Еще не стихло эхо, как Фрол уже занял свое место в строю и, оправив маскировочную куртку, довольно осклабился.

— Господин консул, литву побил, кого еще прикажете⁈

Хмыкнув про себя «литву он побил», упираюсь суровым взглядом во вмиг застывшее от напряжения лицо.

— Молодец, стрелок! — Снимаю накал появившейся на губах улыбкой. — Благодарю за службу.

Перевожу взгляд на выдохнувших с облегчением командиров и не скуплюсь на похвалу.

— И вас благодарю, господа командиры! Отличных бойцов вы воспитали!

Пройдя вдоль выстроенного взвода, прибавляю шагу и направляюсь к командной избе. Трое командиров торопливо спешат за мной.

Потоптавшись на крыльце и сбив снег, прохожу в сени и дальше в горницу. Здесь уже встречает Прошка. Скидываю ему на руки овчинный тулуп, шапку и поторапливаю.

— Давай, давай, шевелись! Карту на стол и горяченького чего-нибудь сделай!

В дверях уже толпятся остальные. Калида степенно вешает свою шубу на вешалку, а Куранбаса и Соболь проходят, не раздеваясь.

Прошка уже раскатал весьма схематично нарисованную мною карту, и я начинаю.

— От нас до Полоцка больше пятисот верст. — Поднимаю глаза на Ваньку. — Ты со своим взводом выступаешь немедленно! Сперва двинешь на Старицу, затем, — веду пальцем линию на карте, — на Ржеву, Торопец, и Великие Луки, а оттуда уже на Полоцк.

Закончив, перевожу взгляд Куранбасу.

— Ты! Поднимай конную сотню и выдвигайся вслед за Соболем по той же дороге. В нагрузку даю тебе княжича Константина. Береги его как зеницу ока, без него вся наша затея яйца выеденного не стоит.

При упоминании княжича Куранбаса сморщился, но не обращая на это внимания, я акцентирую внимание всех на главном. — Учтите, мы во что бы то ни стало должны войти в город раньше Товтивила и закрыть ворота у него перед носом!

Все понимающе кивают, а я вновь обращаюсь к Соболю и Куранбасе.

— Даю вам на все про все, вместе с подготовкой, две недели. Ровно через четырнадцать дней и ни минутой позже вы оба должны быть в Полоцке, и я хочу знать, кто из вас там будет первым. Все ясно⁈

Весь аж засветившись азартом, Ванька гаркнул «ясно» и с вызовом посмотрел на своего бывшего учителя. Куранбаса с серьезным видом тоже подтвердил, что все понял, а затем по-восточному витиевато ответил на брошенный вызов.

— Если заблудишься, молодой, то посмотри вперед. Пыль из-под копыт моих коней подскажет тебе, куда идти.

Соболь уже открыл было рот, чтобы вставить и свои пять копеек, но подняв ладонь, я прекращаю ненужный мне сейчас спор.

— Хватит! Не о том думаете!

Ванька тут же заткнулся, а Куранбаса изобразил непонимающую мину, мол я-то что, я ничего…

Под моим взглядом оба затихают, и я излагаю дальнейший план.

— Я с остальными двумя конными сотнями выдвигаюсь следом, а ты, — Нацеливаю взгляд на Калиду поднимаешь три полных бригады и следуешь к Ржеве, где встаешь лагерем и ждешь от меня известий. Но это так на всякий случай, если мы успеем занять город первыми или что-то непредвиденное случится. Хотя серьезных столкновений я не ожидаю.

Закончив, отправляю всех готовится к выступлению. Соболь и Куранбаса тут же срываются с места, а вот Калида не торопится. Продолжая стоять, он дожидается, пока хлопнет дверь, а потом поднимает на меня осуждающий взгляд.

— Значит, не послушал-таки меня, решил влезть в это дерьмо!

Я знаю, его отношение к Константину и ко всей ситуации в Полоцке в целом, поэтому специально оставил его в резерве, надеясь, что до большой войны дело не дойдет и ему не придется идти против своих принципов. Думал, он оценит, но видать в чем-то я просчитался.

Мне не хочется обижать своего самого верного товарища, поэтому пробую еще раз объяснить ему свою позицию.

— Видишь ли, мой друг, мы с тобой просто по-разному смотрим на эту ситуацию. Ты видишь ее примерно такой. Константин дерьмовый человек, и изгнав его, город поступил совершенно правильно. Пусть Товтивил займет Полоцкий стол, он воин и достойный человек, хоть и литвин. Всем от этого будет только лучше! Я же смотрю на это совсем с другой стороны. Я не вижу ни плохого человека, ни достойного, я вижу только опасность того, что литва захватит еще один город, усилится за счет его ресурсов и приблизится к нашим границам. Я вижу, что следующим шагом Миндовга будет захват Смоленска, а этот город, как ты знаешь, в союзе с нами, значит мы неизбежно втянемся в большую войну с литвой. И тут, мой друг, я должен спросить тебя! Разве не лучше будет, если в этой войне, как и во всех будущих, Полоцк будет сражаться вместе с нами, а не против нас⁈

Вроде бы получилось убедительно, но тяжелые морщины на лице моего товарища не разглаживаются, а только ужесточаются. В его голосе прорезывается нотка обиды.

— Хорошо, пусть так, но даже если ты решил меня не слушать и сделать по-своему, то как ты мог подумать, что я не поддержу тебя в любом решении⁈

Делаю непонимающее лицо.

— О чем это ты⁈

Нахмурившись еще пуще, Калида раздраженно бурчит.

— О том, что сам ты лезешь в пекло, а меня отодвигаешь в запас! Не доверяешь⁈

В таком аспекте я на проблему не смотрел и слегка озадачиваюсь.

«Ну вот, хочешь как лучше, а получается как всегда!» — Съязвив про себя, решаю что пора с этим заканчивать и вкладываю в голос максимум строгости.

— Ты сейчас понимаешь, о чем говоришь⁈ Я тебя не отодвигаю, а поручаю тебе самый ответственный участок. Пока меня здесь не будет, тебе придется отвечать и за наш тыл, и за всю армию в целом, а еще за безопасность Твери, Заволжского, и рудника в Медном. Или ты хочешь, чтобы я это Ваньке Соболю поручил⁈

Жесткий наезд вразумил Калиду, но остаток обиды еще плещется в его глазах, и я добавляю совершенно искренне.

— По уму мне бы самому в Твери надо было остаться, и отсюда за все ниточки дергать. Сидеть в кресле, в тепле, и стратегии разные строить, как и положено большой шишке, а не бросаться самому все дыры затыкать. Так надо было бы сделать, но в Полоцке ситуация такова, что боюсь без меня парни не справятся, а только дров наломают. Вот и приходится мне самому по морозу тащиться черти-куда, а здесь оставлять того, кому я могу доверять. — Смотрю ему прямо в глаза. — Понимаешь, того, кому я могу доверять как самому себе!

Вижу, проняло. Калида успокоился и начал мыслить трезво.

— Я тебя понял, консул! — В его голосе даже послышалась так не характерная для него эмоциональность. — Можешь за Тверь не волноваться, я не подведу!

Укатанный зимний тракт, петляя ползет вверх к вершине холма. По обеим сторонам сплошной стеной высятся вековые сосны и ели, укрытые белыми шапками снега. Низкие серые облака плывут буквально над головой, заслоняя солнце и превращая день в бесконечные сумерки.

У меня ощущение, будто я еду по дну глубокого каньона, а бьющий в лицо мелкий колючий снег — это порыв песчаного вихря.

«Да уж, — мрачно кутаюсь в воротник тулупа, — вот только пронизывает не жаром, а холодом».

Две сотни всадников, растянувшись длинной заснеженной лентой, двигаются по узкой дороге. Я еду в голове колонны, впереди меня только два кардона разведки, дальний и ближний.

Стряхнув с плеч снег, выпрямляюсь и окидываю взглядом всадников. Люди устали, уже вторую неделю в пути, и, кажется, конца и края не будет этим сугробам, ветру и бесконечной дороге.

Впереди в мрачной пелене прорезались силуэты всадников.

«Раз передовой отряд не поднял тревоги, значит свои!» — Успеваю подумать, прежде чем различаю остроконечные башлыки своих разведчиков.

Тройка всадников все ближе, и в снежной пелене я уже вижу, что с ними катится еще и лыжник в белом маскхалате. У меня сразу же вспыхивает тревожная мысль.

«Неужели наши не успели, и литовцы первыми вошли в город!»

Поднимаю руку, останавливая колонну. Теперь мне уже хорошо видны лица всадников из ближней разведки. Их десятник, придержав своего коня в шаге от меня, кивнул на лыжника.