Возражений не было. Раздав еще несколько орагнизационных указаний лорд распустил совет. Он вышел из палатки, в сопровождении офицеров и Энеи.

– Ты можешь занять мою палатку, – сказал Доргар сестре, кивнув в сторону лагеря, где стояла его палатка.

– Не сейчас. Мне нужно разместить свой отряд, – Энея поклонилась. – Разрешите идти, мой лорд? – серьезно спросила она.

Доргар не выдержал и рассмеялся.

– Не мне тебе приказывать, воину повелителя, – тихо произнес он, улыбнувшись. Офицеры оставили их вдвоем, и Энея снова стала его сестрой. – Иди, конечно, – кивнул Доргар, – кстати можешь найти Тренда, он для тебя в лепешку разобьется, – усмехнулся он, вспоминая как рьяно Тренд ухлестывал за ней.

– Обязательно воспользуюсь вашим советом, генерал, – она загадочно улыбнулась и ушла.

– Моя палатка там, – махнул он, уходя.

– Я не заблужусь, – промурлыкала она ему вслед.

**************

Вечер накрыл равнину и лагерь. Запылали бесчисленные костры, зазвенело на точильных камнях оружие, дым серпантином вился в темнеющее небо. Энея заняла палатку Доргара, развязала ремни и подвязки и устало стянула покрытые пылью доспехи, оставшись во взмокшем в течение долгого дня исподнем. Опрокинув голову назад, она расчесала волосы пятерней руки, пыльные локоны скользили между пальцами рук и были неприятны на ощупь. Она до сих пор не знала, как подступиться к порученному заданию, и в задумчивости опустившись на стул, вытянула меч из меховых ножен.

Идеально заточенное лезвие заиграло бликами на узких долах, отблесками рассыпаясь в изумрудных глазах. Перетянутая змеиной кожей рукоять ласкала ладонь и немного холодила серебром тонкой проволоки. Энея не удержалась и, плавно, в кошачьей грации ступив на мягкий ворс коврика, встала в высокую стойку и сделала выпад по мнимому противнику. Всплески уверенных, звенящих воздухом движений, уклон, финт пируэт, выпад. Она умела оценивать свои возможности и знала, что в тесной толчее пешего строя ей не устоять против рослого крепкого мужчины, но в поединке, один на один, она могла закружить в вихрях своего танца многих умелых фехтовальщиков. Незаметно застыв у входа и любуясь на выверенные выпады, Доргар не удержался и, прыснув смехом, захлопал в ладоши:

– Превосходно, дорогая! Но не идеально… – пожурил он ее, пытаясь разозлить.

– Я знаю, кто поможет мне подтянуть навыки владения клинком, – парировала она, нисколько не смутившись его внезапным появлением, и быстро вложила меч в ножны. – Я скучала по тебе, дорогой! – выдохнула она, бросаясь ему на шею.

– Знаю, – ответил он, заключая ее в объятия и кружа по палатке, так что зажженные свечи пустились всполохами пламени в пляс вслед за ними.

Вот теперь это была его Энея, добрая и любящая сестра. Теплом в сердце звучал ее голос и радовал глаза блеск родных изумрудных глаз. Они были двойняшками, но Доргар в шутку всегда звал Энею младшей сестрицей, ведь она родилась минутою позже Доргара.

– Почему ты здесь? – прямо спросил он ее, отстраняя на длину рук и придерживая за плечи. Он как будто боялся, что она может исчезнуть, раствориться в согретом ее улыбкой и ромашковым запахом вороненых волос воздухе, словно призрак, унося за собой это чувство уюта и родного дома.

– Война, – ответила она и отвела глаза, потому что это была лишь отчасти правда. – И я не видела тебя давно! Ты не рад меня видеть? – она прошлась по палатке, хитро прищурив глаза и сложив руки крестом на груди, посмотрела на него, склонив голову.

– Рад, – тепло ответил Доргар. – Я беспокоюсь за тебя… – тут же бросил он уже давно мучащие его слова.

– Со мной все будет в порядке. Все как всегда, – серьезно ответила она и увидела, как он поморщился ее ответу.

– Ты играешь с огнем! – зло бросил он и протер лицо руками, как бы смывая дневную усталость, что накопилась за день.

– Теперь другого пути нет, – спокойно ответила она.

– Да, – кивнул он.

– Пойми же, Доргар! Я всегда преследую интересы нашего рода! Все к чему я стремлюсь – это наше благополучие, твое и мое!– она быстро подошла к нему и взяла его за руку. – Я достигла много, как и ты. Наше положение сильно, как никогда. Мы не можем подвести его, не теперь, когда мы так близки к абсолютной власти в этих землях! Я.…хочу отомстить им! Всем, чтобы они захлебывались кровью, плевались ей, чтобы вороны рвали их тела и клевали глаза! Кровь можно смыть только кровью! – она в ярости вцепилась ему в плечи, грозно сверкая глазами.

– Ты права, Энея, час расплаты близок, – Доргар усмехнулся, попав под влияние ее чувства мести, которое было их общей слабостью.

– Я уйду ночью, когда лагерь заснет, – ответила она, успокаиваясь.

– Посланец Аголорда… – пробормотал Доргар, понимая, что воин, направленный чтобы остановить искателя амулета, это его сестра.

– От тебя ничего не утаишь, – кивнула она, опускаясь на тюфяк. – Его нужно остановить. От этого зависит наше с тобой будущие.

– Будь осторожна, – просто пожелал ей брат.

– Все как всегда, – ответила она.

Он опустился рядом с ней, и положив голову ей на колени, закрыл глаза. Она ласково взъерошила его волосы и мягким бархатным голосом запела:

«Шелест крыльев стих в ночи,

Меркнет свет скупой свечи,

Ворон тенью сел на тис,

Смотрит черным глазом вниз».

Эта тихая песня, сочиненная Энеей у походного костра, стала их уютным пристанищем, единственным напоминанием о былых временах, когда были живы родители. Доргар погрузился в воспоминания. Они никогда не говорили о родителях, словно боясь потревожить оставшиеся в памяти тени, которые легко мог развеять в прах ветер пустых и незначительных слов. Он вспомнил старого мага, что спас их, развалины родового замка и девочку с бледным, но решительным лицом, держащую кинжал в побелевших пальчиках… готовую защищать их жизни до последнего вздоха…

"Расскажи мне, ворон-друг,

Будет ли разорван круг?

В хороводе тусклых дней,

Как мне быть с бедой моей?

Боль, разруха, детский плач,

От меня ты глаз не прячь,

Чую, близиться гроза,

Я уже не вижу зла.

Кровь и боль, сердца в клешнях,

Мною движет месть и страх,

Ты уйми мою печаль,

Сердце к сердцу, к стали сталь.

Но пусты его глаза.

Ворон в ней не видит зла.

Ночь начало всех начал,

Взмах крыла и ты пропал!

Ты живи тоской своей,

Но сомнения не сей,

Сердце встрепенется вновь

Если в нем жива любовь."

Она закончила и осторожно положила голову уснувшего брата на тюфяк. Затем неслышно собралась и выскользнула в ночь. Ее ждал человек, ищущий амулет. Через несколько минут из лагеря выехал всадник, плотно закутавшийся в длинный плащ, скрывающий лицо под опущенным забралом и направился в сторону Драккара

Доргар открыл глаза и с тоской уставился в потолок палатки. Потрескивали свечи, и ночь казалась бесконечной.

День прошел спокойно. Хэгаст с Алтеем отмахали добрых тридцать миль и в сумерках остановились на ночлег в придорожной таверне, определив лошадей под присмотр рябого тощего конюха, жевавшего табачный лист. Выцветшая под дождями и солнцем вывеска изображала пузатую бутылку и деревянный костыль, а кривая надпись гласила – "У хромого солдата".

Выбеленное глиной двухэтажное здание таверны внутри оказалось уютным. Весело потрескивал камин, обволакивая зал, украшенный свежими пучками полевых цветов и душистых трав, мягким теплом.