здесь появился, — сказал он. — Тут есть чем заняться.

Войны в Африке не сильно его вдохновили, но он был рад, что 23-й полк снискал славу на полях африканских сражений.

— Для воспитания личного состава это совсем неплохо, — сказал он. — Обучать солдат следует не в садах Ти-

— Вовремя я здесь появился. Тут есть чем заняться

воли и не на руках у кормилиц. Но почему бы, черт побери, не собрать войско численностью тысяч в пятьсот и не обрушиться на Англию? Именно Англия была и остается душой коалиции. Это я вам говорю!

Пришлось потратить немало слов, чтобы до него дошел смысл Крымской кампании, в которой французы и англичане сражались плечом к плечу.

— Я понимаю, — сказал он, — что мы вместе поколотили русских. Это из-за русских мне пришлось съесть моего лучшего коня. Но англичане в тысячу раз хуже русских! Если этот молодой человек (я имею в виду Наполеона III) не понимает этого, придется мне самому объяснить ему эту простую истину. Им нет оправдания после того, что они вытворили на острове Святой Елены! Если бы в Крыму главнокомандующим был я, то сначала я разделался бы с русскими, а потом сбросил бы в море англичан. Ведь море — это их родная стихия!

Фугасу рассказали о нескольких эпизодах Итальянской кампании, и он пришел в восторг, узнав, что 23-й полк на глазах у маршала герцога де Сольферино захватил неприятельский редут.

— Это в традиции полка, — сказал он, утирая слезы салфеткой. — Эти разбойники из 23-го по-другому и не умеют. Богиня Победы коснулась их своим крылом.

Он был очень удивлен, узнав, что столь масштабные боевые действия удалось завершить в столь короткие сроки. Пришлось ему объяснить, что за последние несколько лет в армии научились всего за четыре дня перебрасывать сотни тысяч солдат с одного конца Европы на другой.

— Вот это мне нравится! — сказал он. — Удивительно, что император не додумался до такого еще в 1810 году, а ведь он был гением в области военных перевозок,

а также гением интендантской службы, гением штабной работы и вообще гением всего на свете! Но ведь австрийцы защищались изо всех сил, и никак не может быть, чтобы для захвата Вены вам понадобилось меньше трех месяцев.

— А мы так далеко и не пошли.

— Вы не дошли до Вены?

— Нет.

— Допустим. Но где же вы подписали мирный договор?

— В Виллафранка¹.

— Виллафранка? Там теперь столица Австрии?

— Нет, это деревня в Италии.

— Сударь, у меня в голове не укладывается. Разве можно заключать мир не в столице? Для нас это было вопросом принципа, это азбука, первейший постулат военной теории. Похоже, за время моего отсутствия мир сильно изменился. Но наберитесь терпения.

Здесь я должен признаться: во время десерта Фугас здорово напился. Он ел и пил, как герой поэмы Гомера, а говорил больше, чем Цицерон в его лучшие дни. Винные пары, мясо и красноречие ударили ему в голову. Он вдруг стал фамильярничать, перешел со всеми на ты, кому-то нагрубил и наговорил столько глупостей, что хватило бы на сотню пьяниц. В его опьянении не было ничего хамского и тем более непристойного. Просто из глубин сознания вырвался наружу его молодой дух — любвеобильный, тщеславный и начисто слетевший с ка-

¹Виллафранкское перемирие (11 июля 1859 года) — заключено в ходе Австро-итало-французской войны после поражения при Сольферино, нанесенного австрийцам Наполеоном III. В результате Австрия уступила Ломбардию, которая отошла к Сардинскому королевству, в обмен на Ниццу и Савою, которые отошли к Франции.

тушек. Он провозгласил несколько тостов: за славу, за расширение наших границ, за истребление англичан, за надежду французской сцены мадемуазель Марс¹, за чувственность, связующую хрупкими узами любовника с объектом любви, за отца, за сына, за полковника Роллона и за его полк!

Стиль его речей, в котором причудливо перемешались фамильярность и выспренность, вызвал немало недоуменных улыбок. Он это заметил, и в глубине его сердца вновь зашевелились нехорошие подозрения. Фугас стал громко, обращаясь к самому себе, задаваться вопросом, не злоупотребляют ли здесь его наивностью.

— Позор, — кричал он, — позор тем, кто желает, чтобы я принимал желаемое за действительное, а пузыри за фонари! Погодите, дождетесь, что фонарь рванет, как бомба, и тогда всем станет тошно!

После таких речей ему оставалось только рухнуть под стол, и все ждали, что этим все и кончится. Но полковник принадлежал к поколению титанов, привыкших к излишествам и способных нести бремя удовольствий с такой же легкостью, с какой они противостояли лишениям и усталости. Как только госпожа Рено задвинула свой стул, дав тем самым понять, что ужин окончен, Фугас легко поднялся, галантно предложил ей руку и повел в гостиную. Держался он немного скованно и выглядел слегка театрально, но на всем пути к гостиной он шел строго по прямой и ни разу не споткнулся. Выпив две чашки кофе и изрядное количество крепких ликеров, Фугас на глазах преобразился и его речь стала на удивление разу-

¹Сценический псевдоним Анн-Франсуазы Буте-Сальвета (1779—1847). популярнейшей французской актрисы, 33 года игравшей на сцене «Комеди Франсез» во времена Наполеона и Реставрации Бурбонов.

мной. В десять часов вечера доктор Марту пожелал, чтобы полковник поведал присутствующим свою историю. Фугас пристроился на скамеечке, попросил стакан воды с сахаром и какое-то время собирался с мыслями. Гости расселись вокруг него, и полковник произнес речь, отличавшуюся старомодным стилем, которая предлагается вашему вниманию.

-Не ждите, что я разукрашу свой рассказ нежными цветочками и подменю суровую правду их красотой и благоуханием. Я француз и солдат и презираю притворство. Вы спрашиваете меня, как друга, и я отвечу вам со всей прямотой.

Моими родителями были люди бедные, но честные, и произвели они меня на свет накануне славной годины, когда прозвучала клятва в зале для игры в мяч и зажглась заря свободы⁶¹. Произошло это на юге Франции, и еще

лежа в колыбели, я лепетал первые слова на любимом языке трубадуров. Мое рождение стоило жизни моей матери. Мой родитель был скромным сельским учителем, который вкушал хлеб насущный, обильно полив его своим трудовым потом. В детстве мне не доводилось играть в те игры, которыми развлекались дети из богатых семейств. Разноцветные камушки, что валяются на берегу, и всем известное насекомое, которое дети ловят и привязывают за нитку, чтобы плененное существо могло свободно летать, заменили мне обычные игрушки.