Акеа еще не сел. Он у двери, пытается что-то придумать. Я слишком занята, любуясь его мощными мышцами спины, которые все напряжены и туго натянуты, вместо того, чтобы видеть, что он делает. Его сексуальные полинезийские татуировки продолжаются на его круглых плечах и покрывают половину спины. Я смотрю на замысловатые черные узоры и тонкие линии, и у меня текут слюнки, когда я слышу громкий треск.

Какого черта?!?

Он вцепился руками в скамейку и отрывает деревянную доску. Когда она ломается пополам, он просовывает сломанный кусок дерева через ручку, чтобы никто не смог войти… и никто не смог выйти.

Я с трудом сглатываю, глядя на осколки, торчащие из сломанного бока. Он только что сломал это голыми руками. Я боюсь думать о том, насколько силен этот человек.

Он проверяет дверь, и она не поддается. Удовлетворенный, он садится на скамейку передо мной и откидывается назад. Полотенце распахивается. Опасно открыт. Он останавливается в таком положении, что я могу видеть его большие мускулистые бедра, но не более того.

Мой взгляд медленно возвращается к его огромному телу. Его тело похоже на татуированную фигурку настоящего мужчины. Этого не может быть на самом деле.

Я не сдвинулась ни на дюйм с тех пор, как он сел. Я как испуганный маленький кролик, надеющийся, что большой злой волк ее не видит.

Он смотрит на мою уже влажную одежду страстным взглядом. Здесь и так душно, и его возбужденный вид делу не способствует.

— Устраивайся так удобно, как тебе хочется.

Капля пота стекает с моей шеи и скользит между грудей. Его челюсть дергается, когда он это видит.

— Мне и так вполне комфортно, — лгу я. Мои волосы потеряли всякий прежний объем и прилипли к потным вискам. Моя блузка прилипла к горячей липкой коже. Он смотрит на нее так, словно собирается сорвать ее, как сорвал дерево со скамейки. — Я слышала, ты не любишь давать интервью.

— Я не знаю.

Мы долго смотрим друг на друга сквозь тяжелый туманный воздух. Внутренняя часть сауны заряжается и шипит, когда горящие угли выделяют больше пара.

— Хорошо, — шепчу я себе под нос, когда опускаю взгляд в свой блокнот. Бумага становится все более влажной от жары. — Ммм, как зовут твою собаку?

— Нет. Вот как это будет работать.

Мой взгляд устремляется к нему, когда он наклоняется вперед. Боже, это полотенце висит на волоске. Я вижу всю его ногу.

— Сначала я задам тебе вопрос. Потом ты сможешь задать его мне.

— Обычно интервью проходят не так.

— Так, когда я их делаю.

Я не могу отвести от него глаз. Каждое низкое рокочущее слово, слетающее с его губ, отдается дрожью во мне и проникает прямо в мою пульсирующую киску.

Мое тело изнемогает, а щеки горят так же горячо, как угли. Я едва могу дышать здесь, но я не уверена, из-за горячего душного воздуха или из-за его горячего, знойного взгляда.

— Хорошо… Что ты хочешь знать?

— Как тебя зовут?

— Зоуи Эллис.

— Зоуи Эллис, — повторяет он и облизывает губы, как будто смакует первый глоток хорошего вина. Он шепчет это снова, и его суровое лицо смягчается.

Я пытаюсь напрячь свой затуманенный мозг в поисках вопроса, связанного с регби, но все выходит грязно.

Наконец-то я кое-что поняла.

— Как давно ты играешь в регби?

— Всю мою жизнь. Как выглядит твоя киска?

— Что…

У меня отвисает челюсть, когда я смотрю на него широко раскрытыми глазами. Он не извиняется за свои грубые слова. Он просто смотрит, ожидая моего ответа.

Он только что это сказал?

— Эта сладкая пизда у тебя между ног. На что она похожа?

Я думаю, что так оно и было!

— Я… Я… не… знаю, как на это ответить.

— Тогда тебе лучше показать мне.

Он наклоняется вперед, и на этот раз полотенце приподнимается достаточно высоко. Я вижу его длинный толстый член сбоку, и мою потную кожу начинает покалывать. Полотенце начинает сдвигаться перед моими ошеломленными глазами, когда его член становится твердым.

Я бросаю взгляд на забаррикадированную дверь и задаюсь вопросом, выпустит ли он меня вообще.

Не то чтобы я хотела уходить… но все же…

— Ты играл в регби в колледже? — Я бросаю "Аве Мария". Он отбрасывает это.

— О нет, — говорит он, поднимаясь на ноги. Белое полотенце падает обратно, но я все еще вижу твердые очертания его члена, прижимающегося к нему, как будто он отчаянно пытается вырваться. — Так это не работает.

Я откидываюсь назад, когда он подходит ближе. Он кладет кулаки по бокам от меня, как доминирующая горилла, которая собирается показать джунглям, кому принадлежит это дерьмо. Я полулежу, как ленивый мальчишка, скамейка надо мной впивается мне в спину. Его лицо оказывается в дюйме от моего. Я слышу его дыхание. Я чувствую его мускусный мужской аромат. Пахнет сексом и опасностью.

— Если я задаю тебе вопрос. Ты отвечаешь на него. Понимаешь?

Я тяжело сглатываю, а затем киваю вверх-вниз. Его глаза гипнотизируют. Они завораживают.

Я в трансе. Сексуальный самоанский волшебник завладел мной.

— Сейчас. — Он облизывает губы, и я сдерживаю стон, когда чувствую его горячее дыхание на своей покалывающей коже. — Как выглядит твоя киска?

Все, что я могу сделать, это в шоке смотреть в его темные глаза.

— Скажи мне, или я узнаю сам.

Его изогнутые татуированные руки держат меня в клетке, как стальные балки. Его массивная грудь движется вверх и вниз надо мной. Его губы на расстоянии поцелуя.

— Она… розовая.

Его сжатая челюсть дергается, и, клянусь, я слышу рокочущий стон, исходящий из глубины его груди.

— Она мокрая?

Я медленно киваю.

— Насколько мокрая?

— Очень мокрая.

Он морщится, как будто мысль о том, что я мокрая для него, причиняет ему боль. Надеюсь, это не так, потому что я достаточно мокрая, чтобы убить его.

— Она тугая? — спрашивает он глубоким хриплым голосом. Его хриплые слова грохочут во мне, оставляя на своем пути обжигающий жар.

Мое сердце бешено колотится, когда он так близко. Мне должно быть страшно, но я возбуждена больше всего на свете. Мои соски затвердели под лифчиком, а моя киска пульсирует.

— Насколько тугая у тебя киска?

— Девственно тугая. — Мой голос едва громче шепота, но это почти ставит этого гиганта на колени. Он убирает руки со скамейки и встает обратно. Он скрещивает свои толстые татуированные руки на груди и смотрит на меня сверху вниз с волнением в глазах.

Я медленно сажусь обратно, и мои глаза оказываются на одном уровне с узлом на полотенце. Мои пальцы начинает покалывать, когда я понимаю, что могу просто протянуть руку и развязать его. Полотенце упадет на землю, и великолепный член этого великолепного мужчины будет виден во всей своей красе прямо передо мной.

Вместо этого я сижу сложа руки.

— Задай мне вопрос, — говорит он. — Поторопись.

Верно. Интервью. Я такой профессионал, что совсем забыла.

Я опускаю взгляд на свой блокнот, который теперь весь мокрый и скомканный. Наверное, это из-за горячего влажного воздуха, но он все это время был у меня на коленях, так что кто знает…

— Ты играл в регби в колледже?

— Да. Ты хочешь, чтобы я трахнул твою маленькую тугую влажную киску своим большим членом?

У меня снова отвисает челюсть.

— О, — говорит он, когда смотрит на это. — Ты хочешь, чтобы я трахнул твой рот вместо этого?

Я не знаю, что сказать, или сделать, или как себя вести. Никто никогда не разговаривал со мной подобным образом. Это так неуместно. Это так непрофессионально. Это грубо, непристойно, вульгарно, и я почти уверена, что это незаконно.

Но я заинтригована.

Отвращение, которое, как я думала, я буду испытывать, не приходит. Их место заняли желание и возбуждение.

Моя киска болит. Она как будто слышит его слова. Она хочет сделать все, что задумал этот сексуальный самоанец, и даже больше.

Ее не волнует, что я на работе. Ее не волнует, что снаружи есть люди.