Я позволяю ему брать в долг и тратить мои деньги, потому как в перспективе мне это выгодно. Если затея с Полоцком все же прокатит, то я буду держать этот город вместе с его князем на очень коротком поводке.

«Мои действия мне абсолютно понятны, — иронично замечая я самому себе, — непонятно другое, почему этот человек так охотно лезет в расставленный ему капкан».

Пока эти мысли крутятся в моей голове, я молчу и не спускаю взгляда с моего гостя.

Под прицелом моих глаз великовозрастному княжичу стало совсем не уютно, и он поднял на меня взгляд полный немого раздражения.

— Итак, консул, ты меня звал, я пришел. В чем дело⁈

Не тороплюсь с ответом и вижу, как это бесит моего собеседника. Когда булькающая в нем злость подходит к самому краю, я начинаю говорить, не давая ей выплеснуться.

— Я нашел способ помочь тебе, Константин.

Раздражение на лице княжича тут же сменяется интересом.

— Какой⁈

Оставляю его интерес неудовлетворенным и отвечаю вопросом на вопрос.

— Скажи мне, княжич, за что отец лишил тебя наследства и выгнал из города?

— Это не важно! — Константин раздраженно отмахнулся. — Что ты предлагаешь⁈

— И все же. — Вновь игнорирую его вопрос, а мой взгляд говорит, что ему лучше бы ответить.

Константин морщится, но все же отвечает.

— Ну, пощупал девку, и что такого⁈ Чего шум-то такой поднимать⁈

Дожидаюсь, когда он перестанет возмущаться, и заявляю ему со всем возможным спокойствием.

— То, что ты этого не понимаешь, это твоя беда, но пусть с этим Господь бог разбирается, а я скажу тебе одно. Первое, что ты сделаешь, это женишься на этой девушке, и тогда, возможно, я смогу вернуть тебе княжество.

Мои слова вызвали бурю возмущения, и Константин даже попытался вскочить с места.

— Ты издеваешься! Где это видано, чтобы князь женился на купеческой девке!

Хлопнув ладонью по столу, резко отрезвляю своего гостя.

— Сядь!

Молча дожидаюсь, пока он опустится в кресло, и дожимаю.

— Сиди и не дергайся, пока я не закончу!

Под моим взглядом княжич еще пару раз демонстративно фыркнул и затих, не поднимая на меня глаза.

Я же, ужесточив тон, втолковываю ему простую до боли истину.

— Сейчас у тебя есть выбор! Либо ты делаешь, как я скажу, и тогда садишься на княжеский стол в Полоцке, либо не делаешь… В этом случае пути наши расходятся, и ты возвращаешь все деньги, что получил от меня, а затем выметаешься из моего дома и моего города.

Даю ему пару секунд подумать и давлю сильнее.

— Я жду ответа!

Константин молчит, и я вкладываю в голос угрозу.

— Ну?

Все также не смотря на меня, Константин еле слышно шепчет.

— Хорошо, я согласен.

Не добивая лежачего, довольствуюсь и таким ответом.

— Вот и хорошо! — Смягчаю голос до наигранного радушия. — Вот и отлично!

Княжич поднимает на меня мрачный взгляд, а я открыто улыбаюсь ему в ответ.

— На этом все! Можешь идти развлекаться дальше. Я позову тебя, когда придет время.

Опасливо косясь в мою сторону, Константин поднялся и, ссутулившись, двинулся к двери. У выхода он еще раз оглянулся на меня, словно бы сверяясь — этому ли человеку он только что продался с потрохами.

Встретив его взгляд, отвечаю ему также безмолвно, но очень доходчиво.

«Иди и помни, выкинешь какой-нибудь фортель, и я раздавлю тебя, как клопа!»

Едва за княжичем захлопнулась дверь, как я выдохнул с облегчением. Все прошло даже легче, чем я представлял. На вид Константин смотрелся покрепче, чем оказался на самом деле.

Уже поздно, и откинувшись на спинку кресла, я прикрываю глаза. Хочется покемарить минуток шестьсот, но расслабиться не удается. Почти в тот же миг дверь вновь распахивается, и даже не открывая глаз, я знаю кто это. Только два человека в этом мире могут вот так врываться ко мне. Это Калида и Куранбаса! Половец на левом берегу, на стрельбище, стало быть…

Открываю глаза и вижу, что угадал. Калида уже подходит к столу и, нагнувшись к моему уху, шепчет.

— Взяли обоих! Пока в караулке их запер, что делать-то с ними дальше?

Мне вдруг становится смешно — тоже мне конспиратор, и я не сдерживаю улыбки.

— А ты чего шепчешь-то?

— Тьфу ты! — Калида тоже расплывается в смущенной улыбке. — Да по привычке! Пока этих ордынцев пасли…

Я уже не слушаю. В памяти встает голос одного из монгол, того что покрупнее. Такой шепелявый и заискивающий. Это решает дело, и я поднимаю взгляд на Калиду.

— Пусть из кузницы принесут в подвал молот, пару клещей пострашнее, плетки, жаровню и колоду для рубки дров. — Подумав еще, добавляю. — В жаровне огонь пусть разведут, и этого блаженного, что у крыльца вечно отирается, туда же.

Калида уже понял и, усмехаясь, кивает, а я еще добавляю.

— Как все приготовят, того, что повыше, туда отведешь и меня кликнешь.

Еще раз кивнув, Калида ушел выполнять наказ, а я мысленно усмехнулся.

«А что поделаешь! Ну нету у меня камеры пыток! Нету!»

В кремле есть, но туда вести ордынца чревато. Еще неизвестно, кто за ним стоит, и светиться лишний раз не хочется. Светиться не хочется, а впечатление, что я не шучу, произвести надо, вот и приходится изворачиваться.

Где-то с полчаса ожидания, и Калида возвращается. Не заходя в кабинет, он застывает на пороге.

— Все сделал, как ты просил.

Я тут же поднимаюсь, и мы спускаемся по лестнице на первый этаж. Затем пройдя мимо гостиной и кухни, идем длинным коридором и вновь спускаемся. Лязгает железный запор, скрипит толстая дубовая дверь, и в нос ударяет неприятный запах сырой земли и гари.

Коптит лампа в руках караульного, отбрасывая на стены и пол пляшущее желтое пятно. Мы идем за ним к дальней приоткрытой двери, из проема которой вырывается пучок света.

Потолок в подвале высокий, но чтобы зайти в камеру, приходится нагнуться. Вхожу и осматриваюсь по сторонам. Антураж соответствующий, Калида не подвел.

У жаровни полураздетый сумасшедший в толстых рукавицах увлеченно мешает раскаленной кочергой горящие угли. Его взгляд горит неподдельным безумием, а губы выдают восхищенное мычание. На столе разложены несколько видов клещей, молоток и пила, а посредине камеры стоят деревянные козлы для распилки дров с привязанным к ним голым ордынцем. Он лежит животом вниз, посверкивая белками глаз и поскуливая сквозь забивший рот кляп.

Беру табурет и сажусь прямо перед свесившейся головой пленника. Калида, схватив ее за волосы, поднимает ко мне круглое широкоскулое лицо.

Выдернув кляп, задаю простой вопрос.

— Кто и зачем тебя послал?

В ответ раздается сбивчиво-испуганное.

— Я простой погонщик… Вы меня спутали с…

Прерывая его, вдруг подбегает сумасшедший, махая железным прутом с алым, раскаленным концом. Радостно мыча и хвастаясь своей игрушкой, он пускает слюни и крутит палящим жаром прямо перед лицом ордынца.

Подумав, что лучше и придумать было нельзя, кричу прямо в залитое потом лицо.

— Говори правду и останешься жив! Иначе…

Дальше вместо меня мычит блаженный, шевеля раскаленным железом у самого носа монгола.

Мой расчет оказывается верным, и не выдерживая, ордынец срывается.

— Не надо! Я все скажу! Все!

Удовлетворенно отправляю блаженного Якова поиграться с огнем у жаровни, а сам впиваюсь взглядом в пленного.

— Ну…! Соврешь и будешь молить меня о смерти.

Ордынец, крутя обезумевшими глазами, начинает быстро-быстро говорить, но я все же успеваю разбирать его полубессвязную речь.

Получается, старший, как я и предполагал, тот второй. Он доверенное лицо некоего Юсуфа Ага. Человека, входящего в ближний круг Берке.

«Берке — родной брат Батыя. — На автомате отмечаю я и не совсем понимаю. — Какое дело Берке до меня и до Твери?»

Ордынец уже начал заговариваться, и мне приходится криком направить его в нужное русло.

— Говори! Что вы здесь вынюхивали⁈ Зачем Берке копать под меня⁈