Озорная искорка в ее глазах сменилась понимающей печалью, а в голосе послышалась обреченность провидицы.

— Я всегда знала, Ваня, — ее губы изогнулись в печальной улыбке, — что ты хороший человек…

Она замолчала, не закончив фразу, но и без слов я уловил продолжение — поэтому и отпустила тебя.

В тот же миг маленькая женская ладошка поднялась и хлопнула Луну по крупу.

— Пошла!

Мягко зашлепали копыта по раскисшей жиже, и сознаюсь, мне до боли тогда захотелось обернуться, но я лишь пришпорил кобылу, желая побыстрее оборвать последнюю ниточку.

От воспоминаний стало совсем хреново, и я даже обрадовался, когда скрипнула дверь, и в проеме показалась голова Калиды.

— Позволишь⁈

Его голос окончательно вывел меня из охватившего все тело апатичного нежелания.

Вздрогнув, поднимаю взгляд на друга.

— Конечно! Проходи, садись!

Калида прошел к столу, но садиться не стал.

— Тут у меня новостей прибыло. Так я подумал, ты должен знать!

«Раз он пришел в неурочный час, — кольнула тревожная мысль, — значит, действительно, что-то серьезное».

С того времени, как я назначил Калиду на пост главы разведки и службы безопасности, у нас родилось негласное правило. Раз в неделю он приходит ко мне и докладывает обо все текущих делах, ну а если что-то срочное, то понятное дело, поднимает в любое время.

Подтверждая мои опасения, Калида нахмурил брови.

— Тут вчера купец Ефимка из Владимира возвернулся, говорит, дела нехорошие там творятся. Мол город бурлит, потому как Михаил Всеволодович Московский наехал нежданно с дружиной да дядю своего родного Святослава, что княжил после смерти брата, со стола Великокняжеского согнал.

Для меня эта новость ожидаема, но показывать это Калиде я, естественно, не собираюсь. Более того, меня интересуют подробности.

— И что же, Святослав Всеволодович так без боя и сдался, и никто за него не вступился? А дружина его как же⁈

Калида, не удержавшись, хмыкнул.

— Так Михаил-то стервец, аккурат после рождества нагрянул. Когда все ближние бояре да дружинники по своим вотчинам да хуторам разъехались. Те, кто остались, конечно, за мечи схватились, но Святослав, видя что силы неравны, не позволил крови пролиться. Отдал стол без брани и в Суздаль к себе отъехал.

Я молчу, а Калида бурчит в сердцах.

— И без того времена темные, а теперь и вовсе мрак. Ведь скоро Михайловы старшие братья из Орды воротятся, они ему такого беспредела не спустят! — Он мрачно покачал головой. — Чего будет, даже сказать не возьмусь!

Я точно знаю, что ничего страшного не случится, и судьба все сама разрулит, поэтому успокаиваю своего друга.

— Не думай об этом! Михаил грех на душу взял, и бог ему этого не спустит.

В глазах Калиды сверкнула искорка удивленного подозрения.

— Что-то не припомню я такого, чтобы ты лишь на господа бога уповал. Раньше ты все больше на свои силы рассчитывал.

Улыбаюсь ему в ответ.

— Это правильно, но тут случай особый, тут судьба и без нас справится.

— Тебе видней! — Он покосился на меня с подозрением, а потом продолжил совсем о другом. — Помнишь, летом у нас человечек был из далеких краев, то ли с Персии, то ли еще откуда, ты у него еще пряности восточные покупал.

Я кивнул, мол помню.

— Льстивый такой, всем улыбающийся тип с масляными глазками.

— Точно. — Калида ухмыльнулся моей верной оценке. — Так вот он тут как-то сболтнул, что хочет в Сарае Батыевом осесть и лавку там открыть, так я опосля с ним поговорил и убедил, что торговля с нами у него покатится как по маслу, ежели им в Твери довольны будут. Он все понял, не даром крученый такой, и вот вчера с Орды караван пришел.

На этом он вытащил из-за пазухи свернутый трубочкой пергамент и положил на стол передо мной.

— Говорил-то перс по-нашему, а вот написал по-своему. — На его лице появилось извиняющая гримаска. — Но ты-то поди разберешься!

Трубочка маленькая и тоненькая, явно для того, чтобы ее было легко спрятать в посохе. Аккуратно разворачиваю крохотный свиток и пробегаю глазами. Написано действительно на фарси, тут Калида не ошибся. Пол листа всякой приветственно-высокопарной ерунды, а в конце коротко о том, что весь Сарай гудит и готовится к войне. Мол новость прошла по степи, что Великий хан Гуюк собирает тумены и по весне собирается идти войной на вана Батыя.

— Ну что там⁈ — Теряет терпение Калида. — Хорошие новости али плохие?

Пожимаю плечами.

— Да как тебе сказать, пишет, что степь скоро снова запылает, что у них, как и у нас, не могут высший стол поделить.

— Так это вроде и неплохо. — Он хитро прищурился. — Пусть воюют между собой, глядишь, не до нас им окаянным будет.

На секунду задумываюсь и отрицательно качаю головой.

«Нет, большой войны между чингизидами не будет. Не дойдет до этого. Помрет Гуюк на полпути, а войско его назад повернет. Но все равно мира не будет, три года еще монголы власть делить будут. Я все это и так знал, но старания Калиды были не зря. Письмо подтверждает мне, что история идет согласно летописи, по накатанным рельсам, и ничего неожиданного ждать не приходится, пока, во всяком случае».

В вслух же говорю намного короче.

— Да, три года по меньшей мере у нас еще есть в запасе.

Мой уверенный тон вновь заставил Калиду покоситься на меня, но и в этот раз он ничего не сказал, а лишь кивнул.

— Запас — это хорошо! — Помолчав, он огладил свою аккуратно постриженную бороду. — Но я к тебе совсем по-другому вопросу. С Новгорода нехорошие вести вот приходят, что посадник ихний Сбыслав Якунович хочет пошлину на товары с нашего торгового двора удвоить.

— Это как же⁈ — Недоумевающе переспрашиваю. — Он сам себе враг что ли⁈ Он повысит пошлину, товар вырастет в цене, так его же свои новгородцы с потрохами сожрут.

— Эээ, нет! — тянет Калида. — Недооцениваешь ты этого жучару. Там ведь еще и Ганзейский двор подсуетился, так они что удумали. На те товары, что с нашего двора пойдут, пошлина, а на те, что они сами с Твери привезут, нет. Те как бы уже и не Тверские товары вовсе, а ихние.

Это уже серьезно, поток на Новгород большой, и потери будут значительные. Побарабанив пальцами по столу, бросаю вопросительный взгляд.

— А родственнички мои что же⁈ Это ведь и по их кошельку ударит.

— Так они-то вот тревогу и бьют. — Калида иронично хмыкнул. — Говорят, Прусская улица ныне в большой силе, их и народ поддерживает, и Ганзейский двор опять же. Ничего с этим Якуновичем они поделать не могут.

В моей голове вновь забегали разнообразные мысли, и основная из них — не можешь остановить процесс, возглавь его. Эта фраза крутится и крутится, а я все недоумеваю.

«Что мне возглавить? Какой процесс⁈ За место Новгородского посадника что ли побороться⁈ — Тут ироничная улыбка невольно тронула мои губы. — Ну уж нет, как говаривал известный мультяшный персонаж, нас и здесь неплохо кормят».

Едва я так подумал, как сразу же появилось и решение.

«Как бы сильно не было влияние родовитого новгородского боярства, вряд ли, в их рядах есть полное единение».

В памяти всплывает моя курсовая работа, а в ней таблица правления Новгородских посадников, а в строке на нынешние годы сразу же несколько фамилий со знаком вопроса.

Поднимаю взгляд на Калиду.

— А что, на самой-то Прусской улице все довольны посадником? Сбыслав этот уже давно сидит, неужто никто не мечтает его подвинуть?

Уловив мою мысль, Калида улыбнулся.

— Почему ж нет, есть такой и не один! Хотя главный и самый его заклятый друг — это, конечно, боярин Онанья Феофилатович.

«Дайте мне рычаг, и я переверну весь мир! — Приходит мне тут же на ум. — Мой рычаг — это серебро и человеческая жадность да властолюбие. Как однажды изрек Великий Александр, там, где не пройдут мои воины, пройдут ослы груженые золотом. Надо брать опыт поколений на вооружение!»

Идея мне понравилась, и я удовлетворенно киваю.

— Вот и пошли человека к боярину. Пусть предложит ему нашу щедрую помощь. Мол, негоже, что такой умный, родовитый и достойный человечище до сих пор на место посадника не взошел, а Якунович не семи пядей во лбу и не по совести уже который срок правит. Обещаний пусть не жалеет, главное, чтобы наш умысел не раскрывал. — Подумав с секунду, добавляю. — Нездиничам это дело не поручай, они народ горячий, а там змеиный клубок еще тот, только испортят все. Тут нужен человек тонкий, умеющий на слабости человеческой сыграть.