Интервью, которое я превратила в длинную статью, было опубликовано на первой странице New Zealand Herald. Это был такой хит, что его подхватили и другие газеты по всему миру.

Мои боссы в Бостоне были в восторге и даже попросили меня вернуться с повышением. Мне пришлось притвориться, что телефон отключился, потому что я не могла перестать смеяться. Как будто я когда-нибудь покину это место.

За последний месяц Акеа сделал меня счастливее, чем я была когда-либо прежде. Я никогда не покину его.

— Тебе следует превратить это в книгу, — говорит Чак, с энтузиазмом кивая. — Это наверняка стало бы бестселлером.

— Хммм. — Я наклоняю голову, думая об этом. Из этого получилась бы отличная книга, и я бы хотела поработать над ней с Акеа. Я улыбаюсь, когда представляю, сколько времени это займет. Он бы хватался за мою одежду и наклонял меня по-разному после каждого предложения. Это могло бы быть весело. Это могло бы быть очень весело.

— Я впечатлен, — продолжает Чак. — Я не думал, что в тебе было это, когда ты только приехала, но ты настоящий журналист.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя, как краснеют мои щеки.

Если эта статья произведет на него впечатление, то то, что выйдет, сведет его с ума. Статья об Акеа — ничто по сравнению с тем, что выйдет дальше. Я написала длинную статью о комиссаре, раскрывающую десятилетия его коррупции и злоупотреблений властью. Это, наконец, приведет к его падению.

Запись нашей встречи — всего лишь вишенка на вершине огромной кучи изобличающих улик.

Его пожизненная одержимость погубить Акеа и репутацию его семьи вскоре будет погребена под горой скандалов. Вражда закончится, и Акеа станет победителем.

Из-за меня.

Никто не смеет связываться с моим мужчиной.

Похоже, я отношусь к нему так же собственнически, как и он ко мне. Именно так, как нам обоим нравится.

— Не могла бы ты взглянуть на мою статью, чтобы посмотреть, сможешь ли ты дать мне какие-нибудь указания? — Спрашивает Чак, вытаскивая какие-то бумаги из своей сумки.

— Конечно, — говорю я, принимая их. — Я была бы рада. — Не могу поверить, что парень, на которого я равнялась вначале, теперь просит у меня чаевых.

— Все в порядке, ребята, — говорит охранник, направляясь к двери. — Вы, ребята, знаете порядок действий.

Бабочки начинают порхать у меня в животе, но на этот раз это не от нервов, а от волнения. Я всегда испытываю трепет, когда вижу своего мужчину после игры. Я только что провела последний час и двадцать минут, наблюдая, как мой мощный мужчина укладывает любого мужчину, который пытается к нему прикоснуться. Это всегда меня заводит.

Я следую за толпой репортеров в раздевалку, но на этот раз они не разбегаются к игрокам, а все собрались у двери, выглядя смущенными.

— Шевелись! — Кричит Чак, проталкиваясь внутрь. Я хватаю его сзади за рубашку и вхожу следом за ним.

— Что?..

У меня отвисает челюсть, как и у всех остальных. Вся команда одета в смокинги и стоит в шеренге. Ну, все, кроме Акеа…

Тамати, лучший друг Акеа в команде, выпрямляется во весь рост.

— Kah Mo! — кричит он своим глубоким раскатистым голосом.

Репортеры замирают, когда вся команда отвечает: — Hiii! — и приседают, прижимая руки к ребрам.

Они все смотрят на нас со свирепым выражением лица, их тела воинов напряжены и готовы к битве.

— Ringa Pakia! — Тамати кричит, и все вокруг оживает от топота, хлопанья по бедрам и глубокого хрюканья. Они готовят для нас Хака, и у меня от этого мурашки по всему телу.

Это церемониальный танец самоанцев, и у меня всегда наворачиваются слезы, когда я смотрю на него.

— Rite ko te rite… Hiii!

Они все притопывают ногами и хлопают себя по бедрам в такт, а мы стоим как вкопанные.

— Ka rite… Ha!

Они начинают высовывать языки и надувать лица, когда бьют по твердым мышцам в такт громоподобному ритму. Глаза расширяются. Тела согнулись.

— Ko Zoey Māori e ngunguru nei! — Кричит Тамати.

— Au au aue ha! — Они отвечают как один.

Раздевалка взрывается Хака, и слезы начинают щипать мои глаза. Они все смотрят на меня.

Это перерастает в мощное крещендо, когда все они чтят нас своим прекрасным традиционным танцем.

Внезапно все заканчивается, и толпа мускулистых мужчин расступается, пропуская Акеа, опустившегося на одно колено. На нем смокинг, и в руках он держит открытую крошечную голубую коробочку с бриллиантовым кольцом внутри.

Его глаза прикованы ко мне.

У меня подкашиваются ноги, но каким-то образом мне удается подойти к нему.

Я прикрываю рот дрожащими руками, а из моих глаз текут слезы.

— Зоуи, — мягко говорит он, поднимая на меня взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж?

Я опускаюсь перед ним на колени и целую его долго и крепко в губы, пока все ликуют.

— Да, — выдыхаю я, отстраняясь. — Миллион раз да!

Зоуи

Пять месяцев спустя…

Большие сильные рукиАкеа обнимают меня и двигают вверх-вниз, вверх-вниз. Он тяжело кряхтит, и все его тело напряжено.

— Восемьдесят девять, — говорю я. — Девяносто. Девяносто один.

Мы в постели, но не делаем ничего грязного. Ну, по крайней мере, не в данный момент.

Он жмет на меня лежа. Его одна большая рука сжимает мое бедро, а другая — плечо, когда он поднимает меня вверх-вниз, как будто я ничего не вешу.

Я на четвертом месяце беременности и только что пожаловалась, что стала такой большой, что даже он не мог меня поднять. Боже, как я ошибалась.

— Девяносто восемь. Девяносто девять. Сто.

Он продолжает. Конечно, продолжает…

Мой самоанский жеребец может скакать всю ночь напролет.

— Думаю, теперь ты можешь остановиться, — говорю я со смешком.

Он ворчит, поднимая меня обратно. — Я могу дойти до тысячи.

— Я знаю, что ты можешь. Но меня от тебя тошнит.

Он немедленно опускает меня обратно и прижимает к своей груди. Его большие успокаивающие руки обвиваются вокруг меня, когда он садится и притягивает меня в свои объятия. Я таю рядом с его теплой грудью и бьющимся сердцем. Мне здесь нравится.

Кончиком пальца я начинаю обводить замысловатую татуировку на его бицепсе, и я улыбаюсь, когда вижу, как встают дыбом крошечные волоски.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.

Я улыбаюсь и притворно покашливаю. Он целует меня в лоб и прижимает к себе крепче.

Я бы солгала, если бы сказала, что не доила беременность… совсем немного.

Но это так мило, что он так беспокоится о моей безопасности и благополучии. Он бросает все, чтобы убедиться, что мне комфортно, что меня хорошо кормят и что у меня есть все, что мне нужно. Разве я виновата, что он настаивает на длительном массаже ног?

— Я в порядке. — Я придала своему голосу легкое хныканье, как делала раньше, когда у меня была контрольная по математике, и сказала маме, что я слишком больна, чтобы идти в школу. — Просто… у меня немного побаливают ноги.

Он тут же укладывает меня на мягкие подушки и берет мои ноги в свои огромные руки. Он такой большой и грубый, но со мной он такой нежный и мягонький. Он относится ко мне так, словно я самое нежное создание на свете, и мне это нравится.

Мне нравится в этом человеке все.

Он превратил Новую Зеландию в мой рай, и я никогда не хочу уезжать.

Я даже научилась любить регби, и мне не терпится наблюдать, как он учит играть наших детей. У нас будет столько, что хватит на целую команду, учитывая то, как он продолжает говорить о разведении моей киски и засовывании детей мне в живот.

По-моему, все это звучит заманчиво.

После того, как Уолтер Рейнольдс был уволен с работы, его место занял новый комиссар. Этот парень любит Акеа и сделал его послом спорта.