— Ну, это не проблема. Наши люди спустятся на равнину и схватят первую попавшуюся крестьянку... если, конечно, нам позволят жандармы.

— Кроме того, мне нужны одежда, белье, полотенца, мыло, зеркало, расчески, духи, домашний ковроткацкий станок, а также...

— Вы слишком много хотите, мадам. Чтобы раздобыть все это, нам придется взять приступом Афины. Но если надо, мы это сделаем. Вы можете рассчитывать на меня, но я не советую вам уповать на жандармов.

— Боже, сжалься над нами! — печально произнесла Мэри-Энн.

И ей тут же ответило мощное эхо: «Kyrie eleison!»¹ Оказалось, что эхо донесло до наших ушей голос доброго старика. Он решил нас проведать и карабкался по горе, а чтобы не сбивалось дыхание, пел во все горло. Он подо-

«Купе eleison!» («Господи, помилуй!», греч.) — молитвенное призывание, используемое в греческом богослужении. шел, сердечно нас поприветствовал и поставил на траву полный горшок меда. Присев рядом с нами, он сказал:

— Берите и ешьте, мои пчелы прислали вам десерт.

Я пожал ему руку, а миссис Саймонс и ее дочь с отвращением отвернулись от подарка. Они упорно считали его пособником бандитов. Но на самом деле этот малый был совсем не зловредным. Он только и умел, что распевать молитвы, ухаживать за своими зверюшками, продавать урожай, сдавать полученные деньги в монастырь и жить в мире со своим окружением. Человек он был не умный и не ученый, а поведение его было столь же невинным, сколь невинна работа хорошо отлаженной машины. Я даже не уверен, что он был в состоянии отличить добро от зла, и, скорее всего, не понимал, в чем заключается разница между вором и честным человеком. Вся его мудрость состояла в том, чтобы четыре раза в день совершать молитвы и, соблюдая осторожность, служить и нашим, и вашим. Кстати, в монастыре он считался одним из лучших монахов.

Я не отказал себе в удовольствии попробовать его подарок. Этот полудикий мед был так же похож на тот мед, который вы едите во Франции, как козлятина похожа на мясо ягненка. Попробовав его, создавалось впечатление, что пчелы пропустили через невидимый перегонный куб все существующие в природе горные ароматы. Съев кусочек хлеба, намазанный этим медом, я даже позабыл о том, что у меня остался месяц на то, чтобы найти пятнадцать тысяч франков или умереть.

Монах спросил, может ли он освежиться, и, не дожидаясь ответа, взял чашу и до краев налил себе вина. Затем он по очереди выпил за каждого из нас. В этот момент в нашу столовую зашли пять или шесть бандитов, пожелавших посмотреть, как мы устроились. Монах назвал каждого по имени и из чувства справедливости выпил с каждым из них. Мне оставалось только проклинать его визит и его самого. Уже через час после его появления половина банды сидела за нашим столом. Пока Король отдыхал в своем кабинете, каждый бандит счел своим долгом поближе познакомиться с нами. Один пришел предложить свои услуги, другой что-то принес, а еще один явился без всякого повода и чувствовал себя у нас, как дома. Самые развязные по-дружески просили меня рассказать о нашей жизни, самые застенчивые держались за спинами товарищей и потихоньку подталкивали их в нашу сторону. Кое-кто, насмотревшись на нас, растянулся на траве и, не смущаясь присутствием Мэри-Энн, спокойно похрапывал. Между тем блохи продолжали свой набег, причем в присутствии прежних хозяев они до того осмелели, что я даже обнаружил несколько таких нахальных особей на тыльной стороне своей ладони. Оспаривать их священное право выпаса я уже был не в состоянии. Должно быть, они посчитали меня не человеком, а общественным лугом. В тот момент я готов был отдать три самых прекрасных растения из моего гербария за то, чтобы эти твари хотя бы на четверть часа оставили меня в покое. Миссис Саймонс и ее дочь держались крайне сдержанно и не делились со мной своими впечатлениями, но тот факт, что они непроизвольно подскакивали, свидетельствовал о том, что в этом вопросе мы достигли полного единомыслия. Я даже заметил, как они обменялись отчаянными взглядами, в которых читалась одна и та же мысль: жандармы вызволят нас из лап бандитов, но кто избавит нас от блох? Это беззвучное стенание пробудило в моей душе рыцарские чувства. Сам я смирился со страданием, но видеть, как мучается Мэри-Энн, было выше моих сил. Поэтому я решительно встал и сказал докучливым визитерам:

— Идите отсюда! Король поселил нас здесь, чтобы мы могли спокойно жить, пока за нас не заплатят выкуп.

Квартплата и так слишком высока, чтобы еще и принимать непрошенных гостей. Зачем вы собрались вокруг нашего стола, словно бездомные собаки? Нечего вам тут делать. Нам ничего от вас не надо. Нам надо одно: чтобы вас тут не было. Думаете, мы можем сбежать? Каким, интересно, образом? Сквозь водопад или через кабинет Короля? Оставьте нас в покое. Корфинянин, гони их прочь! Если хочешь, я тебе помогу.

Свои слова я подкрепил действием. Я выталкивал упиравшихся, будил заснувших, тряс монаха, заставлял корфинянина помогать мне, и вскоре стадо бандитов, вооруженных, кстати, кинжалами и пистолетами, с бараньим смирением отступило, хотя некоторые продолжали артачиться и упираться, словно школьники, которых тащат в класс после звонка, известившего об окончании перемены.

Наконец мы остались одни, правда, с нами еще был корфинянин. Я обратился к миссис Саймонс с таким предложением:

— Сударыня, теперь это наш дом. Как вы относитесь к тому, чтобы разделить его на две части. Лично мне требуется совсем маленький уголок, чтобы поставить в нем палатку. Я готов разместиться за теми деревьями, а все остальное достанется вам. У вас под рукой будет родник, и он не будет вам мешать, поскольку вода стекает по другую сторону горы.

Мое предложение было принято не очень охотно. Дамы хотели бы сохранить все выделенное нам пространство для себя, а меня отправить спать к бандитам. Разумеется, британская чопорность только выиграла бы от моего выселения, но тогда я лишился бы возможности видеть Мэри-Энн. Кроме того, я твердо вознамерился держаться подальше от блох. Корфинянин был согласен с моим предложением, поскольку так ему было легче следить за нами. Он получил указание охранять нас днем и ночью. Договорились до того, что он будет спать рядом с моей палаткой, правда, я потребовал, чтобы расстояние между нами было не меньше шести английских футов.

Добившись заключения договора, я устроился в уголке, чтобы поохотиться на мою домашнюю дичь. Но едва я издал первый победный клич, как на горизонте вновь появились любопытствующие бандиты, заявившие, что они принесли нам палатки. Миссис Саймонс развопилась, когда увидела, что ее новый дом представляет собой обычный кусок грубого фетрового полотна, сложенный пополам, прикрепленный к земле деревянными колышками и полностью открытый с двух сторон. Корфинянин клялся и божился, что мы будем жить, как принцы, за исключением тех случаев, когда пойдет дождь или подует сильный ветер. Вся банда сочла своим долгом поучаствовать в устройстве нашего жилья. Бандиты принялись забивать колышки, устраивать постели и накрывать их одеялами. Каждая кровать состояла из подстилки, поверх

Вновь появились любопытствующие бандиты

которой укладывался плащ из козьего пуха. В шесть часов появился Король, чтобы лично убедиться в том, что мы обеспечены всем необходимым. Миссис Саймонс, разгневанная больше обычного, заявила, что мы абсолютно ничем не обеспечены. Я попросил, чтобы издали приказ, запрещающий любые необоснованные визиты. Король тут же установил строгий порядок посещений, который в итоге никогда не соблюдался. Как известно, дисциплина — это слово французского происхождения, и его очень трудно перевести на греческий язык.

Король и его подданные удалились в семь часов, а нам подали ужин. Для освещения стола принесли четыре деревянных факела, пропитанных смолой. Эти чадящие приспособления, горевшие красным огнем, странным образом осветили бледное лицо миссис Саймонс. Ее глаза попеременно то гасли, то загорались, словно огни поворотного маяка. При этом ее дрожавший от усталости голос временами приобретал необычное звучание, от которого мой дух устремлялся в потусторонний мир, и в голову лезли воспоминания о каких-то странных фантастических историях. Запел соловей, и мне показалось, что его звенящая песенка слетает с губ Мэри-Энн. Для всех нас этот день был очень тяжелым, и даже я, не страдающий, как вы успели заметить, отсутствием аппетита, вскоре понял, что хочу не столько есть, сколько спать. Я пожелал дамам доброй ночи и отправился в свою палатку, где у меня все моментально вылетело из головы — и соловей, и угрожавшие опасности, и выкуп, и укусы... Я крепко закрыл глаза и провалился в сон.