Я изводил десятки свитков, перемещаясь по всему королевству. Говорил с лидерами земель, решал межклановые противоречия.

Я умудрился помирить даже Ромалуччи и Адруно, хотя те ненавидели друг друга двести лет из-за горной гряды между землями — каждый клан считал ту территорию своей.

С лидерами кланов мы десять часов спорили до хрипоты, дважды я гасил их магию, чтобы не убили друг друга. Но мы всё же смогли провести границу, которая устроила обоих.

Осталось примирить ещё три клана, и все стихийные маги королевства сообща смогут встать против волны.

Теодоро общался с градоначальниками, проверял планы учений. Делал всё, чтобы мы могли быть уверены: в городах с угрозой затопления у каждого жителя есть свиток, все знают, что делать, всем есть, куда уйти.

Я рвал очередной свиток, но мне каждый раз казалось, что я делаю это лишь для того, чтобы вспомнить Велию.

— Почему вы называете эти пергаментные прямоугольники свитками? — спросила она тогда.

Я любил вспоминать тот день. Тогда я выкроил несколько свободных часов и запечатал свиток с меткой на горной вершине, чтобы показать ей вид на Адруно.

Велия вышла из вспышки и тёрла пальцы, размазывая остатки пыли, в которую превратились половинки свитка.

— Раньше это были здоровенные полосы пергамента, — отвечал я, — на которых писали длинный текст заклинания. Приходилось сворачивать в свитки и запечатывать, чтобы не раскрывались.

Я взял её за руки, очищая их небольшими воздушными потоками. На коже уже не осталось и пятнышка, но я продолжал держать её руки, поглаживая и любуясь изящными пальцами, какими тонкими и хрупкими они казались в моих больших ладонях.

— Это было очень неудобно, и за столетия маги научились делать их всё меньше и меньше. Теперь это небольшие прямоугольники с набором символов под печатью. Удобно. По традиции называем свитками.

Я поцеловал её пальцы и повёл за руку к краю площадки, откуда открывался захватывающий вид на равнину Адруно. Тогда она ещё была не затоплена. Как же дивно мы провели те часы. Велия забрасывала меня вопросами, мы говорили обо всём, смеясь и наслаждаясь обществом друг друга.

Вспоминая, я не заметил, как подошёл к ручью. Он перерезал горную тропу, и я перешёл его вброд. Сколько раз я переносил Велию через этот ручей во время наших прогулок?

Я вышел на берег, просушил сапоги воздушными потоками и продолжил путь к вершине.

Через неделю после расставания с Велией легче не стало.

Неделя прошла. Потом прошёл восьмой день. И десятый.

Сейчас шёл двенадцатый.

И я всё больше осознавал, что жизнь не будет той, что была до Велии.

Моя жизнь раскололась на жизнь до и после.

Я хотел видеть её каждый день. Смотреть, как она улыбается во сне. Наблюдать, как вспыхивают её глаза, когда она просыпается и узнаёт меня. Чувствовать, как под её взглядом сердце стучит сильнее, и прикасаться к нежной коже, погружаться пальцами в густой шёлк белоснежных волос и вдыхать её тонкий аромат.

Я хотел гулять по горным тропам и разговаривать с ней. Хотел слушать чувственный низкий голос и задавать провокационные вопросы, чтобы Велия оживлялась и начинала пылко отвечать, хмуря изогнутые тёмные брови.

Как же я любовался тем, как она закусывала губу, когда я делал вид, что не согласен с её доводами.

— Дарио! Ну это же очевидно! — восклицала она, забегая вперёд на горной тропинке, по которой мы прогуливались.

Она поворачивалась и шла спиной вперёд, чтобы смотреть на меня.

— Велиандес не мог написать этот стих, он жил в другую эпоху! — говорила она громко, взмахивая изящными руками и вглядываясь мне в глаза. — То, что приписывают ему глупцы, совершенно не похоже ни на его стиль, ни на то, какие слова использовали в то время!

Я улыбался, глядя на то, как она раскраснелась от возмущения. А ещё поглядывал вперёд, примечая крупные камни на тропе впереди и незаметно шевелил пальцами, рассыпая их в пыль, чтобы она не споткнулась.

Какая же она красивая была в такие моменты. А я увлекался умной беседой, удивляясь её начитанности, и был неописуемо счастлив.

Как же я скучаю по тебе, моя нежная.

А ведь прошло уже почти две недели. По словам брата, я уже должен быть полностью равнодушен и укладывать в постель девок по всему королевству.

Тео был прав, так всегда и происходило. Даже в моём отряде был десяток магов, которые страдали по отданной жене неделю, а потом, как ни в чём не бывало, возвращались к прежней жизни.

Только вот я не хотел возвращаться к прежней жизни.

Я хотел вернуть Велию.

Теперь в ней я видел прежнюю жизнь. Единственную жизнь, которой имело смысл жить.

Припомнился ещё один разговор с Велией, уже в горном замке. Я тогда вернулся с работ по восстановлению замка Адруно — был очередной удар океана, замок накрыло волной, но маги смогли заставить воду отступить в прежние пределы. Холода близились, меня попросили помочь, чтобы ускорить работы.

Разговор со стихией земли всегда давался мне нелегко. Маги Адруно перемещали по воздуху валуны и выставляли их друг на друга, и я чуть не надорвался, сплавляя песок и скрепляя стену. Маги сменяли друг друга, а я работал без перерывов, разрешив себе уйти лишь тогда, когда стена была закончена.

Устал я тогда жутко. Отменил все дела и поспешил домой. Думал, отосплюсь, но ноги сами понесли меня к горному ручью.

Было заполдень, в это время Велия всегда гуляла там. Бросив взгляд на стражников, неприметными тенями стоявших у деревьев и на скале, я одобрительно им кивнул и приблизился к жене.

Велия поднимала камешки и кидала их в ручей. Улыбнулась широко, увидев меня, подбежала и прижалась, крепко обняв за пояс.

Сердце, как всегда, застучало сильнее.

Люблю вспоминать этот момент. Как прижимал к себе, как накатывала нежность и радость, что ждала.

— О чём ты думала? — спросил я тогда.

— Ты будешь сердиться, если расскажу.

Я рассмеялся, немного отстранился, приподнимая её лицо за подбородок и вглядываясь в озорные ярко-голубые глаза.

— Опять о красно-черных книгах?

Она широко улыбнулась и потянулась за поцелуем. Я помедлил, любуясь дивным зрелищем: прикрытые глаза, разомкнутые пухлые губы, предвкушающая улыбка.

И поцеловал. Она сплела свой язычок с моим, отдаваясь моему напору, отвечая на мою страсть. Я замедлился и наслаждался её губами, тем, как она принимает меня и тянется ко мне.

Я с трудом отстранился и спросил:

— Так что там в красно-чёрных книгах?

И не сдержал улыбку оттого, как она поморщилась.

— Тебя не сбить с толку, верховный маг?

Я поднял её на руки и сел на соседний валун, удобно устраивая её на коленях.

— Верховный маг хочет узнать ответ.

Велия прижалась ко мне и затеребила ткань моего рукава.

— Тот стих, Дарио. Который мне показал Теодоро.

Я поморщился от того, что она назвала короля по имени, но она не заметила, разглядывая воду ручья.

— Но терзаем источник забвеньем. Одиночеством, жаждой мужскою. Плод любви лишь подарит покой. От невесты, чей волос как пена. И наследника магов стихий. Утолит вековечную жажду истока плод любви от невесты стихийному магу. Лишь вдвоём скажут слово они океану и вернут королевству покой.

— Наизусть запомнила. Что тебя смущает?

— Теодоро прав, здесь не сходится. Речь про наследника и невесту и плод любви. Это трактуют как то, что невеста и стихийный маг родят наследника, это и будет плод любви. Но почему плод любви должен утолять мужскую жажду источника? И вдвоём это кто? У меня болит голова уже, я столько об этом думаю.

Я прижал её крепче.

— Не ты одна об этом думаешь, Велия. Мы с Тео голову в своё время поломали, и до сих пор ищем ответ. Безрезультатно. Мать с отцом много ругались и спорили из-за этого стиха перед гибелью. Кармилла настаивала, чтобы идти с ним вдвоём говорить с океаном.

Велия замерла, я чувствовал, что она даже дышать стала медленнее, вслушиваясь в мои слова. Я погладил её по волосам и стал рассказывать дальше: